По дороге с работы звонила маме. Мама плакала, говорила, что е | Beshley

По дороге с работы звонила маме. Мама плакала, говорила, что ей 67 лет, что мы уже не увидимся. Забрать их с братом в Прагу я не могу. В соседние страны ехать пока боятся. Брат у меня тяжело и неизлечимо болен.

Я даже не знаю, что чувствую. На маму чуть-чуть прикрикнула — наверное, от страха или беспомощности. Прагу сейчас заливает солнце, улицы как в раскраске — с красными трамваями, яркими вывесками. Деревья вот-вот оденутся. Родители живут в расползающейся чёрной дыре: словно из земли поднялось ржавое ненужное чудовище, а их дом оказался на краю его пасти.

Мне бы хотелось всех обнять и всех спасти. Но мне и в детстве хотелось: моя семья никогда не была очень уж счастлива, да и маму всегда хотелось куда-нибудь увезти. Чего я потом поняла в эмиграции — человека нельзя увезти от его несчастья.

Но теперь мы оказались в ситуации, когда несчастье не только внутри. Несчастье стало политическим строем, идеологией, гимном, символом и названием страны. Как с этим справиться?

Мы, конечно, как-нибудь справимся. Мама моя всегда любила повторять вслед за бравым солдатом Швейком: «Никогда еще не было так, чтобы было никак». Ничего не загадываю, просто верю: что война кончится, что наступит мир, что мы с мамой и папой увидимся в этом мире — а каким он будет, все же немного зависит от нас сейчас.

В конце концов истории — пусть и библейской — известны случаи, когда бездна морская проглотила человека, а потом исторгла его обратно. Главное, громко кричать: тут или Господь услышит, или гребаный кит подавится.