Beshley

2022-04-10 19:42:58 После соцсетей начинаешь — ладно, я начинаю — всего опасаться. Накручиваешь себя. Готовишь к худшему или хотя бы к сложному. Сегодня шла на косметическую процедуру к девушке из Украины. Приготовила разных слов — ничего не пригодилось. Говорили мы как обычно. Но говорили о войне: по-живому, по-настоящему, без готовых конструкций.

Я ценю каждую встречу и каждый разговор в эти месяцы.

Я ценю всех моих друзей, близких, родных и любимых, ценю своих добрых знакомых — ни один, ни один мой человек не поддержал эту войну.

Я ценю людей, которые уехали от войны и приняли мою помощь. Ничто не отнимает сейчас так силы, как бездействие, и мало что даёт столько сил, как возможность помочь.

И ценю людей, с которыми жизнь сводит ситуативно, по обстоятельствам: таксистов, продавцов, владельцев кафе и предпринимателей, курьеров, преподавателей языков, волонтеров, официантов, мастериц маникюра, организаторов лекций, психологов, экскурсоводов, преподавателей йоги, художниц — многие из этих коротких встреч получили новую глубину, словно каждый человек теперь желает раскрыться и сказать о своих чувствах, и узнать о твоих.

Я не могу рассуждать о том, что будет, и не могу думать о том, как нужно жить, когда кончится война, конца которой не видно. Всё кажется ошибочным и неверным — после того, как началась катастрофа, которую готовили публично и демонстративно и в которую никто не желал верить. Любая мысль о будущем теперь кажется мне wishful thinking, даже если это мысль о ещё большей катастрофе.

Поэтому я верю только этим встречам: что люди сумеют остаться людьми. Открыть/Комментировать

2022-04-06 16:51:46 Долго писала этот текст для «Холода». Мне было важно показать самые разные аспекты этой истории: как бежавшие от войны люди не хотят называться беженцами, как квалифицированные специалисты вынуждены искать любую работу, как люди, у которых ещё месяц назад была своя квартира и вещи в шкафу, — приезжают в чужую страну с одним рюкзаком.

Я знаю много историй. Но рассказала одну — которую наблюдала ближе всего: мать и дочка-студентка. На их примере я показываю, как тяжело найти жильё и трудоустроиться, как нервно в чужой стране без языка и хороших сбережений. И в какое испытание превращается переезд в Европу, когда ты больше всего на свете — хочешь домой, где под угрозой остались самые близкие люди, которых ты не смог вывезти.

Поскольку я лично имела дело только с женщинами, мне сложно было избежать мыслей о том, как война ударила по их экономической реализации: потеряв свои карьеры и планы, они должны начинать с нуля, без языка и подтверждённого образования. И это мне ещё не приходилось близко наблюдать историй с маленькими детьми.

Многие справятся, и многим помогут справиться.
Люди, которые останавливались у нас — сильные, смелые, самостоятельные и целеустремленные. Они уже учат язык, нашли подработку и встали на биржу труда.

Но только подумайте: месяц назад ты жила в своей квартире и ходила на любимую работу, а сегодня — едешь на какое-нибудь производство розеток в Чехии, да и то, если повезло найти место.

И таких людей миллионы Открыть/Комментировать

2022-04-06 16:44:04 — Ну вот же есть посудомойка, давайте мы в ней все помоем, — говорила я, пытаясь отнять у Лены салатницу. 

— Не надо в посудомойку, я сама.

— Да это же просто, я все сейчас загружу. 

— Помою сама. 

— Ну зачем вы будете мыть посуду? Отдыхайте! 

— Мне нужно. Пожалуйста. Мне это нужно.

https://holod.media/2022/04/06/not-refugees/ Открыть/Комментировать

2022-04-03 21:37:22 У меня остановились два новых человека — женщины из Киева, которые вскоре после начала войны выехали к родственникам в область. Думали, что воевать будут с крупными городами, а в деревне будет спокойнее.

Одна из женщин — ей нет тридцати — пережила почти двухнедельную оккупацию и еле выехала по зелёному коридору: все дни в оккупации родственники прятали ее, чтобы российские солдаты не изнасиловали. Теперь она не может спать.

Рассказывают ужасные вещи: грабежи, убийства, жестокость по отношению к детям. Страх, страх, страх — от каждого шороха, каждого звука.

Говорят: «Мы не можем ненавидеть всех. Ненавидим тех, кто это делал». Я им за этот выбор благодарна. Открыть/Комментировать

2022-03-26 22:12:24 Вижу, что в текстах моих люди видят очень разные слова.

Хочу сказать, что если я пишу о неловкости, которая возникает у меня в связи, например, с языком — то это не от стыда или вины. А от того, что я выросла человеком, который боится задеть чувства другого — бывает, что боится излишне.

Я сильно чувствую напряжение и перемену настроения в других людях. У меня есть это свойство, оно было приобретено в сложных обстоятельствах, и я не могу от него отказаться — такие дары возврату не подлежат.

Я знаю, что многие этим мучаются, как многие сейчас мучаются чужой виной или стыдом: потому что людей, воспитанных в сложных обстоятельствах, к сожалению, слишком много.

Поэтому я пишу, как преодолеваю свои состояния — когда неловко, когда кажется, что должно быть стыдно, когда боишься другого человека задеть, хотя он ничего ещё не сказал.

Нет идеальной схемы. Если люди более уверенные, кто опирается на чувство собственного достоинства и моральной правоты спокойнее: кто ведёт себя так, как и раньше, и не пытается уловить перемену в окружающих людях. Я им немного завидую и учусь оставаться в границах себя — своих дел, своей личной ответственности, не брать лишнего и не виниться за виноватых.

И это как раз то, что я хочу передать, а вовсе не стыд и вину. Не ищите их — они никому не помогают. Открыть/Комментировать

2022-03-26 18:21:03 Была в рыбной лавке. Продавец — молодой мужчина из Украины. Всегда раньше говорил со мной на русском. А тут я пришла и не знаю, как к нему обратиться. Попросила кусок рыбы на чешском, благо это не сложно — лосось он и в Праге «лосос».

Продавец кладёт рыбу в пакет, смотрит исподлобья:
— Вы ведь по-русски говорите.
— Да.
Называет стоимость рыбы, я добавляю упаковку вяленых помидоров, а сама чувствую, что у меня какая-нибудь печенка внутри сейчас лопнет от напряжения и все внутренности перемешаются.
— Вы ведь из Украины? — спрашиваю.
Кивает.
— Как вы? Как ваши близкие?
— Я нормально, — говорит резко. — Я нормально. И семья моя здесь. А друзья в Киеве. И в Харькове. Вы знаете, что в Харькове? Они его разъебали. Они просто весь его разъебали.

В русском языке сейчас нет слов, чтобы говорить с украинцем. Что я скажу ему? Слава Украине? Дам понять, что я из других, из «хороших» русских? Что я не такая, как «эти»? Что бы он, этот человек, переполненный чувствами, сейчас что? Сделал мне скидку?

Не нужны мне никакие скидки: пусть судят все, кто хотят судить. Не хочу я быть «хорошей» русской. А что я не плохой человек — это мне и самой известно. Больно только очень: вот мы стоим, два человека в рыбном магазине, продавец и покупательница, а между нами уже не только прилавок и кассовый аппарат, но война и разрушенный Харьков, и роддом в Мариуполе, и тысячи погибших людей, и сквозь это гигантское, бомбами выжженное пространство я говорю:
— Мне очень жаль.

Говорю так, что меня слышно. Открыть/Комментировать

2022-03-16 16:12:01 Сегодня мог быть день рождения ЮВ — моей первой терапевтки, медицинского психолога, кандидатки наук.

А, собственно, почему мог бы?

Сегодня день рождения ЮВ! Моей первой терапевтки! Медицинского психолога и кандидатки наук. Не знаю даже, что бы она сказала, увидев себя кандидаткой. Пошутила бы как-нибудь. Остроумие у неё было выдающееся.

Ещё она сказала бы мне: «Бросьте грустить, а то я подумаю, что вам это нравится», — если бы не было войны. А что она могла бы сказать в это сложное, темное время — я не знаю. ЮВ умерла.

В последние годы она много писала о том, как тяжело ей мириться с происходящим в России. Она работала в Москве, но жила в одном из областных центров, много ездила. Ее пугало то, что она стала замечать в людях — звериную озлобленность, расчеловеченность, которую ей никак не удавалось описать. Мне казалось, что она преувеличивает, что у неё слишком мрачный взгляд.

В одну из последних наших бесед она — такая человеколюбивая, помогающая, поддерживающая, спасшая очень многих и всем вокруг дававшая надежду — вдруг написала мне: «Люди дьявольски тупы».

Я думаю, она видела то, что проявилось сейчас. То, чему мы только теперь начали ужасаться.

Мне бы очень хотелось поговорить с ней сегодня, поздравить ее. Ещё больше мне бы хотелось ее обнять. И в то же время я представляю, как она бы сейчас болела своей душой, своим сердцем, как болел бы ее голос и ее глаза. ЮВ, которая столько сделала для того, чтобы ее клиенты учились любить, — как бы она справилась с этим временным торжеством ненависти и зла?

Она бы справилась. И она бы нашла слова, чтобы справилась я, чтобы справился каждый, кто обратится за помощью.

ЮВ учила меня принимать то, что есть. Принимать, но не мириться!

И — улучшать.

Она часто говорила, что не все можно изменить, но многое можно улучшить. И я живу с этими словами. И многими другими мудрыми фразами, которые она мне подарила. Когда воспоминаю их — дарю другим.

Сегодня — вам. Открыть/Комментировать

2022-03-15 15:14:41 Друзья, за провокации в комментариях буду банить. Я сейчас стараюсь сохранить свои социальные сети и оставить их местом, свободным от ненависти, злобы и желчи. Все свои тексты я сейчас пишу таким образом, чтобы они работали на поддержку — меня и моих читателей, которые живут в разных странах. Я делаю то немногое, что мне доступно, в том числе — стараюсь делиться только тем контентом, который снижает градус напряжения хотя бы среди моей небольшой аудитории. Я прошу вас с пониманием отнестись к моим ценностям. И если вы их не разделяете в настоящую минуту, то лучше расстанемся по-хорошему — отпишитесь. Всем Открыть/Комментировать

2022-03-15 13:06:07 Да что опять стряслось в пункте выдачи здравого смысла?

Мы не знаем, где находится Марина Овсянникова. Пока существует угроза жизни, здоровью и свободе человека, выступившего против войны в полицейском государстве, любые рассуждения о постановке ее акции — как минимум, неуместны. А вообще-то — довольно... подло это что ли. Не знаю, каких слов подобрать.

Обесценить смелый поступок может каждый, совершить его — единицы.

Рассуждения неназванных сотрудников телецентра, политологов и аналитиков — о том, был ли прямой эфир таким уж прямым, в каких концах России шла прямая трансляция, кто снимал акцию Овсянниковой с экрана телевизора на экран телефона и прочее, прочее — не множат смыслы, но множат сущности.

Есть факты: женщина совершила антивоенную акцию на федеральном телеканале, ее задержали более 12 часов назад, ее не могут найти независимые адвокаты.

Релевантные факты: статья 207.3 существует ("Публичное распространение заведомо ложной информации об использовании вооруженных сил РФ"), срок по ней — до 15 лет.

Что грозит Марии Овсянниковой, мы пока точно не знаем.

Дальнейшая судьба Марины Овсянниковой ответит на вопросы. Нужно дождаться, когда у нас будет информация.

***

Исходя из тех фактов, которые есть у меня на сегодняшний день, я восхищаюсь поступком Марины Овсянниковой. Я считаю этот поступок смелым, важным, нужным, достойным.

Саму Марину Овсянникову я оценивать не могу и не буду, потому что знаю о ней очень мало.

Я хорошо помню, как протестная среда приняла в себя Ксению Собчак в 11-12 годах, как она выступала на митингах, тусила в редакции журнала The New Times, помню и других "перебежчиков". И помню, сколько горечи и злобы было, когда герои не оправдывали надежд.

Поэтому я не возлагаю ожиданий на человека, о котором знаю лишь то, что много лет он работал на пропаганду, а вчера совершил очень смелый поступок — поступок, который сейчас может сломать ему жизнь.

Но я беспокоюсь за Марину Овсянникову, и уверена, что на данном этапе ей нужна вся поддержка, которую могут оказать неравнодушные люди.

UPD Административный штраф — 30 тысяч рублей. И доследственная проверка, по итогу которой может быть уголовное дело (а может и не быть). «Медуза» опросила сотрудников телевидения: говорят, там разброд и шатание. Вижу в твитере, что у команды Навального есть сомнения в адвокате Овсянниковой. Выводов никаких не делаю, смотрим, что будет дальше. Открыть/Комментировать

2022-03-15 11:47:30 По дороге с работы звонила маме. Мама плакала, говорила, что ей 67 лет, что мы уже не увидимся. Забрать их с братом в Прагу я не могу. В соседние страны ехать пока боятся. Брат у меня тяжело и неизлечимо болен.

Я даже не знаю, что чувствую. На маму чуть-чуть прикрикнула — наверное, от страха или беспомощности. Прагу сейчас заливает солнце, улицы как в раскраске — с красными трамваями, яркими вывесками. Деревья вот-вот оденутся. Родители живут в расползающейся чёрной дыре: словно из земли поднялось ржавое ненужное чудовище, а их дом оказался на краю его пасти.

Мне бы хотелось всех обнять и всех спасти. Но мне и в детстве хотелось: моя семья никогда не была очень уж счастлива, да и маму всегда хотелось куда-нибудь увезти. Чего я потом поняла в эмиграции — человека нельзя увезти от его несчастья.

Но теперь мы оказались в ситуации, когда несчастье не только внутри. Несчастье стало политическим строем, идеологией, гимном, символом и названием страны. Как с этим справиться?

Мы, конечно, как-нибудь справимся. Мама моя всегда любила повторять вслед за бравым солдатом Швейком: «Никогда еще не было так, чтобы было никак». Ничего не загадываю, просто верю: что война кончится, что наступит мир, что мы с мамой и папой увидимся в этом мире — а каким он будет, все же немного зависит от нас сейчас.

В конце концов истории — пусть и библейской — известны случаи, когда бездна морская проглотила человека, а потом исторгла его обратно. Главное, громко кричать: тут или Господь услышит, или гребаный кит подавится. Открыть/Комментировать