Жизнь на Плутоне

2021-03-02 21:24:08 Песня об Ане в стране чудес великого французского артиста русского (“Je suis Russe”) происхождения Сержа Генсбура. Enjoy. Открыть/Комментировать

2021-03-01 11:48:36 Задание: назовите антоним к понятию res publica

Ответ: cosa nostra Открыть/Комментировать

2021-03-01 11:48:36 Разумеется, это синонимы. Антонимичность можно этим совершенно генетически родственным концептам, о чем написаны горы литературы, приписать вследствие сознательной аберрации на уровне околополитической агитки в стиле, например, Монтескьё, который наследовал довольно убогой школе мысли, противопоставлявшей из элементарных нужд военной пропаганды «восточный деспотизм» турков новоевропейскому stato. Открыть/Комментировать

2021-02-25 21:22:30 ​​«Римская машина войны» идейно вписывается в некую центристскую логику империи в модерновом прочтении этой структуры по оси «метрополия-колонии». Отчасти причиной тому усилия самих римлян и позднейших историков представить pax romana в универсалистом свете (можно сравнить с Ватиканом, который собирает множества евхаристически причастных через экклесию).

При этом фактические данные часто вопиют против центристской логики имперского: сам главполис был по сути мнимой (если смотреть с позиции принцепса, а не SPQR) величиной, мистифицируемым заповедником сакрального и как бы застывшей, законсервированной полисной модели. Принцепсы зачастую годами там не появлялись, политическое претворялось в жизнь через мистерию императорского консилиума-тайного совета и имманентную ему и зашельмованную Тацитом подковерно-закулисную машинерию. Ключевые политические решения, по сути, принимались на военных базах — в местах провинциального базирования легионов. Сенатско-полисный эрариум был на самой заре принципата отделен от императорско-фамильного фиска, а сам принципалитет действовал в русле перманентной дизъюнкции (дивиде эт импера, но немного не те, чем кажутся;) — отсюда бесконечные деления «провинций» (я бы это слово переводил как «промысел»), умножение и градация территориальных юридических статусов (цивитас, муниципии, перегринские поселения, федератские округа и тд и тп).

Слово «колония» своей многозначностью многое выдает. Римская «колония» — это и военно-дисциплинарный конструкт, и уровень юридического допуска, и единица диаспориальной грибницы качественно иного (не значит лучшего или худшего) в сравнении с греческим уровня.

Собрание относительно равноправных граждан-солдат как ядро полиса — это не римское, а греческое ноу-хау. Отличием в римском случае, вероятно, было то, что римские колонисты изначально были встроены во властную сеть, пронизывающую каждый бранч военно-строительной корпорации «Легион», составленной из номерных SPV для инвестирования и последующей жатвы. А эта сеть возникла, в числе прочего, как продукт сложного рассеяния власти между корпоративными акторами. Если греческий полис с хорой — это как бы отчасти подвешенная в пустоте пирамида (иногда — с перевернутым основанием), то Рим — это многополярная и многослойная конфигурация.

Греческие диаспоры, будучи талассократиями (я сейчас выставляю за скобки имперское усилие македонцев), оперировали на море в дискретном и автономном ключах (полис как растение выбрасывает споры, в итоге не выстраивается единой экосистемы) и не знали и знать не желали плантационного масштабирования. Римляне же (сухопутные пираты) методично конструировали сухопутную территорию, будучи изначально собранными в дисциплинарную иерархизированную матрицу корпораций — прежде всего, легионеров и публиканов, — опираясь на инициируемую и все более интенсифицируемую ими силу масштабирования в противовес греческой модели сингулярного хозяйствования.

Собрание римских диаспор так элегантно оборачивается монохромно закрашиваемой на карте империей от океана до океана, поскольку схватывалось поливалентным социальным клеем римского права и разноукладных технологий ускорения, мобилизации ресурсов через юридическое нормирование и ранжирование, обеспечивая конденсацию-сгущение, умножение и оптическую склейку стандартизированных структур принципиально разнородных проектов: от аквадеспотии Египта и эллинистических полисов Азии и Леванта, то возвышаемых до экстерриториальных офшоров, то отдаваемых в концессию тиранам, до федератских автономий и обслуживаемых рабским трудом промышленных комплексов. То есть римляне, вероятно, нашли некую срединную меру между кочевым глобалистским (масштабируемым) усилием и нейросетью-мицелием немасштабируемых греческих диаспор, встроив обе крайности в сложносоставный и многоукладный, юридический по природе проект. Открыть/Комментировать

2021-02-23 17:00:52 ​​Прежде чем говорить далее об «основании римской империи» путем «покорения Египта», следует договориться о ряде терминов. Никакого «государства» в описываемую эпоху в Риме и его провинциях не было. «Империя» — изначально это модуль конструкции (самой конструкцией это можно назвать в результате волюнтаристского смыслового переноса, неточной метафоры) и создаваемого им силового поля римской машины войны. Смысловую пару «Империя-Республика» следует отбросить как контрпродуктивную. Никакой интегрирущей силы империй не несет. Империя никого не в силах подавить на масштабном плане (только ужалить, обездвижить, прострелить Ахиллесову пяту). Это надстройка, позволяющая внешним по отношению к империю социальным единицам консервироваться на местном уровне в неизменном виде. Поэтому разговор о том, кто кого покорил, аннексировал или присоединил — неуместный анахронизм. Более корректным модернизационным сравнением была бы личная уния, к которой прибегла корпорация Августа для подключения протогосударства Лагидов к римской системе ресурсной мобилизации через точки опоры, а они не подверглись никакой мутации. Ее архитектуру можно представить примерно так: полис-метрополия + сенатские провинции + плюс территории точечного военного и торгового базирования («императорские провинции»), крайне опосредованно относящиеся к первым двум элементам (грубо: метрополии+колонии). А взятые вместе — образующие «республику», «общак» италийских сухопутных пиратов (контргосударственная банда-стая), которые старательно отфотошопили (эллинизировали) собственный образ после веков повальной эллинизации («филлэлинства»).

Птолемеевский Египет на «государство» (которому я тут противопоставляю примитивный римский пиратский общак-республику) уже очень похож. Если определить под государством сложностную систему систем, инсталлирующую символические, материально-ресурсные и информационно-метаполитические (то есть выходящие за микроскопические рамки полиса) поля. Это было, inter alia, вызвано тем, что в Египте к моменту прихода римлян сложился уникальный для макрорегиона (по сути, всей ойкумены) конденсат капиталов: биологического (продовольственного и как следствие популяционного — колоссальная и даже близко не сравнимая ни с чем ресурсная база); технологического (система ирригации, основанная на наличии сверх-реки и каналов, разгоняемая северными ветрами); информационно-управленческого — эллинизированная административная система (жрецы-юристы), разгоняемая бумажным производством промышленных масштабов; символического — через деификацию базилевса (рекс-маг), литургическая система как прообраз госменеджмента, семенной фонд монотеизма.

Собранная вокруг провинциального полиса на задворках эллинского мира римская полукочевая машина войны (перпендикулярная государству, но не идентичная той, что описывали Делез и Гваттари; еще можно сравнить августовскую амбицию об империи «от океана до океана» с заходами «чингизидов»;) в дельте Нила подключилась к парагосударственной матрице, что сообщило внезапное и огромное ускорение римскому универсуму, который не включил/инкорпорировал Египет, но подключился к нему: в Египте не было системы сервитюда, сразу колонат, была обособленная монетарная система (тетрадрахмы), Египет был полностью отключен от Сената, там был минимум полисов.

Аллегория «Рима и провинций». Рим — это маленькая воинственная Минерва в центре. А Египет (пониже и справа) — дама с магическим систром, которым усмиряют войну и хаос. Открыть/Комментировать

2021-02-16 20:51:08 ​​В основе римского имперского мифа лежит братоубийство Ромула — очевидная аллегория гражданской войны. В общем-то, при реальном основании самой империи — захвате Египта в личную собственность Гаем Юлием Цезарем #2 (Октавианом-восьмеркиным) — этот новеллизированный/фикционализированный паттерн сработал снова: ведь усыновленный по завещанию (sic!) Цезарем Октавиан, согласно сообщениям Плутарха, приказал устранить своего как бы «сводного брата» Цезариона (он же Птолемей XV), некоего бастарда Цезаря Старшего от Клеопатры (перегринки и позднее публичного врага республики — это юридические термины с четким содержанием и импликациями).

Вообще история с непризнанием Цезарем Старшим что Цезариона (существовал ли он на самом деле?), что Октавиана при жизни, дает простор для сколько угодно широких интерпретаций (а были ли мальчики?). Почему из трех внучатых племянников Цезарь выбрал младшего, совсем сопляка, даже не достигшего римского совершеннолетия? Не было ли завещание в пользу Октавиана подделкой (скорее всего, было — Сенат его ратифицировал по сути under duress)? Была ли сама Клеопатра или это просто продукт глоссы или массмедийной фабрикации?

Условно правдоподобным является то, что к 30 г. до РХ во главе римской «чрезвычайки»-ВЧК осталось только двое — Цезарь Младший (принявший полное именование старшего, его маску, мантию и позднее полную титулатуру вплоть до деификации) и Антоний (Лепида уже подвинули, но на какую должность — верховного понтифика! — на которой он досидел до смерти в седых летах), которые и разыграли странную морскую партию с последующим через год после главной баталии, похожей на договорняк, десантом в Александрии.

Возвращаясь к фундаментальному первоудвоению Цезарей (оригинального и Августа-Ромула — выбирал Октавиан из этих двух топингов к ФИО, первый, более нейтральный вариант победил): здесь, опять же, огромное интерпретационное поле. Старший Цезарь олицетворяет миф об умирающем, точнее ритуально закладываемом/закланном, Боге (он был деифицирован аккурат перед закланием-жертвоприношением), которому наследует символический Сын, по успении спустя полсекулюма присоединяющийся к сонму богов. Если легитимность Цезаря-чрезвычайного суверена отчасти восходила к «скрепным» патриархальным римским преданиям о родословии Юлиев от Энея (сгинувшего бесследно полубога, первожертвы на алтаре римского империум сине фине) и эрго от Венеры, то в случае с Августом — всё по-взрослому: Август — юридический наследник, учреждающий империум на базисе юридического, а не когнатского (кровного) родства. Делающий это на символическом, административном и материальном капиталах Отца в духе процессуальной точности и гувернементализма. А материальная база первоучреждения — приватизация Египта и рождение Деспота через операцию включения максимального числа элементов пра-государственной структуры — все республиканские должности, наследственный имущественный траст семьи Юлиев, имя и титулование, контроль над легионами и производственными силами (зерно из Египта — единственный источник выживания республики и колоний) — в новую «систему кодирования».

Август в «плаще Арлекина»: Открыть/Комментировать

2021-02-08 23:11:01 Развивая далее сомнительную этимологию русского слова «государство» как «чужевластия» (hostis — экстериорно Другой) и potestas («власть») либо nepoti, «потомство», что приводит наc к «чужеродию»;), генетически родственными ей обнаруживаем теории насильственного происхождения государства. Тут кстати для русского уха еще и звучит самостоятельной смысловой морфемой «суд», отсылающий к государственной генеалогии из арбитражной функции (включение Другого-третьего). В русском «государе» еще отчетливо звучит «дар», что наводит на довольно тривиальную структуру одаренного свыше доменом ориентализированного деспота-суверена как оболочки тела государства-нации.

Римское пра-государство, эта корпорация публичных рабов, скрещенная с коллегией могильщиков и налоговых откупщиков, мало-помалу захватывала (по праву завоевания, в котором заключен генезис сервитюда) в свое поле (шам дю пувуар) все большее число служителей (государство — ведь это религиозное переживание, культ).

Расхожим современным определением «свободы» является «естественное право» делать всё, что заблагорассудится, в той мере, в которой это не вредит другим. То есть, доводя до логического предела, свобода заключается единственно в праве ничего не делать (как на уровне фикшна блестяще показано в драматургии Беккета), ведь любое действие потенциально может навредить всем прочим бенефициарам свободы, а любое субъективное право обуздывается запретом шиканы, «злоупотребления правом».

А сами римские libertas восходят к постановочным карнавальным вакхическим культам, неделе разрядки, праздничной фабрикации игрушечного мира-перевертыша, когда рабы становятся господами и наоборот. Видимо, английские «древние свободы» — генетически родственное ностальгическое припоминание о быте пиратских кабаков и малин.

Мракобесно девальвируя подлинное достоинство «свободы» и «субъективных гражданских прав», мы подходим к пониманию государства как меры взаимных социальных зависимостей (sic!) индивидов и их групп, у которых нет никаких «естественных прав», кроме права бездействовать. Позитивным содержанием их статус наполняет лишь выполнение обязанностей и социальных функций.

Римская жизнь в эпоху расцвета (период принципата) строилась на синдикалистских началах, а параллельно с более древней формой фамилии cum manu (интегрированной по вертикали на принципе единоначалия и моносубъектности) существовала и вскоре стала преобладать форма фамилии sine manu, основанной на раздельном режиме имущества и договорных началах, возможная и устойчивая, однако, не на плане «империи», а на плане горизонтально соположенных гомогенных (либо с двумя-тремя центрами силы, как в новоиталийский коммунальных полисах) общин. Конфликт между двумя брачными моделями корпорация публичных сервов после слияния с погребальными коллегиатами решила в пользу архаичного cum manu. При этом находящийся «под рукой» (т.е. на положении раба, которого отец мог без суда придушить) патриций в седых летах вполне мог стать консулом, а эмансипэ, состоящий в свободном браке (например, с сотрудницей лупанария, такой же эмансипэ), сотрудником эргастула с карьерным максимумом в виде цирка. Диалектика. Открыть/Комментировать

2021-02-08 22:41:02 Размышления @Life_on_Pluto об этимологии "государства" напомнили мне о моем собственном исследовании происхождения оскорбления "ватник".

"Ватник", "вата", "ватан" являются адаптацией к русскому произношению и морфологии французского восклицания "va-t'en!", т. е. "пошёл вон!" Оно употребляется, кроме прочего, чтобы сообщить собеседнику, что он не является человеком "нашего круга". Открыть/Комментировать

2021-02-08 22:41:02 @mixail_kain думаю, позволительна и такая гипотеза: «ватник» — это контаминация vetement, одёжки (предиката) и указания на общегерманское “man(n)” (субъекта). Иными словами, это санкюлот наоборот, не голоштанник (кто же вспомнит, что такое culotte?), но восточноевропейский человек (славянский суффикс -nik), могущий позволить себе верхнюю одежду. Открыть/Комментировать

2021-02-08 09:47:48 Этимологически русское слово «государство» отсылает к господству, в котором, как на заказ, слышится и латинское hostis (гость), и латинское же potestas (власть). А семантически ближе всего к русскому государству в латыни, вероятно, dominatus. Территория реализации господства — домен-доминиум доминуса-деспота. Считается, что «доминат», после кризиса 3 века, «изобрел» император Диоклетиан. Впрочем, доминус существовал задолго до этого — в смысловой паре с сервом (рабом).

Древнеримский государь-принцепс — первейший из господ, чье господство складывалось из imperium (модусы возможного), в основе которого лежит potestas (предпосылка возможности, ее основание-подпочва), осененная auctoritas, некоей мерой солидарности — признания со стороны составляющих dominium, некое символическое положение дел. А это последнее — и есть «государство» в переводе на новоевропейские языки (стато, штаат, суверенная полития, л’эта, стейт), ставшее в Новое время безличной машиной балансировки и полем нейтральности — по крайней мере, в теории. Три компонента божественности августа — imperium-potestas-auctoritas — составляют магический мост-переход между Господом и Государем, поту- и посюсторонним. Эти последние становятся просто сиамскими близнецами или Янусом.

Комонвелс, общее благо или, лучше сказать, общее Дело, римская республика — это исторически правовой режим общинно-родового имущества, постепенно «приватизированного» крупнейшими сенаторскими фамилиями, подчиненными в итоге Familia Caesaris. Которая, конечно, лишь визуально гримировалась под архаичную модель семейства cum manu, жестко иерархическую вертикальную структуру из прадедовских преданий, которыми так дорожил Август. Архаическую римскую фамилию «под рукой» патерфамилиаса Покровский называл маленькой монархией. Более вероятно, однако, что «Фамилия Цезаря» таковой не была (это анахронизм) даже интериорно, т.е. во внутрисемейных делах — отсюда завещательный плюрализм и отрицание когнатического (кровного) принципа в наследовании. Экстериорно это и вовсе кажется самоочевидным, хотя бы исходя из необходимости занятия принцепсом традиционных «республиканских» должностей и формально-юридического его утверждения Сенатом, — исключений до III в. почти не было. Более того, как бы разобществленный имущественный комплекс римской цивитас, т.е. относительно гомогенного полиса, — «республику», подвластную империуму, Фамилия Цезаря практически сразу же после собственной консолидации по итогам Гражданской войны I века до РХ, передала в управление корпорации публичных рабов (servi publici), из которых и выросло «государство» в современном понимании — «публичная служба», делопроизводители-статистики. А сами цезари были органически встроены в коллективистскую и сервильную модель публичной службы, отправляя бесконечные жертвоприношения «Сенату и римскому народу» в форме институализированной коррупции, фрументарных раздач, организации за свой счет военных экспедиций, бесконечного строительства «общественно значимых» сооружений, выделения «римскому народу» крупной доли в личном наследстве и т.д. То есть здесь совсем другая семантика, нежели в новоевропейском концепте христианского короля-рекса.

Римское государство рабов-фидуциариев кристаллизовалось с распространением социальной технологии христианства, когда первый из сенаторов стал первым из рабов божьих, в общем, всегда и являясь заложником собственной социальной функции. У рабов, как известно, нет прав, только обязанности, а сами они — орудия, машины производства товаров и услуг. В основании римского государства не было индивидов-субъектов права (римский статус гражданина — утилитарно-фиктивный концепт для целей коммерции, делячества) — только рабы, выполняющие социальную функцию (в терминах Леона Дюги), структурные элементы общего состояния властного поля, изборозжденного мицелием своеобразного римского федеративного синдикализма. Открыть/Комментировать