Жизнь на Плутоне

2022-04-21 20:01:25 Противопоставив в политбюллетене №34 внутреннее устройство Российской Федерации внутреннему устройству Соединенного Королевства, Дмитриевгенич либо намеренно упростил картину для более широкой аудитории, либо намеренно игнорировал развитие британской конституции за последние 50 лет.

Да, Соединенное Королевство это не федерация, а унитарное государство. Но не простое, а девольвированное. Деволюция означает передачу части своих полномочий правительством в Лондоне части своих полномочий правительствам в Эдинбурге, Белфасте и Кардиффе.

У шотландцев, североирландцев и валлийцев есть свои правительства и парламенты. У англичан, составляющих большинство населения Соединенного Королевства, своего правительства и парламента нет.

Говорят, что англичанам правительство и парламент не нужны, ведь они составляют большинство населения Соединенного Королевства, а потому им с лихвой достаточно представительства в общебританских правительстве и парламенте. Знакомо, не так ли?

С этой позицией не все согласны. Например, на экономически депрессивном севере Англии считают, что парламент, находящийся в Лондоне, заботится только о Лондоне и прилегающих графствах (home counties).

Северянам кажется, что их проблемы решил бы отдельный английский парламент в Йорке. На их просьбы обычно отвечают, что их узколобый английский национализм окончательно разрушит Соединенное Королевство. И так уже из-за английского национализма произошел "брексит".

Откуда берется английский национализм, не очень понятно. Ведь нет какой-то особенной английской культуры, четко выделяющейся из общебританской культуры, и нет критериев того, кто является англичанином. Британия это мультирасовое и мультикультурное общество. Например, Идрис Эльба, согласно википедии, это не британский, а именно английский актер, продюсер и музыкант. Открыть/Комментировать

2022-04-21 20:01:24 Сложно не согласиться с мыслью, что ключом к пониманию федеративного устройства России является аналогия с Британией. Только нужно сделать, на мой взгляд, такие поправки: роль Шотландии играла Польша и Прибалтика, роль Уэльса — западные губернии (Белоруссия и Правобережная Украина), а роль Англии — центральные губернии. Украина — это Ирландия с вечно «нерешаемой» «ольстерской» проблемой.

Поволжье и далее — это «заморские» колонии (Канада, Ньюфаундленд, АНЗАК, Родезия и тд). Естественным образом их подвергли доминионизации. Согласно 5-летним планам. Оставив Англию пустым местом на карте, а в случае русских областей — изгибистой чересполосицей по всей северной оконечности Евразии. Открыть/Комментировать

2022-04-10 19:20:54 https://t.me/keksreadinglist Открыть/Комментировать

2022-03-25 21:45:31 ​​Во всей этой истории, которая сейчас происходит, показался примечательным такой момент. Гуманизм или либерализм, как бы провозгласившие человека-самоценность (из казематов «феодализма»), веками глиссировал в направлении небывалого никогда прежде роста субъектности индивида. Родинка на индивидуальном заду в этой оптике гагрантюански возрастала, заслоняя мегаломанский, подлежащий в этой логике «отмене» фантазм коллективной «Родины».

В итоге мнение индивида оказалось столь исключительно важным — важным на деле, а не декларативно — в одном-единственном контексте — массового приведения к вассальной присяге-декларации, полного подчинения-обезличивания. Добровольного набивания масти на лбу в исключительно бинарной (а то и «полуторной») логике. Мнение всякого действительно подлинно-важно. Гуманизм — это феодализм для бедных. Свобода выбора безусловной и всеотдающей присяги одному из полутора сюзеренов.

Еще стал чуть более понятен механизм действия «ипподромной» демократии. Шаг от повязки «фанатского» шарфика, эпизодического гортанного выкрика или маркировки значком на фотокарточке в компьютерной программе до артиллерийской установки или криминального события оказался пренебрежимо мал. Навязывание субъектности («определись со стороной» или «цветом») — категоризация - это, буквально, шельмование, таврирование — оборачивается тем, что «субъекта» раздавили до стадии мокрого, а вскоре и пустого места. Кем этот «субъект» всегда и, с позволения сказать, «был».

Третий момент — саморазоблачение пти-буржуа (а ведь многие успешно маскировались;). Из серии: «играешь в карты, закусываешь — красота, а как о несъедобном — махнуть рукой и отойти». Бездарен не тот, кто не умеет писать повестей, а тот, кто их пишет и не умеет скрывать этого. Что, конечно, оборачивается против автора этих строк. Открыть/Комментировать

2022-03-18 23:16:26 Был тут в Костроме на днях. Они еще не «отменили» Глинку. The imagination is dead. Imagine. Открыть/Комментировать

2022-03-01 01:13:42 ​​Иногда все три основных слоя или уровня, на котором следует декодировать худпроизведение, — бытовой (или буквальный), социальный (или политический) и философский (или экзистенциальный) — спрессованы в один тоненький блин (креп, по-французски). Как в случае с «Ан атандан Годо» Беккета.

Пьеса имела столь оглушительный успех (не сразу, разумеется, сперва французская публика плевалась, и правильно делала, — чуяла английскую поддёвку в традициях аутичного придуривания) по очень простой причине: она живописала корневой и довольно глубокомысленный, если глубоко задуматься, французский атантизм — то есть пти-буржуазную тактику выжидания (кто «победит»: ваши или «ваши»), которая, кхм, овладела умами и кишками французского общества во времена Второй мировой.

Это уровень социальный, французам как нации общественно-политической, самый понятный. Публике резанул по глазам (бесстыжим большей частью) эффект узнавания. Бесконтактную «коллизию» пьесы легко экстраполировать на оба остающихся уровня — этажом и выше, и ниже. Выжидательство глупо осуждать. Ведь человек и вправду немощен перед лицом «места и времени», на плане которых действие уравнивается с бездействием. Как немощен он и перед лицом «государства», в особенности чужого, впрочем, как и своего, принимающего за человека решения, в одностороннем порядке предопределяющие его будущее.

Человеческая психика не приспособлена к войне. Впрочем, к миру тоже. Миропонимание пти-буржуа в условиях мира обычно никак не просвечивается. В условиях же военных (а мелкими буржуа — не будем обольщаться — являются в меньшей или большей мере все люди, даже те, кто и в материальном, и в интеллектуальном планах исключительные) оно составлено из набора довольно грубых типовых заготовок: в понятном диапазоне от «своих не бросаем» или «примкнуть штыки» до «родина там, где теплее» или «стыдно быть тем-то», с известными вариациями.

Владимир и Эстрагон — выкинутые на мороз в поле бывшие пти-буржуа, их обмен внешне (да и внутренне) абсурдными репликами на порядки осмысленнее обывательского миропонимания. Их особенный, исключительный талант к ожиданию способен маскировать самую утонченную работу мысли (как, впрочем, и грязную работу рук) и единственно подлинную свободу — хотя бы временами не быть пти-буржуа. Но для того, чтобы в этом смысле героев освободить, не забываем, Диди и Гого автор сперва радикально деклассировал и экспатриировал. А значит избавил их строй мыслей от нравственных инфинитивов (не говоря об императивах). Ведь Беккет в русильонском подполье — это вовсе не французский пти-буржуа (французское государство за французов крепко подумало — к тому же везение — на 10 ходов вперед — иначе не оказалось бы в призерах по итогам войны), а ирландец, втихаря работающий против немцев на французов, работающих на англичан, которые подспудно работают против немцев и французов вместе взятых. Открыть/Комментировать

2022-02-22 22:09:40 ​​Льотар в знаменитом пародийном труде, как считается, прочертил линии критики по направлению к «метанарративу». Это излюбленный извод французской мысли, я бы его назвал «гусеница гудериана». По факту — это все лишь очередная (французы поставили их на конвейер) апология «вишизма», французской пти-буржуазности. И на эти гусеницы наматываются любые пти-нарративы. Конечно, ничего не должно совершаться во имя мегаломанских идей, трудно (или «нельзя») идти против рожна. И всё, тем не менее, совершается под их сенью, под сенью рожнов. На серости контурных карт, на которых нет человека, не потому что это фигура осуждения, а потому что человека и вправду нет — есть перфокарта, на которую нанесено несколько схем. Пикассо умер, как говорил Каин Вест. Как знать, как знать. Открыть/Комментировать

2022-02-06 02:02:55 ​​Возможно, что вся проблема «крушения античности» коренится в буквальном линейном восприятии темпоральности
и протяженности. Принципиальная масштабируемость культурных и технологических практик не равняется их масштабности. С культурной и технической деградацией локусов человечество имеет дело постоянно в обозримом изводе исторического времени. Лишение отдельного домохозяйства или индивида канала поставок — простейший способ низведения человека-венца творения, coronam creatura, до человекообразного примата за пару недель.

Озадаченность скоростью разборки, безумной дромологией событий снимается при обращении к концепту хронопластичности: время в различных локациях, сюрприз, движется и развертывается различно (Флоренция Медичи оборачивается Никомедией Диоклетиана, и никакой временной пропасти в тысячу с лишним лет между ними нет). В этом, видимо, и соль концепта «неохронологии» (концепт мне по душе, а примеры развертывания не очень), в покушении на кунсткамеру хронологии, где эпохи предстают заспиртованными и разлинованными омертвелыми тушками.

Пространственный разлом (закупоривание канала поставок) приводит к разлому временнóму. То есть проблема античности и ее гибели — это проблема диверсификации, точнее, ее отсутствия. Человечество до сих пор заворожено идеей уникальности, особенности, своеобычности, препятствующей масштабировать успешные практики, граничащие с технологиями выживания. Секрет, обладание им, этой каиновой печатью магического восприятия жизни, — главная доблесть.

Человек Античности — это, получается, анти-Прометей. А Улисс, этот кляйн-Прометей Модерна, муравей под лупой Фортуны, отвергает принцип экономии дара. Выживет ли он и вернется ли в свой малый совершенный мир, куда и желает вернуться вопреки своей искупительной, прометеевой сущности, хороший вопрос. Открыть/Комментировать

2022-01-23 16:18:02 ​​Делёз вскользь назвал Улисса первым «человеком современного государства». Это стоит обдумать. Где пролегает линия разрыва со старым миром? Она пролегает через некоторый парадокс, ведь Улисс — апологет heimat-родины, малого мира, регионалист-«деревенщик», при этом не чурающийся недостойных для прочих ахеян техник, «подлых» ремесел и уловок. Но делает ли он это по своей воле? Нет. Улисса выбрасывают во внешний мир при помощи дьявольской уловки своего двойника — политехника Паламеда. Машина, образуемая Улиссом, его плугом и младенцем-сыном — плод дьявольского ухищрения, изгоняющего Улисса в агональный мир войны и странствий. Горький урок выучен, иллюстрацией чему служит «Одиссея» — серия новелл, на которые герой вынужден идти для реализации своей консервативной программы возвращения домой. В мир-кокон, в котором нет нужды в технэ. В золотой век.

Человек модерна, выходит, это инженер причудливых машин и их же невольный испытатель, рискующий всем, но единственное, что ему нужно — возвращение в исходную позицию, консервативная революция. (В этом смысле новый Улисс, Эней, вовсе не Улисс, а анти-Гектор, принуждаемый к участи Ахиллеса, царя войны, и Агамемнона, царя старого мира, опрокидываемых в будущее римского мировластья.).

При этом проект Улисса, конечно, утопичен и невозможен без метафизических костылей, предоставляемых старыми богами. Этими старыми богами, благоволящими человеку модерна, становятся, вероятно, государственные институты. Ведь сам «модерн» для французского народа-этатиста рождается с возникновением французского государства — это и есть начало «Нового времени» из учебников истории, хотя всегда маскируется под иные события.

Значит протеизм и злосчастные блуждания, на которые обречены современные улиссы, могут счастливо разрешиться. Есть такой слот на поле возможностей — барабане Фортуны. Открыть/Комментировать

2022-01-12 10:04:22 ​​Декстер — конечно, мощнейшее культурное явление, по нашим временам откровенно объемное, никакое «фестивальное» или «авторское» кино в ошметки ему не годится. Кто бы мог подумать, что из серии бульварных полицейских романов (когда со времени ФМ прошло уже несколько эпох) можно вырастить такое ветвистое ницшеанско-фукодианское высказывание. Легенду о Рыцаре с Кодексом, неизбежно деконструируемых.

Декстер в солнечной, летней своей ипостаси — чистый князь мира сего, сверхчеловек, не имеющий физических и моральных пределов, аполлонический художник, солярный брат Государства, восполняющий его дисфункцию (и являющийся остроумной персонифицированной пародией на государственное, организованное и легализованное, насилие) из чистой воли к власти (вилле цур махт). Власти над социальными нормами и телами, из которых сплетен Левиафан. Старый-добрый Декс — апологет чистой биологической власти, прямо как у Фуко: надзирать и карать тела нераскаявшихся грешников, вскрывать их покровы и члены, оставаясь неуязвимым и неуловимым.

Конечно «сверхчеловеческое» не перестает быть одновременно и просто или слишком человеческим, поэтому летнего Декстера флоридского периода донимала жажда диалога, понимания, влекшая его на поиски Двойника. По-простому говоря, любви. Двойник воленс-ноленс должен быть ровней, хотя бы по виду; в случае с Декстером таким же совершенным носителем концентрата власти, способным на трансгрессию (поэтому Декса интересовала криминальная среда душегубцев-коллег по хобби и призванию). Однако, здесь всегда зияла ловушка для любого великого художника — отсутствие ровни. Эрго «трагические одиночество и непонятость».

В зимней, лунарной своей ипостаси сверхчеловек по доброй воле сдался в плен норме, стал подлинным обывателем, под которого лишь гениально мимикрировал в солнечной фазе. Попытка поженить взявшие верх аполлонические инстинкты: выслеживать и карать, с логикой и волей социализации: привязанностью к сыну (биовласть над биовластвующим;) и филистерским бытом обледеневшего лимба — гнилого, как все без исключения во вселенной, глухого местечка, терпит фиаско. Едва разглядев подлинного Декса, его Демона, и родной сынишка-невротик, и любовница-легавая предстают холодными как лед автоматами нормы, и безжалостно с ним, как с абсолютным чужим, расправляются. Их мир без Декстера вряд ли станет более теплым, благополучным или осмысленным.

Декстер, понимая, что он — Анти-Анти-Эдип, совершает как бы по виду акт искупления — но искупать существу вне морали на самом деле нечего, к уберменшен неприменима категория «вины». Драматически и эмоционально слабо достоверная, скомканная и схематичная кульминация — законное следствие самооскопления, измены собственному гению. Декстер просто-напросто проиграл своему подлинному, скрытому за тысячей масок и неперсонифицируемому двойнику — Государству: десница угодила в тот же конвеер «очеловечивания», и сам Декс поехал под пресс. Коготок увяз, всей птичке пропасть, как говорил граф Т. Сверхчеловек умер. Открыть/Комментировать