Вроде культурный человек

2021-12-28 11:18:53 Читаю «Капитализм в огне. Как сделать эффективную экономическую систему человечной» Ребекки Хендерсон. Книгу отхватила на Нон-фике чисто из-за названия. Пока бизнесово-водянисто (авторка — не исследовательница, а бизнес-консультантка), но мне очень понравилась идея из первой части: капитализм морален при условии выполнения нескольких условий, которые на деле не выполняются.

Капитализм как система покоится на убеждении, что единственной обязанностью компании является максимизация «акционерной стоимости» — ее ценности для акционеров (Милтон Фридман). Логика относительно простая — если бизнес делает все ради прибыли, это в конечном итоге выгодно для всего общества.

Во-первых, свободные рынки эффективны, и поэтому ведут к экономическому благосостоянию. Если все фирмы в отрасли сосредоточены на балансе, конкуренция будет толкать их к производительности и инновационности и не давать ­какой-то отдельной фирме господствовать. Цены на конкурентном рынке обеспечивают баланс предложения и спроса, а значит и координацию миллионов фирм в удовлетворении желаний миллиардов людей (пример: производство чего угодно: чтобы у нас было что угодно, десятки компаний в десятке отраслей работают слаженно, что было бы невозможно в любой другой экономической системе — ну типа).

Во-вторых, личная свобода человека является главной целью общества, и право выбирать, на что направить время и ресурсы, должно быть одной из высочайших целей (тут спасибо классической либеральной традиции after-Просвещение). Свобода здесь — негативная, то есть «защищенность от вмешательства», «свобода от» — возможность принимать решения без помех со стороны. В капитализме человек как бы волен выбирать, что и каким образом ему делать, и получает ресурсы, чтобы избирать свою собственную политику (кх).

В-третьих, менеджеры — это представители своих инвесторов. Оправдать доверие — их моральный долг. Менеджер обязан управлять фирмой так, как хотели бы инвесторы («получить как можно больше денег»).

Важно понимать, что эти идеи выросли из страха перед плановой экономикой — государства после войны были сильны и популярны, а капитализм — напротив. В общем, это такая популистская кампания, которая спустя семьдесят лет, в совсем другом мире, почему-то продолжает работать.

Проблема в том, что она на самом деле не очень-то работает, и вот это как раз дико интересно. Ребекка пишет, что свободный рынок ведет к процветанию и свободе только если он по-настоящему свободен и справедлив, если в ценах отражена вся полнота доступной информации, существует подлинная свобода возможностей, и правила игры поддерживают полноценную конкуренцию.

Это, разумеется, не так. Экстерналиям (внешним контекстам, которые участвуют в производстве товара) не назначена настоящая цена, у многих людей нет навыков, чтобы получить свободу возможностей, а компании все чаще могут корректировать правила игры в свою пользу.

Например, мы не платим справедливую цену за товары, потому что многие факторы в формировании цены не учитываются. В Америке электричество из угольных электростанций обходится в 5 центов за киловатт в час (кВт/ч). Но при сжигании угля выделяется углекислый газ, одна из главных причин глобального потепления. Этот киловатт-часа энергии наносит климату ущерб в размере 4 центов. Из-за сжигания угля болеют и умирают люди — в США двадцать четыре тысячи человек в год умирает от болезней (187,5 миллиарда долларов), еще одиннадцать тысяч человек — из-за нагрузки на организм в угледобывающих регионах (74,6 миллиарда). По одной из оценок, каждая тонна углекислого газа, выделенная в атмосферу, — это 40$ расходов на здравоохранение, а значит, киловатт в час стоит примерно на 4 цента больше. Если бы мы учитывали все расходы, реальная стоимость киловатт-часа была бы не 5, а, скорее, около 30 центов — то есть мы платим за угольную энергию лишь около 40% ее реальной стоимости. Сжигание ископаемого топлива кажется дешевым только потому, что мы не считаем все затраты, которые несем — потому что их платит не бизнес, а кто-то другой.

И это еще без социальных издержек (в следующих сериях). Открыть/Комментировать

2021-12-24 18:18:59 Короче, Only Murders in the Building. Сериал Hulu со Стивом Мартином, Мартином Шортом и Селеной Гомес.

С чего же начать.

Стив Мартин и Джон Хоффман (продюсер Grace and Frankie, что, ну как бы, уже неплохо) сделали довольно странную поделку. С одной стороны, это очень Нора-Эфрон-стайл стилистика, в которую завернута до зубного скрежета классическая детективная «кто убийца»-история: трое незнакомцев, живущих в одном здании, пересекаются из-за а) убийства в их здании и б) общей любви к тру-крайм подкастам. Объединяем одно и второе — и получаем компанию «маловероятных друзей», которые расследуют убийство и (ну да) делают об этом тру-крайм подкаст. С другой стороны — ну ох.

В Only Murders in the Building очень много всего — кроме количества серий и клея, который бы скрепил это все разнообразие в надежную конструкцию. Стив Мартин играет актера одной роли — телевизионного детектива, чья карьера уже едва трепыхается. Он прикрывается выученными репликами и держит всех на расстоянии вытянутой руки. Мартин Шорт — эксцентричный бродвейский продюсер, который пропустил все хиты и выпустил только странный треш. У него нет денег, но очень много апломба и любви к квартире, которую он уже не может себе позволить. Гомес — двадцатилетняя таинственная дама с сарказмом и модными наушниками, которая по не совсем понятным причинам живет в фешенебельном нью-йоркском жилом доме, где квартиры себе могли купить только очень давно разбогатевшие люди. Еще в сериале есть Стинг, который играет самого себя, и Джейн Линч, которая играет дублера героя героя (да, это двойная вложенность) Стива Мартина, и которой удается быть им лучше, чем ему самому (вплоть до уведенной Линч жены — в некотором смысле можно сказать, что она тоже играет саму себя). Еще здесь есть микро-истории второстепенных персонажей, раскрытие бэкграундов главных героев, флэшбеки, межпоколенческие шутейки, периодический слом четвертой стены и Тина Фей, императрица тру-крайм-подкастов (очевидно списанная с Сары Кениг, ведущей легендарного Serial).

Сериалу не хватает какой-то определенности и однонаправленнсти, что ли. Он как ребенок в магазине — хочу это, и это хочу, и это хватай и беги! Все вещи — супер, но пока эту неподъемную ношу донесешь до машины, умрешь шесть раз и проклянешь и ребенка, и свою невероятную доброту. При этом сериал остается на удивление даже не просто размеренным, а медленным, медитативным.

Но порой он шокирующе раскрывается — и почти всегда это происходит вдали от основных персонажей. Например, меня до глубины души поразила серия, снятая из перспективы глухого сына одного из второстепенных героев (не буду спойлерить). Весь эпизод раскрывается через его оптику — в мире тишина, наполненная некомфортными, смазанными, глухими звуками, диалогов нет (потому что он их не слышит). Смотреть это сначала необычно, а потом по-настоящему дискомфортно — настолько непросто оказывается вдруг остаться без привычных способов восприятия происходящего на экране. Искра гениальности, не иначе.

В остальном — это приятный, часто смешной, красивый, пусть и немного поверхностный и неравномерный, но захватывающий внимание своей какой-то несуразностью и уютом (там — очень уютно!) сериал. Он что-то немного другое, что в наше время конвейеров — и то хлеб. Открыть/Комментировать

2021-12-17 17:23:05 Хотела написать о своей странной контентной диете, которая сейчас состоит преимущественно из материалов для работы в No Kidding Press, книги про основополагающим практикам в тибетском буддизме и видеоигры Sherlock Holmes: Chapter One, и ощущается СТРАННО, но параллельно случайно написала текст для Bookmate Journal про «33 урода» Лидии Зиновьевой-Аннибал. Пойди разберись!

Текст основан на посте Полины Рыжовой для канала «Лесбийское лобби», но я все равно параллельно перечитала книжку, посмеялась и погрустила, мысленно закрутилась в дым и перья и начиталась всяких серебряно-вековых кулстори про лит-тусовку.

Короче, хорошо провела время, достойно. Повесть рекомендую, она коротенькая, но классная.

Вот эту цитату в тексте я не смогла никуда пристроить, поэтому давайте здесь с неё похихикаем:

Я не понимаю, отчего человек должен работать. Тогда счастливее зверь. Я не люблю работать. К чему себя обманывать? Но, если нужно работать, я покорюсь, конечно, без ропота. Так же покорюсь и боли, и смерти. Открыть/Комментировать

2021-12-07 19:28:07 Читаю «Моя мать смеется» Шанталь Акерман и думаю — зачем я делаю это с собой? Но продолжаю читать. Книга, которая на редкость просто и быстро накручивает твои кишочки на раскаленную железку и тяяяяянет. Оторваться невозможно, конечно.

Мне тоскливо. Это пройдет. Завтра. И даже если мне тоскливо, я не буду отвечать на письма С. Я считаю себя сильной. И приказываю себе ничего не делать. Но когда писем нет, я их жду и не думаю о С., которая тоже должна ждать вот так, ждать писем, думаю только о себе, о том, как я умею бороться.

Теперь, перечитав письма, которые она мне посылала тогда и потом, я испытываю сожаление. Не о нашем разрыве, нет. О том, что не сказала правду в ответ.
Я только и делаю, что сожалею, и хотела бы ей об этом сказать. Но я знаю, что уже слишком поздно, и что, вероятно, лучше ничего говорить и что на этот раз мне надо подумать о ней, а не о себе.

Я только и делаю, что сожалею, но лишь о письмах, а не обо всем остальном.
Это был наш первый разрыв, и я должна держаться.

Я держалась некоторое время, а потом она приехала ко мне, когда я ее не ждала, и я не смогла сказать «уходи». Сказала только, что ты здесь делаешь? Я не была рада.Но она сделала вид, что так и надо, и вошла.

Не надо было ей открывать. Открыть/Комментировать

2021-11-30 22:55:37 Я обычно в канале не пишу про срачи, обсуждаю их в комфорте дружеских чатов и уютного ора, но тут не могу промолчать.

Галина Юзефович встретила единственную книжку, которая подтверждает её точку зрения (геи, феминистки и прочие страшные и непонятные чужие совсем страх потеряли со своей культурой отмены и ломают ей жизни хороших людей), и написала ей пространную хвалебную песнь. В программе — удивительные высказывания о постмодернизме, структурализме, конструктивизме и прочем дискурсе (цитируя автора, «то есть словах»), смешные шутки «ату фэтфоба» и «они геи, черные, не определились с гендером или, допустим, вообще велосипедисты») и прочие вещи, не слишком сочетающиеся с историей и философией науки. В конце — танцы, в смысле, упоминание Гарольда нашего Блума и подчеркивающий глубину личности автора вопрос о том, как же быть с множественностью трактовок искусства, если множественность трактовок реальности авторы рецензируемой книги массово заклеймили (и с чем автор собственно рецензии явно очень согласна). Комплемент от заведения: фраза торжество «повесточки».

Аудитория Яндекс Дзена с Галиной согласна, что должно было обеспокоить её больше, чем повесточка, но почему-то нет.

Ссылку оставлять не буду, лучше — шутка из твиттера. Открыть/Комментировать

2021-11-30 22:55:37 Открыть/Комментировать

2021-11-27 12:31:10 Я тут снова с бедностью. Начиталась статьи про то, как измеряют бедность в США — и почему это абсурдная и консервативная цифра, не учитывающая сложности текущей жизни вообще.

Если кратко: формулу расчета черты бедности изобрели в середине шестидесятых. Она состоит из стоимости еды, необходимой, чтобы прожить год, семье из определенного количества человек (допустим, четырех), и мультипликатора — 3. Это все. Деньги на еду, умноженные на три — если ваша семья выше этой линии, то она не считается бедной в США (а значит, не имеет права на социальную поддержку). С 60-х годов метод расчета не менялся.

Почему три? Потому что тогда же, в шестидесятые, посчитали структуру расходов среднестатистической семьи, и оказалось, что треть они тратят на еду, а остальное — на остальное. Ну и все.

В 63-м году черта бедности пролегала на $3,128 на семью из четырех человек, в 2019 — на $26,172. В том же 2019-м 10,5% населения США жили за (этой) чертой бедности.

Слабость этой модели очевидна: сейчас у людей намного более сложная система расходов, чем в шестидесятые. Например, только траты на жилье выросли на 800% с тех пор. Поэтому некоторые аналитики настаивают, что нужно хотя бы поднять мультипликатор — но можно легко представить, что будет со статистикой бедности, если это случится.

В ЕС, например, логика другая: они берут медиану среднего дохода на душу населения и делят его пополам. Все, кто получают меньше, считаются бедными. Если бы такая логика использовалась в США, в 2019 году за чертой бедности жили бы 17.8% населения. Математика, кстати, сходится — в шестидесятых черта бедности и составляла половину среднего дохода населения страны. Сейчас это почти четверть.

Еще одна логика расчетов основывается на идее, что бедность — это не только недостаточность доходов, но и в целом более широкая экономическая незащищенность, например, отсутствие работы или медицинской страховки (аминь этим людям!). С этой точки зрения 38% американцев столкнулись с одним или более аспектом бедности в 2019 году. И это, честно говоря, выглядит как отличная логика.

В России кстати в 2021 году изменили логику расчета прожиточного минимума — сейчас это 44,2% от значения медианы среднедушевого дохода за год, предшествующий прошлому. И пересматривать его обязаны не реже одного раза в пять лет (но и чаще не обязаны, лол). В первой половине 2021 года за чертой бедности жили 13,1% населения. Среднедушевой денежный доход в 2020 году был 35 676 рублей, медианный (относительно которого у 50% доход выше, а у 50% — ниже) — 27 036,4 рублей.

Увлекательная статистика. Открыть/Комментировать

2021-11-25 13:59:11 Сегодняшний утренний Пресьядо (да, я продолжаю читать «Квартиру на Уране») — о том, что если аргумент научный, это еще не значит, что он онтологически и до последней крупицы трушности истинный. Понимание, которое в современной общественной дискуссии пропадает.

В 1752 году ученый Карл Линней опубликовал трактат «Кормилица как мачеха» (Nutrix Noverca), в котором призвал женщин кормить детей своим молоком во «избежание загрязнения рас и классов» через молоко и потребовал, чтобы государство в интересах гигиены и общественного порядка запретило практику кормления чужих детей. Трактат Линнея приведет к обесцениванию женского труда и криминализации деятельности кормилиц в XVIII веке. Обесценивание молока на рынке труда сопровождается новой риторикой символической ценности материнского молока. Молоко, представленное как телесная жидкость, через которую передается от матери к сыну национальная социальная связь, должно потребляться внутри домашней среды и не являться объектом экономического обмена.

Молоко — рабочая сила, которую пролетарские женщины могли выставить на продажу, — становится драгоценной биополитической жидкостью, через которую перетекает расовая и национальная идентичность. Молоко отчуждается от женщин и присваивается государством. Одним махом достигаются три цели: обесценивание женского труда, приватизация телесных жидкостей, заточение матерей в домашней среде.

Вообще еще много думаю о том, почему мы сейчас живем с ощущением, что мы достигли какого-то крайнего уровня познания. Конечно, во все времена люди (например, Линней!) были уверены в чем-то, как в полностью истинном, но все равно присутствовало некоторое ощущение, что открыто, понятно и достигнуто далеко не все (хотя возможно это мое предубеждение). А сейчас с популяризацией науки и проникновением научного языка и какой-то привычки к очень условно связанному с наукой повседневному познанию (типа: любой может пойти читать статьи в «Ланцете») мы как будто поселились на некоем крайнем фронтире прогресса и сидим, отметаем любые аргументы как «ненаучные», а значит — неистинные, не имеющие отношения к реальности, и омываемся самоуверенностью.

Это примерно как если бы ты прошел километр по темной пещере и стал бы почему-то уверен, что впереди нет обрыва, ведь ты уже прошел целый километр, и вся тьма осталась позади, но ты забываешь, что впереди тоже тьма. То, что ты стал чуть умнее и пещера стала чуть привычнее, чем была пятьсот метров назад, когда позади было всего пятьсот метров тьмы, а не целый километр, еще ничего не значит. Впереди может быть примерно сто тысяч километров, и у тебя примерно ноль способов это узнать. Терять осторожность и любопытство в пользу самоуверенности — опасное решение. Открыть/Комментировать

2021-11-24 10:46:24 А вот здесь лежит довольно базовый текст про «капитализм сломался»-экономику. Да, и такая есть, и я, разумеется, ОБОЖАЮ такое.

Суть простая (все на примере Америки, ясное дело, но для понимания концепта этого достаточно): люди не хотят работать. Бизнес берется за классический аргумент: государство платит пособие по безработице, и это делает людей ленивыми.

Но ситуация на самом деле сложнее. На самом деле люди не хотят работать за минимальные зарплаты в городах, где стоимость жизни постоянно растет, в плохих условиях, без гарантий социальной безопасности. И в этот момент экономическая модель большого количества бизнесов, которая основывается на постоянном доступе к дешевой и непритязательной рабочей силе, сбоит.

Это особенно распространено в сфере гостеприимства и ресторанном бизнесе: компании постоянно ставят интересы клиентов выше интересов работников, а еще выше — интересы собственных бизнес-планов. Неудивительно, что, получив выбор, многие люди решают перестать участвовать в этом.

Эти люди — а еще сотрудники сфер образования, благотворительности, здравоохранения и так далее — даже не просто заебались или выгорели, они деморализованы.

Есть термин YOLO-экономика: люди, заработавшие денег в офисах, и не потратившие особо ничего за два года ковида, переоценившие свою жизнь и так далее, драматически меняют профессии или вовсе сходят с карьерной беговой дорожки.

Но в ядре «капитализм сломался»-экономики другое чувство — не «мы живем только один раз», а «эту жизнь просто больше невозможно вывозить». Внезапно оказалось, что примерно каждый элемент современного общества абсолютно неприспособлен для жизни. Люди принимают решения не из каких-либо привычных прогрессивных ценностей — а из очень эмоциональных и простых. Съезжаются семьями, копят деньги, работая удаленно, бросают набирать учебные кредиты, и, да — отказываются работать на дерьмовых работах, коих а) большинство и б) на которых стоит бОльшая часть американской экономики.

Это интересно, потому стоит абсолютно перпендикулярно ключевой идее: прибыль — главная ценность, экспоненциальный рост — наше все, а условия труда — это полная абстракция. В «мыслительной» работе такие золотые тельцы — продуктивность и трудоголизм на грани сумасшествия.

Пандемия показала всю нежизнеспособность этих стратегий, а еще — дала неожиданные способы выйти из этого нечеловечного колеса сансары. И важно понимать, что этот выход — не неудача, но и не «забота о себе» в привычном индивидуалистском смысле. Это тревожный звоночек — в обществе нереально жить.

Если бизнес не может платить нормальные зарплаты — это вообще бизнес? Если уход за детьми — провальный рынок, но без него экономика просто перестает работать (специалисты с детьми вынуждены уходить с работы, потому что некому отдать ребенка), что должно поменяться? Ну и так далее.

Что будет — неизвестно, но что-то будет. Открыть/Комментировать

2021-11-24 01:01:05 The dismal fact is that self-respect has nothing to do with the approval of others—who are, after all, deceived easily enough; has nothing to do with reputation—which, as Rhett Butler told Scarlett O'Hara, is something that people with courage can do without.

Очень крутое эссе Джоан Дидион для Vogue про самооценку, самоуважение и вот это все «само» — отношения с собой, ощущение себя.

Понравилась мысль, что самоуважение во многом — это способность признавать и принимать свои ошибки как, действительно, свои, и ничьи больше, и не видеть в этом ничего потрясающего самые основы личности. Если ты решаешь вместо работы зависать в баре, ты не удивляешься потом, что кто-то другой сделал что-то классное, а ты — нет, потому что все это — результаты твоих выборов, и в этом нет ничего катастрафического. А еще она на редкость удивительно точно описывает это-странное-состояние-без-самооценки: To lack it is to be locked within oneself, paradoxically incapable of either love or indifference <...> we are peculiarly in thrall to everyone we see, curiously determined to live out—since our self-image is untenable—their false notions of us.

1961 год, а проблемы в общем-то все те же.

Every encounter demands too much, tears the nerves, drains the will, and the spectre of something as small as an unanswered letter arouses such disproportionate guilt that one's sanity becomes an object of speculation among one's acquaintances. To assign unanswered letters their proper weight, to free us from the expectations of others, to give us back to ourselves—there lies the great, the singular power of self-respect. Without it, one eventually discovers the final turn of the screw: one runs away to find oneself, and finds no one at home. Открыть/Комментировать