Арен и книги

2022-08-21 13:02:00 ​​Почитал хороший роман — What are you going through американской писательницы Сигрид Нуньес.

Нуньес уже много лет преподает литературное мастерство, редактировала разные литературные антологии, работала в американских журналах и медиа, а также написала несколько книг, в том числе мемуары о Сьюзен Сонтаг. Ее самый известный роман вышел в 2018 году, называется the Friend и посвящен истории одинокой женщины и ее собаки; роман был удостоен национальной книжной премии и европейских наград; на русский переводился, но вышел — внимание — в серии «Тот, кто не предаст. Люди и их питомцы» (не знаю, как Эксмо это делает).

What are you going through посвящен отношениям рассказчицы и ее подруги, умирающей от рака. Как она навещает ее в больнице, как они в последний раз едут за город, как подступают последние дни. Как меняется сам автор. Конечно, тема смерти друга, тем более от рака, заезжена донельзя, и только писатели, наделенные вкусом, могут избежать пошлости. Нуньес — в их числе. Отчасти потому, что она фокусируется на современном отношении к смерти вообще. Что не так с селф-хелпом для смертельно больных людей; чем стоицизм может помочь или чем не может; как вообще смерть можно описать словами и можно ли вообще.

Современная интеллектуальная проза часто напоминает отредактированную расшифровку сеанса у психотерапевта; слишком много романов от первого лица, дневниково-исповедальной формы и с вкраплением эссеизма. Французский писатель Эдуар Леве в романе «Автопортрет» очень точно уловил эту проблему: «Иногда я задаюсь вопросом, чем я, собственно, занимаюсь, искусством или всего лишь художественной терапией». Терапией — или самокопанием. Авторам кажется, что они пишут Великую Книгу, а в действительности — тупо не проработали детскую травму. Еще одна черта такой прозы — неизбывная меланхолия. Уильям Фолкнер связывал ее с тем, что новое поколение писателей слишком уязвлено страхом перед ядерным взрывом или апокалипсисом. В 21 веке его догадка стала common place. Откроешь любой интеллектуальный роман — а там самосожаление, фоновая депрессия или страх перед смертью.

Но Нуньес — что меня воодушевило в ее романе — колеблется между этим хтоническим настроением и надеждой перебороть его. Выходит за пределы социального и психологического, смело ищет метафизические корни страха. Хотя бы с помощью литературного слова — слова, идущего из глубины сердца, как писал средневековый поэт Григор Нарекаци. По сути, именно этой теме — преодолению страха путем литературной реконструкции прошлого — и посвящен ее роман. Я не уверен, что он понравится каждому; но лично на меня произвел очень хорошее впечатление и заставил подумать о современной литературе и ее проблемах. Открыть/Комментировать

2022-08-14 13:12:19 ​​Привет всем новоприбывшим! В этом канале вы найдете небольшие рецензии на прочитанные книги, истории из мировой литературы, а еще ссылки на мои статьи или онлайн-дневник, который я веду на Сигме (доступ только через vpn). В дневнике нет никакого порядка, я пишу свободно и не обращая ни на кого внимания, иногда о литературе, иногда о самом себе, а иногда о футболе или сновидениях.

«Вчера сходили на матч «Пьюника» против «Црвены Звезды». Продули 0:2, при этом арбитр поставил липовый пенальти. Армянские болельщики, как и всегда, нарушали все правила, садясь где попало, разбрасывая повсюду шелуху от семечек и кидая на поле петарды. Вообще атмосфера на ереванском стадионе — словно фильм Витторио де Сики. Дети на трибуне кидались попкорном. Их матери болтали по телефону с подругами. Подростки в спешке курили под трибунами. Растерянные иностранцы не понимали, почему их места кем-то заняты. На поле выбегали политические активисты с плакатами. А полуголые сербы распевали на своем секторе «Оле-Ола, вперед Спартак Москва». Открыть/Комментировать

2022-08-10 11:38:19 По прочтении «Элизабет Финч» Джулиана Барнса задумался, что время, отведенное Барнсу как самобытному писателю, осталось позади; маловероятно, что мне захочется обратиться к его новым книгам. Но это не означает, что роман Барнса оказался плохим; мне он отчасти понравился как раз по причине, что в нем очень явно проступили слабые стороны, или огрехи, которых Барнс не допустил бы в расцвете сил, скажем, во времена «Попугая Флобера». Ведь никто не запретит нам любить книги за их недостатки, правда? И хорошо известно, что пожилые писатели часто повторяют главную стилистическую ошибку начинающих писателей: уделяют все внимание идеям и выводам, нежели повествованию и форме; их голос менее осторожен и куда более прямолинеен; молодым людям не хватает опыта, пожилым — внимательности. В самых печальных случаях писатели на склоне лет скатываются в отталкивающее морализаторство. Но Барнс — приятное исключение; даже когда он касается морали, то не ворчит, не плюется на молодых людей или на окружение; он лишь сожалеет, что ему довелось встретить старость в ХХI веке. Поэтому его последний роман по меньшей мере наивно подвергать оценкам, хороший это текст или плохой; куда правильнее смотреть на него как на откровенный разговор пожилого и отнюдь не глупого писателя с его читателями о самых важных вопросах.

https://gorky.media/reviews/retsept-zreloj-lichnosti-ot-dzhuliana-barnsa/ Открыть/Комментировать

2022-07-27 18:45:00 «В Западном Берлине прошла 100-тысячная демонстрация протеста против повторного ввода советских войск в Будапешт. В Румынии было подавлено восстание этнических венгров. Напротив посольства СССР в Вашингтоне неизвестные зажгли большой крест, осветивший надпись: «Вечная память венгерским рабочим, которые умерли за свободу». Испания и Голландия отказались от участия в Олимпиаде в Мельбурне. Жан-Поль Сартр вышел из Компартии Франции. Альбер Камю обвинил международное сообщество в том, что оно «позволило расстрелять Венгрию. Советский Союз воспользовался правом вето при обсуждении венгерского вопроса в Совете Безопасности ООН. Правительство США не предоставило никакой военной поддержки Венгрии в течение всего восстания, ограничившись радиовещанием РСЕ и публичными заявления администрации Эйзенхауэра. К концу месяца о событиях в Венгрии уже почти забыли».

Новый текст для @knifemedia, на этот раз — о Венгерской революции 1956 года. Коммунисты и тираны, поэты и философы, палачи и беженцы — всем нашлось место в истории этого трагического восстания. Правда, чтение может занять у вас много времени (что-то около получаса), тк текст меня не слушался и постоянно разрастался, наполняясь новыми деталями, историями и героями (нашлось место даже полузабытому венгерскому авангардисту и ныне здравствующему автократу). Но в какой-то миг я все-таки сказал себе: все, тормози. И вот что получилось из этого.

https://knife.media/hungary-1956/ Открыть/Комментировать

2022-07-25 19:48:53 ​​Кто такой Андрей Егунов-Николев — я уже рассказывал. Теперь перейду к его роману «По ту сторону Тулы», который недавно вышел в издательстве «Носорог».

Август 1929 года. Сергей, молодой человек из Петергофа, приезжает к другу в сельский уезд под Тулой. Он считает себя дореволюционным поэтом, но для окружающих сельских жителей — «комик, комик, да вдобавок и поэт». В течение всего романа с Сергеем почти ничего не происходит: он то встречается с местными — другом-пролетарием, нэповцем, ворующим сахар, мещанкой, жаждущей любви, — или спит на сеновале, видит мистические сновидения, пьет чай без сахара, слушает пьяные романсы — короче, отдает себя во власть «русской тульской стихии».

В подзаголовке Егунов-Николев указал, что жанр романа — «советская пастораль». Пастораль, напомню, — это произведение в европейском искусстве (как правило, с эпохи Возрождения и до романтизма), в котором идеализируется сельская жизнь; 6-я симфония Бетховена как пример. Но Егунов-Николев выворачивает идею пасторали наизнанку. Потому что в Советском Союзе, по его мнению, пастораль не может быть идиллической; она может быть только иллюзорной. А за иллюзией кроется обыденное насилие. Егунов-Николев иллюстрирует это, когда посреди «идиллических» событий романа всплывает из ниоткуда насилие — и герои отвлекаются, сбиваются, лишь бы не замечать его. Такая же иллюзорность правит потоком сознания Сергея. Он не знает, кто он и что здесь делает. И при медленном чтении романа часто возникают сомнения, реалистична описываемая картина или плод вымысла Сергея. Я склоняюсь ко второй версии.

Кроме того, Егунов-Николев собрал в «По ту сторону Тулы» коллаж всех будущих литературных текстов, написанных о советской жизни до войны (от Вагинова и Платонова до Зощенко и Хармса), и в то же время — мозаику русских писателей прошлого, от Фонвизина до Чехова. Его язык изобилует многообразием оттенков, напоминая хамелеона. Порой может даже показаться, что Егунов-Николев предугадывает будущую русскую литературы, потому что местами его текст напоминает то ли Венедикта Ерофеева, то ли раннего Сорокина, особенно когда встречаются ирония и насилие. Но во многом по этой причине меня так и не покинуло впечатление, что я уже читал эту книгу, но в изложении других авторов. Я не могу сказать, что нашел в этом романе что-то радикально новое; скорее, встретил по-своему интересный литературный эксперимент, которому, увы, не посчастливилось быть вовремя прочитанным из-за шума времени.

Так что роман оставил меня, честно говоря, равнодушным. Хотя его переиздание, конечно же, новость хорошая. Уверен, для кого-то этот текст вполне может стать поворотным в его читательской биографии. Открыть/Комментировать

2022-07-06 13:49:04 ​​Последнее время читаю старых марксистов, в основном первой половины ХХ века. В юности я был увлечен их судьбами и работами, а затем резко отошел — что нормально, многие проходили через это. Но сейчас, к своему удивлению, снова заинтересовался ими, в частности работами венгерского философа-неомарксиста Дьердя Лукача.

Лукач прожил удивительную жизнь. Советский философ-искусствовед Михаил Лифшиц, бывший близким другом венгра, называл его биографию «романом, более интеллектуальным, но местами и приключенческим». Он не слукавил: Лукач пережил две мировые войны, несколько эмиграций, минимум два ареста, заключение на Лубянке и в Румынии, государственную травлю в СССР и на родине, всемирное признание в молодости и позже в старости. Он жил в Австрии и Венгрии, нацистской Германии и коммунистической России. Он дискутировал или переписывался с Томасом Манном и Карлом Ясперсом, Бертольдом Брехтом и Морисом Мерло-Понти. Он находился на подпольной работе в Вене и занимался изданием журнала в Москве, он преподавал немецкую философию в Будапеште и входил в состав временного венгерского правительства осенью 1956 года. А кроме того, он написал такие фундаментальные работы по философии и литературоведению, как «История и классовое сознание», «Исторический роман» или «Разрушение разума».

Подробнее о своей судьбе и ключевых идеях Лукач поделился в книге «Прожитые мысли: Автобиография в диалоге». Он пересказывает свою жизнь с детства и по самую старость, не пренебрегая скандальными или темными биографическими эпизодами. Книга написана сухо, как и полагает мыслителю «без души» (так Лукач называл себя), но местами прямо таки поражает яркими цитатами, а главное, читается на одном дыхании; за вечер или два ее можно полностью прочесть. Я бы посоветовал ее каждому, кто так или иначе интересовался идеями Лукача или марксизма ХХ века, но в качестве введения — вряд ли.

На русском эта книга вышла несколько лет назад в издательстве «Владимир Даль». Она отлично переведена Алексеем Логуревым и включает в себя предисловие и комментарии, составленные, кстати, такими замечательными специалистами по венгерской истории ХХ века, как Александр Стыкалин и Оксана Якименко. Открыть/Комментировать

2022-06-28 09:24:47 ​​​​​​​​«Армия теней» (1969) Мельвиля — один из лучших фильмов, посвященных французскому сопротивлению, а еще — очередной пример, как Мельвиль играет с реальным и вымышленным в кино.

В фильме то и дело возникает персонаж Люк Жарди — профессор философии и математики, а также — втайне от близких — командир Сопротивления под кодовым названием святой Люк. В течение фильма другие участники Сопротивления читают книги Жарди, цитируют их, размышляют о сути произведений — написанных, кстати, в исключительно французской манере (чего стоит одно название «Бесконечность и континуум», которое вполне могло быть использовано Фуко, Нанси или Мейясу).

Но вымысел у Мелвьиля, как и всегда, — это нераскрытая правда. Вот и в образе Жарди, профессора и участника сопротивления, были использованы реальные истории нескольких борцов Сопротивления, в том числе — французского профессора философии и высшей математики Жана Кавайе, подлинного автора той самой работы «Бесконечность и континуум».

Кавайе — один из самых талантливых людей своего поколения. Родился в 1903 году, к концу 1930-х стал влиятельным во Франции профессором, специализировался на логике, философии математики и философии науке, стоял у истоков структурализма в математике.

В 1939 году был мобилизован, дважды ранен. В 1940 попал в бельгийский плен, откуда бежал во Франции, создал ячейку сопротивления и газету Liberation, которую сам редактировал. С 1941 года преподавал в Сорбонне, тайком продолжая подпольную деятельность. В 1942 году был арестован режимом Виши и помещен в лагерь для военнопленных под Монпелье; в тюрьме написал книгу «Логика и теория науки», оказавшую влияние на французскую эпистемологию после войны. Из лагеря Кавайе бежал в Лондон, где встречался с де Голлем. В дальнейшем посвятил себя прямым военным действиям против немецких оккупантов. В 1943 был предан одним из своих офицеров и арестован гестаповцами. Подвергался пыткам. В апреле 1944 года казнен.

p.s. Мельвиль во время войны тоже находился в подполье французского Сопротивления, бывал арестован, убегал из плена, ездил в Лондон и принимал участие в боях за освобождение французских городов. Открыть/Комментировать

2022-06-24 09:02:00 ​​Я очень много читаю по работе исторических книг, особенно последнее время, поэтому продолжу обзор работ, которые мне очень понравились. Так, «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм» Геннадия Костырченко — одна из лучших исторических книг, прочитанных мной за последний год.

Книга отнюдь не новая (опубликована еще в 2003), но на русском языке, кмк, я не встречал столь основательного исследования истории антисемитизма в сталинские годы. Костырченко описывает хронологию антисемитизма при Сталине: как исчезал (1920-е), как вновь возникал (1930-е), а затем и вовсе закреплялся на идеологическом уровне (борьба с космополитами в конце 1940-х, дело врачей в начале 1950-х).

Я даже не знаю, что сходу выделить в этой книге — она очень информативная. Так, не перестаю поражаться, как уже в годы ВОВ, когда было известно про Холокост, про Бабий Яр, сталинская власть давала молчаливое согласие на бытовой антисемитизм (евреи не сражаются на фронте, а прячутся в эвакуации — «воюют в Ташкенте»), как уже в 1944-45 годах Сталин подозревал Соломона Михоэлса в шпионаже в пользу Америки, как Эренбурга использовали в пропаганде антисионизма, как ЦК запретило публикацию «Черной книги», как лично Сталиным было принято решение об убийстве Михоэлса, как он же санкционировал пытки евреев-врачей, — список, увы, очень длинный.

В то же время книга Костырченко — это фундаментальный портрет евреев Советского Союза, архив удивительных историй и фактов из их жизни в политике, искусстве, культуре и повседневной жизни, и все это, к моей радости, оформлено с указанием источников, с обилием важных комментариев. Перед чтением советую обратить внимание на большое интервью автора — как раз об антисемитской политике Сталина, оно отлично подойдет в качестве введения. Открыть/Комментировать

2022-06-21 09:07:00 ​​Шейла Фицпатрик — известный австралийский историк, автор многих замечательных работ по истории СССР. Методологически она принадлежит к социальным историкам, то есть описывает историю посредством повседневной жизни. На русский язык переведены многие ее книги, в том числе «Повседневный сталинизм», «Сталинские крестьяне», а также недавний интеллектуальный хит — «Русская революция», в которой Фицпатрик описывает «длинную революцию», начавшуюся с событий февраля 1917 года и растянувшуюся до 1937 года; нет сомнений, что это одна из лучших книг, посвященных ранней советской истории и опубликованных на русском в последнее время.

А год назад на русском вышла другая ее книга, посвященная теперь социальной истории не низов, а верхов. «Команда Сталина» — это история ближайшего окружения Сталина, Политбюро, или просто команды, около дюжины человек, которая «возникла в 1920-х годах, после смерти Ленина сражалась с оппозиционными группами во главе с Львом Троцким и Григорием Зиновьевым и, что удивительно, ее участники оставались вместе три десятилетия». Речь идет в первую очередь о Жданове, Хрущеве, Маленкове, Берии, Молотове, Кагановиче, Микояне, Ворошилове. Сталину, пишет Фицпатрик, уделяется и без того много внимания, в то время как об остальных участниках почти не найти толком политических биографий. Этот пробел она и заполняет.

Что значит социальная история по отношению к команде Сталина? Это означает, что Фицпатрик отодвигает на второй план идеологическую составляющую – что все эти люди были, по сути, преступниками — и старается рационализировать их поведение и мотивы, учесть бытовые контексты в принятии важнейших решений, очеловечить их в конце концов. Но это не означает, что она оправдывает их; напротив, путем очеловечения она помогает нам понять их мотивы, почему самые обыкновенные люди смогли породить такую чудовищную систему во главе с тираном. Учитывая, что эта книга была уже 10-й в академической карьере Фицпатрик, в ней чувствуется повествовательное и методологическое мастерство автора: она очень умело соединяет в книге талант историка и талант рассказчика.

Почти большая часть книги — это политическая история сталинской команды. Она показывает, как биографии всех участников сплетались в политическую биографию целой страны. Подзаголовок книги — «Годы опасной жизни в советской политике» — иллюстрирует важнейший аспект этой истории, то есть саму опасность существования при Сталине. Фицпатрик демонстрирует, как на протяжении 30 лет все участники команды были на волоске от смерти, и страх перед Сталиным как скреплял их команду, так и отравлял им жизнь. А заключительные главы книги посвящены уже событиям, произошедшим по смерти Сталина: казнь Берии, разоблачение «культа личности», коллективное руководство, обретение власти Хрущевым — и это самая интересная, самая динамичная часть истории, от которой остается немного мистический осадок; словно ты в очередной раз убеждаешься, как сложно устроена власть и борьба за нее, и как легкомысленно мы о ней судим в обыденное время. Открыть/Комментировать

2022-06-19 09:02:00 ​​«Два пуэрториканца, полураздетые и до блеска намазанные гелем для загара, передавали друг другу дымящийся джойнт. Нью-Йорк, как и раньше, в предыдущие мои приезды, впечатляет контрастностью. Особенно людской. На перекрестке в Сохо стояла девушка с пирсингом и в теннисной юбке, навстречу ей — юный гей с мелированными волосами и золотыми серьгами, в метре от них лежал бездомный мужчина с недоеденным сэндвичем и лицом, оплывшим от крека, а мимо них пронесся на велосипеде белый воротничок в желтых кроксах. И так далее».

Дневник живет своей жизнью. Позади путешествие за океан, встречи с родными и друзьями, очередной просмотр «Однажды в Америке» и новые истории из Еревана. Заглядывайте, если есть желание. Открыть/Комментировать