Жизнь на Плутоне

2021-11-11 16:32:58 ​​Сегодня, как известно, 200-летний юбилей Федора Достоевского, главного с огромным отрывом русского писателя. Дата, если и отмечается в России, то очень тихо (что чудовищно несоразмерно масштабу личности) — не сравнить с цирком, устроенным в честь 300-летия Пушкина при позднем ельцинизме (и то, и другое — плохо).

Тексты, мысли и концепты Достоевского — и есть, скажем так, высокопарно, дом нашего национального бытия. ФМ — один из немногих противовесов насаждаемой у нас негативной геопоэтики. Титан, совершивший подвиг терра- и смысломорфирования в отношении всего русского.

Кажется, что персонаж Порфирия Петровича, этого скромного, вкрадчивого, мудрого и ласкового русского квестора, лучше всего отражает личность автора. Он и есть тот самый великий инквизитор на страшном суде, который мир спасает, противостоя злому севильскому старику из поэмы Ивана. Открыть/Комментировать

2021-11-07 01:55:31 Открыть/Комментировать

2021-10-30 02:09:24 Пересматривая видеозаписи Шейна Мак-Гована, немного приблизился к пониманию концепта «поэт моди». Ну да, Шейн на всех видео (да и в целом) является в отвратительном виде. Сын презираемых в расистской стране (и родине расизма, в первую голову — социального) представителей одной с «автохтонами» расы: ирландец, сын беженцев, уроженец Лондона, удостоившегося от поэта одной только характеристики — dirty old town. Поэт в строгом смысле слова — момента-тайминга (а к чему поэты, как к не описанию momentum!?), когда на тебя несется кулак (“across the bridge”), но это совершенно неважно, не потому, что ты бесчувствен (хотя и поэтому тоже), а потому что это такой (показывает фигу) пустяк. Старательно трезвый исполнитель Кристи Мур и его измученный служка-гитарист служат резчайшим контрастом. И сразу становятся более понятными вроде бы протокольные слова про “man of words, man of music”. Открыть/Комментировать

2021-10-23 15:32:41 ​​Notre histoire est noble et tragique
Comme le masque d'un tyran
Nul drame hasardeux ou magique
Aucun détail indifférent
Ne rend notre amour pathétique
Et Thomas de Quincey buvant
L'opium poison doux et chaste
À sa pauvre Anne allait rêvant
Passons passons puisque tout passe
Je me retournerai souvent
Les souvenirs sont cors de chasse
Dont meurt le bruit parmi le vent
-----------------------------

Роман наш благороден и трагичен,
как маска древнего тирана,
ни авантюрная магическая драма,
ни самая необязательная мелочь
нашу любовь не встрепенёт,
а Томас Квинси пьёт
свой опиум, яд целомудренный и терпкий,
плетётся, бредя, вслед за бедной Анною своей.
Идём, идём - ведь всё проходит,
я обернусь ещё не раз.
Воспоминанья суть охотничьи рожки,
гул коих развевает ветер. Открыть/Комментировать

2021-10-23 10:33:30 У меня день рождения. Настроение постить кринж. Не отписывайтесь, пожалуйста. Иногда меня пробивает, я потом удалю.

Вещь, которая меня больше всего утомляет в современном русскоязычном инфополе, это отсутствие понимания самой эпохальности любой интеллектуальной деятельности; величия, которое скрывается даже за самым скромным актом присутствия интеллектуала в инфополе, вроде этого постинга «инсинуаций с матерком» от какого-нибудь «киберпозитива», которому, судя по всему, просто больно говорить без мата, говорить с позиции «вслушайтесь, всмотритесь, я кое-что понял». Вещь, которую должен осознать любой русский интеллектуал: мы есть атланты и титаны современности, вот современность она такая.

Никому в будущем не будут интересны книги Бориса Гройса, «Лето целого века» или иная «майамификация», Гройс лишь чиновник и на его место просто придут новые, но вот тележечья возня — это будет интересно и интересно всегда, ведь само время сделает её «чарующей» для потомков, как вдруг интересными стали какие-то трешевые посты Ланда о Кабалле на форуме CCRU, где он перекидывался словечком с Негарестани. Это и есть «шокирующее» сети, причина почему о вэбе постоянно хочется начать говорить как о плевре лёгких, кровотоке малышки Лэйн.

То есть, когда вы репостите цитатку Галковского, ехидно или со злобы, то держите в уме, что это современный русский Декарт, он, в принципе, уже породил русское картезианство, которое потихоньку вторгается из будущего в современность, и рано или поздно оно породит русского Делёза, русского Фуко, Дерриду, Бодрийара и Лакана, то есть, огрубляя, «конвеерный цех текстов» питающих интеллектуальную среду.

Когда я читаю «Лесную газету» Ильи Долгова, то держу в уме, что это русский Спиноза, который застрял в стеклодувной мастерской; когда в фид прилетают новости о книжках Романа Михайлова, то я представляю это отзвуками болтовни в среде петрашевцев моего современного Достоевского, ведь необязательно Достоевского переживать апостолом Павлом русской литературы, вот есть просто писатель и его аналог в воронках от «бума легалки» это Роман Михайлов. Когда я слушаю стихотворение об Арцахе от Эдуарда Лукоянова на чтениях Рымбу, то держу в уме, что вот это и есть русский Маринетти, мой «1909 год», о котором кто-то однажды будет читать с придыханием — ого, какие люди были, ого, свидетелем чего он стал.

Когда я пишу, то держу в уме, что я верный ассасин русского Пьера Бурдьё, который ещё только явится, у него будет статус, у него будет гвардия «серьезных читателей», машинам социализации придётся его мнение учитывать и этого русского Пьера Бурдьё очень легко будет определить по случайным цитатам из текстов Жданова о музыке, «Ильи из Прионежья», как я периодически ссылаюсь на Башляра или Лотреамона, в этом и есть шарм необязательности любой интеллектуальной деятельности, ведь каждый отдельный вдох сам по себе необязательный и побочный процесс организма, вдох-выдох, вот и всё.

При этом пафос моего письма, что я не питаю иллюзий и чётко осознаю, что я современный «граф Комаровский» соник-фикшена как придури современности, какой придурью была символисткая поэзия, то есть, будет какая-то восхитетельная Ахматова с восхитительным акмеизмом, в будущей и ненаглядной России, которая по отношению к моим текстам будет определять стоит ли с человеком общаться или нет.

Десятое что там в этих текстах было написано, «мы пленники Ланиакеи». Открыть/Комментировать

2021-10-23 10:33:30 С днем рождения @liliilinii! Открыть/Комментировать

2021-10-21 10:00:48 Закончил читать невероятную книгу невероятного Жака Росси, написанную в соавторстве с Мишель Сард в формате пересказа истории Жака с вкраплениями прямой речи. Книга отчасти пересекается с книгой Шрейдера, но если Михаил Павлович сам был не дурак расстрелять десяток-другой, то Жак удивляет.
Родившийся в семье польского крупного функционера и француженки, Жак быстро осознал необходимость бороться за социальную справедливость. Но как же за нее бороться, имея в активе несколько языков, стальные нервы, идеологическую выдержку, молодость и здоровье? Товарищ Жак-француз убеждает нас, что получал очередное высшее образование востоковеда по фальшивым документам, работая на Коминтерн.... курьером. Да, имея в активе кадра с французским, польским, русским, испанским, итальянским, немецким, английским, китайским, фарси, урду и хинди, коминтерновские шишки не нашли ему занятия лучше, чем быть курьером. Ну или Жак решил так рассказать с учетом последующих событий своей жизни.
В 1937ом он был отозван в "деревню" уже не коминтерном, а третьим управлением РККА. Дальше по классике — избиения, многочасовые фиксации, прекрасная компания таких же агентов, старых большевиков и партийцев в Бутырке, восемь лет. Потом "поезд застучал и столыпин сник", а этап понес нашего героя через материк аж до Норильска, сделав крюк от Красноярска до Иркутска и обратно — описание Жаком пересыльных тюрем бесценно. К концу войны Жак получает на руки заветную справку об освобождении и впутывается в очередную историю, в которую так сложно поверить. Бывалого агента коминтерна провели лагерные суки и хитрый вертухай, да так, что его приняли с микрофильмом с засекреченными картами, парой писем и антисоветской улыбкой на лице год спустя. В этот раз самый справедливый суд не жалеет срока и отсыпает Жаку двадцать пять. И снова филиалы ГУЛАГа, снова блатные и пятьдесят восьмые, снова пайки и холод. Смерть рябого отмечает весь прогрессивный мир (з/к образца 37ого сражались за царство разума, как никто другой), включая Жака-француза. Освобождается он год спустя по амнистии, но добрый господин Хрущев не собирался впускать чоботную шваль в светлую столицу космической империи, да и в другие города европейской части страны. Так Жак попадает в Самарканд, где опять же находит чем заняться, пока не выходит на связь с пережившими рябого коминтерновцами. Те помогают выправить лычки и навостриться обратно во Францию, где Жак отказывается называть себя жертвой сталинизма ("я слишком долго воевал за эту идею, чтобы считаться ее жертвой"), но прикладывает все усилия по популяризации правды о настоящем коммунизме ("кровавая выгребная яма"). Что же такого особенного в книге Жака?
С первых страниц подкупают чувство юмора и невероятно проницательный взгляд разведчика, которым Жак смотрит на мир. Кроме того, книга насыщена анекдотичными случаями как из жизни агента коминтерна, так и из опыта простого советского гражданина второй четверти XX века. Подкупает и честное отношение к себе — Жак может не говорить, чем занимался для Коминтерна, может забыть, чем занимался в первый год на свободе или как же именно удалось вернуться во Францию, но это уважение живого к мертвым. К себе он относится беспощадно, но не скатываясь в жалобный вой о загубленной судьбе. Старик непрерывно сражается с тем, что вообще научило его сражаться и не стесняется в средствах. Монументальный человек монументального века, Жак Росси только напоминает нам о других жаках, иванах и миколах, которые могли знать не меньше языков, любить не менее красивых женщин и рисковать жизнью не менее безрассудно, но которые не смогли выбраться из кровавой выгребной.
P.S. Главный труд Жака, "Справочник по ГУЛАГу", на несколько голов выше работ Александра Исаевича, всем рекомендую. Открыть/Комментировать

2021-10-15 09:30:15 ​​Последний фильм Шьямалана при кажущейся сюжетной незамысловатости, сверхлинейности и отсутствии предметных поворотов и изгибов ставит множество будоражащих проблем и не только поверхностно-этических (о том как принимать себя и утраты и т.п.) или связанных с «санитарным кризисом».

Начать с названия — английское прилагательное “old” трудно переложить на русский. Наиболее уместным тут, вероятно, будет воспользоваться наречием «старо», которое транслирует аффективное восприятие зрелища, либо краткой формой прилагательного в среднем роде: это всегдашнее повествование о каждом — о смертоносной и на временном плане целительной скорости («старо как мир»), и «старо» оно в эдаком, заурядном смысле, сополагая с наглядно-телесной стороной проблемы — старением, болезнями и смертью.

Old — это и Хронос, и этернитас, а точнее Эон. Шьямалан повествует о до гениальности простой вещи — чистой темпоральности в форме скорости, не разложимой до пространственных эффектов и пространственной же интерпретации времени и его трех-четырех измерений. Пространство дано в виде герметичной условности, пустынного, но предельно компактного плато, ограниченного непролазными скалами и немореходными водами.

У главных героев — двух малых детей, как точно подмечает один из них, нет прошлого. Как нет, добавим, и будущего, что как бы наталкивает на размышление о Хроносе. Вместо «до» и «после» — неостановимое и конечное становление. Плато, на которое заброшены герои, из песка, однако, это не подводит нас к метафоре песчаных часов — ограниченной пространственно бесконечности перемещений и смешений. Напротив, перед решающей вылазкой, битвой с бесконечностью (это кажущееся противоречие: ведь максимальная скорость нивелирует соразмерность, сопоставление, делает невозможным черту, границу или след, — поэтому неумолимо кончающиеся герои сражаются именно с бесконечностью) герои предаются умиротворяющему строительству песчаного замка, эфемерии, которой по законам этого антипространства и антивремени предначертано быть долговечней сужаемых в исчезающую точку человеческих жизней.

Лишаемые прошлого люди, которое просто арифметически, на раз, вычитается из их жизней, лишены и будущего, становящегося пренебрежимо малой величиной. Но лишены они и настоящего, скукоживающегося под спудом бездонной глубины прошлого (которое номинально никуда не могло исчезнуть, но в силу действия скорости неуловимо, недоступно) и недостижимой высоты будущего. Есть лишь платоновское «вдруг» с его беспощадной логикой сполохов единственно возможного на этой равнине смысла — небытия. Которое преодолевается в духе голливудского «счастливого завершения», несущего, помимо банальностей, мощнейший гуманистический посыл: небытие предотвратимо (даже будучи бесповоротным) — следует лишь расшифровать код. Открыть/Комментировать

2021-10-05 00:25:53 Агора это турецкая кебабная на rue d'Amsterdam. Открыть/Комментировать

2021-10-05 00:24:42 ​​Глаза римлян, которыми мы на греков смотрим: Открыть/Комментировать