Больница в моей голове

2022-09-02 12:55:15 ПРО ЛЮБОВЬ.
Да убоится муж жены своей.

Валентина Леонтьевна была безмерно горда тем, что большую часть жизни работала в четвертом главном управлении Минздрава и лечила чиновников.

У нее было две версии как она туда попала еще в семидесятые. Версии сильно отличались, по сути, и обстоятельствами, при которых излагались.

Вариант первый:
- Я была любимой ученицей академика Василенко и когда его спросили, кого он может рекомендовать в четвертое управление, он, конечно же, сразу вспомнил обо мне.
Эта версия излагалась часто, за утренним чаем в ординаторской или вовсе без повода и была парадной.

Вторая версия иногда произносилась доверительным низким тембром голоса по вечерам и после бутылки шампанского. Эту версию полагалось говорить громко, вызывающим тоном и с полугорькой усмешкой, которая одновременно должна была передавать опытность Валентины Леонтьевны и наивность слушателей:
- А вы что думали, меня в четвертую управу за красивые глаза взяли? Да мой папа им за это два многоквартирных дома построил!

Все знали, что папа Валентины Леонтьевны был очень большим человеком в строительстве, едва ли не министром.
В этот момент доцент, который обитал у нас в отделении, непременно сообщал, что в четвёртом управлении «полы паркетные, врачи анкетные». Дальше полагался нетрезвый спор с переходом на словесную поножовщину.

***
Но времена менялись, Советский Союз распался, четвертое управление преобразовали и сократили. Валентине Леонтьевне пришлось перейти в нашу простенькую ведомственную больницу заведовать гастроэнтерологией.

Функцию заведующей она понимала своеобразно. Раз в неделю обходила все палаты и обращалась в пациентскому населению:
- Ну что, товарищи больные, как вас тут обследуют, как за вами ухаживают?
- Все хорошо, вашими молитвами, Валентина Леонтьевна! – отвечали пациенты.

Остальное время она сидела в ординаторской и делилась житейской мудростью.

— Вот был у меня ухажёр с юных лет, все время за мной таскался. Замуж звал. А какое там. Мелкий, невзрачный, из сиротского приюта. Смотреть не на что, денег нет, жить негде. Конечно, я ему отказала.

Вышла замуж за красавца из хорошей семьи, он в нашем институте ассистентом на кафедре был. Ассистенты тогда хорошо зарабатывали. Папа нам квартиру в совминовском доме сделал, все было хорошо. А этот мелкий, Иван, в гости к нам ходил, на меня глядел и вздыхал тягостно. И так двадцать лет.

Музыкант он. Ну я думала, что такое музыкант, да ничего. А он стал известным, лауреатом. Даже народного дали. Назначили руководителем ансамбля знаменитого, песни и пляски.

И вот союз рухнул. У мужа моего зарплата вместе с союзом рухнула. Стали мы нищими. А у Ивана гастроли, валютные гонорары, личный автомобиль с водителем.

Я посмотрела на это, что нищету терпеть. И сказала ему через двадцать, лет. Хочешь на мне жениться – женись.
Он от радости чуть не помер.

Развелась. Поженились.

Ну правда, я на свадьбе речь сказала, которую теперь никто не забудет, и он не забудет, чтобы свое место знал.

Я такая, в невестином платье, высокая, красивая, с бокалом шампанского поднимаюсь, а он маленький, на две головы меня меньше, вокруг бегает.

Я и говорю гостям. Что все мужчины – говно, и как вы можете видеть, я себе выбрала кучку поменьше.
Засмеялись, а ему не смешно было.

Зато сейчас меня на работу шофер возит. И по миру я с ним поездила, и Европу и Азию, все посмотрела. Сейчас он в Китае четвертый месяц, только деньги присылает.

Говорит, потерпи, душенька, я скоро вернусь. А я ему – да можешь хоть там жить остаться, только деньги присылать не забывай. Правда, смешно?

Вот приезжает он, привозит икры всякой, деликатесов, за валюту купленных, четыре пакета. А я его за это из дома выгнала, чтобы мои деньги черт знает на что не тратил. Сидит на своей квартире один, назад просится.

Я вам так скажу, мужика надо в черном теле держать, чтоб убоялся он жены своей.

Ну помучаю недельку и разрешу вернуться. Еще крепче будет любить. Открыть/Комментировать

2022-08-31 09:23:42 ВАШ МАЛЬЧИК НЕПРЕМЕННО УМРЕТ
Но только я могу спасти.
Часть 2

- Доктор! Помогите! Родители заплатят любые деньги!
- Ну хорошо, я там работаю совместителем и смогу забрать один флакон. Стоить это будет 1200 долларов.

Поскольку дело было году в 1999, сумма была более чем внушительной.

Но родителей она действительно не смутила. В тот же день мальчик передал Вадиму 1200 долларов.

Вадим с чувством глубокого удовлетворения пошел в ближайшую аптеку и купил большой пузырек с экстрактом успокоительных трав. Отодрал этикетку, передал пузырек мальчику и велел принимать по 23 капли два раза в день. От общения с родителями сумел уклониться.

Однако история на этом не кончилась. Родители с чувством большого облегчения вернулись домой, поняли, сначала, что спасли сына от неминуемой смерти, а когда эмоции схлынули, с той же ясностью поняли, что их дико и цинично обманули. Даром что ли папа оказался академиком РАН, физиком, а мама профессором-химиком. МГУ был недалеко от больницы, видимо поэтому у пациента оказалась такая родословная.

Утром они были на приеме у главного врача. Папа был человеком собранным и структурным, поэтому представил письменный анализ ситуации с предложениями, среди которых было обращение к прокурору.

Начальство наше прокурора не хотело, извинилось, компенсировало морально и материально, мальчика передали на лечение самому важному академику-терапевту и профессору-неврологу.

Доктора Вадима уволили, дело замяли. Потом он устроился в какую-то больницу МПС, там был недолго и что-то начудил неприличное.

А вскоре след его потерялся в небытии. Кого не спрошу, никто о его судьбе не знает, хотя общих знакомых были десятки.

Один господь знает, что с ним теперь, и, похоже, знает что-то нехорошее. Открыть/Комментировать

2022-08-31 09:23:42 ВАШ МАЛЬЧИК НЕПРЕМЕННО УМРЕТ
Но только я могу спасти.
Часть 1.

Когда я был еще в ординатуре, познакомился на Пироговке с необычным, талантливым доктором. Говорят, доктором он был действительно неплохим, но славился не этим, а умением жить.

В девяностые врачи, особенно в федеральных клиниках, получали копейки. Иные профессора перебивались с кваса на воду. А доктор Вадим, не будучи ни профессором, ни вообще обладателем званий или должностей, считался весьма состоятельным человеком.

Благосостояние его происходило из знакомства с бандитами, наркоманами, наркобаронами, которым он оказывал срочную медицинскую помощь, не оставлявшую следов в документах больницы.

Это была присказка, не сказка.

Я ушел работать в ведомственную на окраине города и позабыл о нем.
Но вскоре пришлось вспомнить, когда его представили на больничной конференции новым врачом терапевтического отделения.

Однако, я его не сразу узнал. И дело не в окладистой бороде, которая появилась, а раньше не было. Он не мог перед конференцией произнести свое имя, настолько сильным было заикание.

Прежний Вадим был красноречив и сладкоголос.

После конференции мне с трудом удалось с ним поговорить, и в обычной жизни, не на трибуне, он плохо говорил, а как потом оказалось, и не слишком хорошо соображал.

Я увидел, что мое начальство само было в изумлении, кого приняло на работу. Но оно, начальство, тоже знало Вадима в его прежнем виде – хорошего, знающего, рукастого врача-предпринимателя.

Позвонив друзьям на старое место работы я узнал, что дело в дорогих клиентах Вадима. Как-то случилось, что они остались недовольны лечением. Жалобу в минздрав писать не стали, а просто проломили голову тяжелым предметом.

Несколько месяцев Вадим провел в нейрохирургии, неоднократно оперировали, спасли. Но дефицит в итоге был тяжелый, не только речевой, но и интеллектуальный.

То ли за время общения с этими людьми, то ли уже будучи тяжелым пациентом, он сам полюбил наркоту и ежедневно поражал нас узостью своих зрачков и неадекватностью поведения.

Стали приключаться с ним неприятности. То при биопсии печени кровотечение, то препарат в кошмарной дозе назначит. А как-то на дежурстве в воскресенье он закрылся в ординаторской, принял чего-то запрещенного и не просыпался сутки, пришлось даже дверь ломать.

На следующий день начмед, им в ту пору была весьма пожилая дама, импульсивная и харизматичная, которая за словом в карман не лезла, на конференции породила, как сейчас бы сказали, мем.

- Вы знаете, что произошло в это воскресенье!? Что доктор Вадим вытворял? Я немедленно требую прекратить разводить в нашей больнице эту вадимовщину!

Но уволить она его не могла. Верховное начальство настолько было очаровано доктором Вадимом из прежней жизни, что не могло поверить в эти произошедшие с ним изменения.

С тех пор и повелось - все безобразия, что он творил, а их было немало, мы называли вадимовщиной.

Но, как учили нас классики марксизма-ленинизма, однажды количество должно перейти в качество, и оно перешло.

Поступил в отделение к Вадиму мальчик 17 лет, страдающий «вегето-сосудистой дистонией». Да, сейчас такого диагноза нет, да и тогда им называли все, что не нравилось и не ложилось в другой диагноз, зачастую психиатрический.

Лицо у мальчика краснело, руки потели, сердце билось, голова болела, воздуха не хватало. Сейчас бы его отправили к психологу, а тогда положили в терапию на 21 день.

Как-то вечером на дежурстве подходит Вадим к молодому человеку и говорит:
- Мы вас обследовали. Вы очень тяжело больны. Жить вам осталось полтора-два года, это если повезет.
- Что, никак нельзя помочь и лечения не существует? – изумился и похолодел весь внутри от ужаса молодой человек.
- Не существует, к сожалению. Хотя… Я не имею права вам этого говорить, это государственная тайна, но не могу смотреть, как вы умираете. В НИИ космической медицины разработали лекарство от вашей болезни. Сейчас проходят испытания, и они дали потрясающий результат, все пациенты выздоровели. Но достать этого лекарства никак нельзя, оно пока не одобрено к применению. Открыть/Комментировать

2022-08-30 15:32:13 Профессорский заход.
Часть 2.

– Здесь будет исследование! Они уже предоплату внесли! Я сейчас иду к главному врачу, сегодня же вас тут не будет!
- Леонид Павлович, зачем вы так горячитесь. Вы же на себя не похожи. А вы знаете меня? Знаете откуда я?

- Вы из Тареевской клиники к нам пришли.
- Да, а до этого? Я был тульским бандитом в девяностых – тут меня от души понесло.  – И знаете, что я делал с такими оппонентами?
- Что? – глаза у профессора неестественно расширились, как будто он ожидал увидеть мышь, а увидел змею.

- Я их отвозил в дальний лесной домик и кормил только селедкой, а пить не давал. Пока они не вспоминали правила приличия.
- Понятно…

Профессор тяжело поднялся и ушёл, наверное, к главврачу, увольнять меня.

Дел было с больными много, я закрутился и немного даже забыл этот разговор, но вечером понадобилось пойти к начмеду по пациентской надобности.
Я все вспомнил. Ой, думаю. Приду, а уже действительно уволили.

Захожу к начмеду, человеку весьма уравновешенному и внешне малоэмоциональному.
Тут он подскакивает со своего кресла, подбегает ко мне, берет за плечи крепко, никогда таких жестов от него не видел. Его эмоциональные порывы обычно ограничивались модуляцией голоса от просто тихого до очень тихого.

- Спасибо! Спасибо вам! От такой проблемы нас избавили! Ну не могли мы ему отказать, а исследование это, сами понимаете, просто неприличная дрянь. Но помните! Теперь вы во всем виноваты, это вы не дали исследование проводить! – хохотнул начмед и потер руки от удовольствия.

Ну да, не дал. А профессор больше моих больных не смотрел, от чего, я думаю, они только выиграли.
 
 
  Открыть/Комментировать

2022-08-30 15:32:13 Профессорский заход.
Часть 1.

Профессора в клиниках бывают разные. Бывают полезные и эрудированные, а приходят и такие, что лучше бы и не приходили. Время отнимают, пишут длинные обходы, в сухом остатке – ничего. Одна болтовня. А полдня потрачено и дела себя сами не сделают.

Повадился ходить ко мне в отделение такой профессор-болтун.
Сразу и не догадаешься, что существо он не только бесполезное, но и вредное.

Приходит.
- Здравствуйте. Кого у вас нужно посмотреть из сложных больных?
- Вот, Петрова. У него похоже, межгалактическая рибосом-обусловленная лихорадка с раздвоением личности, очень сложный больной, как хорошо, что вы пришли – цинично лгу я в расчёте на то, что профессор о такой болезни ничего не знает и сбежит.

Идем в палату.
Заходит. Всегда халат белый, отутюженный, накрахмаленный. На шее дорогой затейливый фонедоскоп. В кармане халата тонкой работы ручка, ювелирное чудо. Лицо как у римского легионера, строгое, гармоничное. Благородная седина. Как такому доктору не поверить? Сразу к себе располагал.

Еще был украшен скромностью.
- Здравствуйте, меня зовут Леонид Павлович, я сотрудник этой больницы, - никогда не похвалится что профессор, завкафедрой и прочая, - разрешите вас осмотреть.

Пациенты были в восторге, они же все равно догадывались, что к ним целый профессор пришел, тем более, это на бейджике было написано.

Разговор, осмотр, чтение истории болезни.
Потом Леонид Павлович походил ко мне и говорил:
- Эта больная очень сложная, я должен пойти почитать. И уходил с концами, что меня весьма устраивало, поскольку за многие годы не было ни разу случая, чтобы от него какая польза случилась, хоть врачу, а хоть и больному.

В этот визит все было не так.

Он хотя был и небольшого ума, но догадывался, что я ему специально сложных больных даю, чтобы отделаться.

Вы думаете, это моя неприязнь во мне говорит, потому что ни благородной седины, ни накрахмаленного халата, ни профессорского звания у меня нет.

А вот и неправда. Я бы мог согласиться, все мы грешны. Если бы не независимая оценка. Чудны дела твои, Господи. Дело в том, что хотя он лет на 25 был и старше меня, у нас с ним была одна учитель. Очень уже немолодая, но удивительно умная и эрудированная профессор с Большой Пироговки.

Рассказываю ей:
— Вот, Леонид Павлович повадился ко мне в отделение ходить, спасу от него никакого.
- Что, Леня? А, какже, помню, аспирантом у меня был. Хороший мальчик. Красивый, очень и очень глупенький.

Но что это я так отвлекся. Вернемся к необычному визиту.
Даю ему привычно самую гадкую историю болезни с ревматоидным артритом, язвенным колитом и шизофренией в придачу. Он историю не берет, говорит, давайте к вам в кабинет зайдем, дело есть конфиденциальное.

Заходим.

- Будем мы в вашем отделении проводить исследование нового отечественного гомеопатического препарата против язвенного колита - Фуфлоцинт плюс. Больные нужны тяжелые, такие у вас всегда есть, будем лечить монотерапией Фуфлоцинтом или плацебо. Стандартная терапия не предусмотрена.

- Так что, мне тяжёлому язвенному колиту и гормоны и цитостатики отменять, и антитела к ФНО альфа (эти препараты только появились тогда, и мы были одними из пионеров их применения)?

- Да, только монотерапия. И они очень хорошо платят.
- Это хорошо, что платят, в моем отделении этого исследования не будет.
- Это почему?
- Считайте, что этический комитет не одобрил.
- Как же не одобрил? Одобрил! – протягивает мне решение локального этического комитета.

- Комитет на каком этаже заседает? – уже откровенно глумлюсь я.
- На втором.
- Вот именно, что на втором, а у меня пятый. Сюда его решения не добивают. А мой комитет, пятого этажа, не одобрил.

- Вы издеваетесь!? – догадался профессор.
- Да.
- Я вас уволю! Я с директором согласовал, с главным врачом, с начмедом, а вы тут мне смеете… - чуть не задохнулся от негодования, - вы не будете тут работать, я вас уничтожу!

  Все благообразие внешнего вида и интеллигентность манер на глазах таяли как мартовский лед. Открыть/Комментировать

2022-08-01 16:05:07 Не укради
Часть 2

Котлеты отобрали, а куда эту дрянь девать, не самим же есть, собаки больничные давно почуяли поживу и ждали. Получили все по списку. Только сахар-песок и кофейный напиток с чаем им без надобности, а остальные улики съели.

А бывало, сидит начальство в засаде, предвкушает. Повара выходят, а на них нет ничего. Досмотр их оскорбляет недоверием, плачут, взывают к совести. Начальство разочаровано и ищет, где промах. А в этот раз буфетная разведка сработала, не дала сбоя. Котлеты через дыру еще 2 часа назад муж главной поварихи унес, одному тяжело, охранники помогали.

***

Иду как-то мимо кабинета начальника, слышу, стон, крики, рев мат и рыдания. Заглянул по нездоровому любопытству в секретарскую, а зря. Стоят поварихи по-военному, грудь колесом, а мало что колесом, у каждой от пятого размера и выше. Каждая держит на груди тарелочку маленькую, в тарелочке огурчик на вилочку наколот, солененький.

Главное начальство мимо ходит и кричит:

- Жрите!

- Ой, помилуйте, матушка, да как же это есть можно, несварение будет!

- А у больных не будет? Больным можно такое давать.

Меня замечает!

— Вот! Алексей Дмитриевич! Может я с ума сошла? Попробуйте вы, скажите, как вам на вкус?

Главный повар мне отрезает маленький кусочек огурца, очень маленький. Пробую. Пересолен страшно.

- Ну что? Можно это есть!!?

- Можно, но лучше вымочить, пересолены слишком!

— Вот и я говорю! - обращается к поварам, будете стоять и жрать пока вся банка не кончится!

***

Дежурю. Дежурный врач должен на пищеблок ходить, пробу снимать, из каждого котла черпать, журналы проверять, маркировку кастрюль рассматривать, но священное действо – закладка масла.

Неопытный врач посмотрит, как масло взвесят и в котел с кашей положат, да и пойдет восвояси. Так я и делал, пока не нарвался на заместителя по санитарному делу.

Видела все. Снисходительно так стыдит меня.

- Не таков должен быть опытный врач! Масло сначала на сковороде надо растопить и жидким в кашу вливать!

Зачем, спрашиваю, каша и так кипит, все расплавится и простерилизуется.

- А вот зачем! – восклицает заместитель и поворачивает повариху к себе передом, ко мне задом, а в руке у нее половник, а в половнике выловленное из котла с кашей свежезаложенное масло.

***

Многие десятилетия до меня в этой больнице и при мне лет пятнадцать длилось это противостояние. Пока санитарный заместитель, женщина строгая, но справедливая, не решила этот порядок изменить.

Приходит она к главному начальству и говорит:

- Давайте им нормальную зарплату платить, а они не будут воровать!

- Да как же они смогут не воровать, не получится у них!

- А я с ними договорюсь.

Подняли им зарплату раза в четыре или в пять в один день. В изумлении был пищеблок, в параличе, не знал, что делать.

Пришла к ним санитарный заместитель и говорит:

- С сегодняшнего дня вы не будете воровать! Я вам большую зарплату выбила и за вас честное слово дала!

- Да как же матушка, что же нам делать теперь, мы и не знаем, как это так работать-то можно!

- А вы попробуйте!

Тяжело сначала было.

Нет-нет, а рука сама половником масло из каши. Постоит повар посмотрит на него грустно и обратно кладет. Вроде и правда воровать перестали. Не ловит их никто, никакого азарта. Собаки погрустнели сначала, а потом к пищеблоку пристроились, смотреть жалостливо стали, свое получили.

Прихожу на дежурство.

- Ой доктор, не ешь ешьте эти котлетки, они для больных, сейчас принесем те, что для начальства, делали, мясные.

И правда, для начальства были вкусные котлеты, хотя смотрю рецептуру, вроде и для больных такие же должны быть. Делают одинаково, не воруют теперь, зарплату большую получают, а вкус у котлет разный.

И больницы этой на свете нет уже, а загадка разного вкуса одинаковых котлет осталась.

Все делали одинаково, но для начальства получалось почему-то лучше.

  Открыть/Комментировать

2022-08-01 16:05:07 Не укради.
Часть 1

Сейчас я вам расскажу, чему не учат в бизнес-школах. А на эти экономических принципах работали многие наши больницы, иные и сейчас работают. А может не только больницы.

Руководство больницы считало, что не стоит много платить работникам пищеблока – поварам, рабочим, диетсестре. Потому что недостающую часть продуктов они возьмут натурой, украдут, значит.

Между пищеблоком и начальством существовал негласный общественный договор «вы крадите, только не наглейте, а мы вам будем платить самый минимум, потому что вы все равно обнаглеете и украдёте, больше, чем по чину положено.»

Так и длилось годами. Еще в конце 90-х, когда это было диковинкой, начальство установило на пищеблоке видеокамеры, стоили они как полбольницы говорят, или как несколько лет работы пищеблока. Врали, наверное, не могло начальство быть столь расточительным. Но бдительным могло. Несколько телевизоров прямую трансляцию поваренного действа вели в кабинете главного начальника.

Правда повара быстро смекнули, что в камеру видно, а что нет и крали там, куда угол зрения камеры не доставал.

Начальство тоже себя не на помойке нашло и жизненный опыт имело. Что пищеблок его обманывает и камеры обманывает, оно знало, собирало генеральный штаб из своих заместителей, помощников и главных бухгалтеров, чтобы планировать внезапный рейд для разоблачения поварского бесчинства.

Пищеблок отвечал своими мозговыми штурмами. Шеф-повар и заведующая производством при поддержке наиболее опытных сотрудников, старались предугадать планы начальства и засылали в качестве разведки буфетчиц, которые докладывали состояние дел в самой больнице, включая административный этаж. Хотя буфетчица начальственного этажа, была крайне скользкой подозрительной бабой. Работала на тех и на тех. И на японскую разведку впридачу.

У каждой стороны были успехи и поражения. Из них делали выводы и следующие операции планировали на более высоком организационном уровне.

Вечер, пищеблок закрывается, пора домой.

Повара обматывают себя, как революционные матросы пулеметной лентой, котлетами, сырой говядиной, кусками сливочного масла в полиэтилене, сахаром и рисом. Главное пройти проходную. Там бывал досмотр. Сами охранники были подкуплены горячими обедами, завтраками и ужинами, которые получали строго в 9, 14 и 18 часов по месту своей службы в лоточках. Но не все зависело от них. По тайному графику заместители, а то и само светлейшее начальство сидели в кустах и ждали. Идут повара, радостные, румяные, необычно толстые, утром приходили на три размера меньше были. А тут раз, и из кустов заместитель: снимай пальто! И хватает ближайшего повара, охранники закрывают двери проходной, начинается досмотр.

Но схватили одного, остальные как побегут по территории, а она, слава богу, гектаров несколько, забор бетонный, но с дырками. Убежавшие к дырам в заборе, а у каждой дыры по заместителю, они назад. Погоня, загнаны в угол, некуда бежать. И тут поварихи лезут на старые ржавые ворота, отделяющие больницу от электроподстанции, и несмотря на груз лет и лишних килограммов, лихо их перескакивают.

- Ушли! – в отчаянии кричит начальство! Охрана! Лови их с той стороны. А охрана не спешит, ухмыляется в усы и смотрит, как поварихи скрываются за горизонтом. Но одного повара поймали с самого начала и заперли на КПП, а у нее котлеты говяжьи 2 кг, биточки куриные 1,5 кг, курица целая сырая, ножки куриные вареные, масло сливочное 800 грамм, сахар-песок 3 пачки, чего только нет. Даже чай и кофейный напиток.

- Что? Попалась?! – торжествует начальство! – обожрали больных, морды красные наели, жопы в двери не проходят!

И возразить нечего. Все правда. Стояла повариха понурая, с поличным пойманная, только поддерживающие взгляды охранников помогали ей не расплакаться, да и то недолго.

- Уволю! Выговор! За Можай у меня пойдешь! – не могло определиться начальство со степенью наказания. Чтобы завтра все в 10 утра у меня кабинете были! Открыть/Комментировать

2022-06-21 18:59:22 Менеджмент в медицине
Часть 2

Поскольку в спецкомнатах печати не стало, журналы заполнял оперативный отдел ахинеей из головы.

Как ненавидели заместителя писать не буду, потому что ни один язык, даже великий язык русской литературы, отразить степень этой ненависти неспособен.

Но человек не только смертен, не только внезапно смертен, но и частично смертен, в смысле, может заболеть, но не до смерти. Так случилось с заместителем. Поболел, полечили, вылечили даже, потому что Гиппократу обещали, но выписку писать не стали – сами печатайте.

Выздоровел заместитель и уехал в центральный офис подальше от нас, потому что там и размах побольше и работа посерьезнее, представляете, если один принтер оставить на все 10 филиалов из восьми регионов? То-то же. Открыть/Комментировать

2022-06-21 18:59:22 Менеджмент в медицине.

Я вас научу ломом плац подметать при охране врачебной тайны.
Часть 1

Наша ведомственная больница на окраине города жила и горя не знала, пока ей не потребовалась безопасность. И заместитель директора по безопасности.

Главные опасности таились в наших компьютерах, где содержались истории болезни пациентов, охраняемые врачебной тайной.

Заместитель любил тайны и неистово их охранял.

Тут он обнаружил, что самый, что ни наесть наипоследний задрипанный врачишка может распечатать врачебную тайну и унести в неизвестном направлении. Врачишки обычно печатали дневники, эпикризы, консилиумы, прочие тайны с анализами. Принтеры стояли тут же, а то и несколько стояло.

Контроля никакого за этим процессом не было. Печаталось все произвольно, склеивалось в бумажную историю болезни, часть бумаг отдавалась пациенту. Но врач мог, по злому умыслу, особенно по предварительному сговору, напечатать две истории болезни, а то и три, и читать их детям на ночь, чтобы экономить на сказках.

Заместитель был человеком серьезным и помнил лучшие практики использования множительной техники, через которую могли печатать тайны. Лучшей практикой в его памяти была практика оборонного завода в ССССР, где работал его отец.

Там была светокопировальная машина, которая стояла в отдельной комнате, у нее человек из первого отдела в журналах тщательно документировал, что печатается и зачем.

Так сделали и у нас в больнице.

На первом этаже терапевтического корпуса в специальной комнате поставили два принтера, остальные штук двести изъяли и унесли в подвал.

Компьютеры всей больницы перенаправили в эту комнату. Положили журналы, где надо было записывать: что печатаешь, зачем печатаешь, сколько страниц напечатал, а можно ли было не печатать, а если печатать, то без бумаги.

Бумаги положили, но немного. Часть бумаги ранее была использована и на одной стороне было что-то напечатано. В соседней комнате с принтерами находился оперативный отдел, который оформлял больничные и прочие документы. Отделу поручили следить за принтерами и журналами. Следил он плохо, бумаги в принтерах никогда не было, а когда была, лежала той стороной, на которой уже что-то было, история болезни с тайной печаталась поверх отчета бухгалтера за 1812 год, что должно было запутать врага окончательно и тайну сохранить.

Врач, отравляя на печать лист истории болезни, никогда не мог предсказать результат, тем более враг, расхититель тайны, не мог догадаться ни о чем.

Печатаешь, например, выписку их кардиологии, приходишь, а там протокол операции на суставах лежит, а бумага кончилась. Приносишь пачку бумаги самокупленной, кладешь в принтер, а он как начнет печатать отчеты заведующего эндоскопией, охнуть не успеешь, бумаги нет, а выписки тоже нет. Обнулишь принтер хитрым способом, и снова на печать, снова бумаги самокупленной, а он ее зажевал и картридж кончился. Так одну выписку надо было часов пять распечатывать с неизвестным результатом, но бегать с пятого на первый этаж 800 раз за день – полезная нагрузка.

- Заполняйте журналы! – повил оперативный отдел.

В журналах писали разное. Иногда из трех букв, иногда длиннее. Или просто: выписку печатал на 6 листах, истратил 60, но не распечатал».

Первыми взбеленились хирурги. Ведь им из другого корпуса в горку бегать, это помимо своих семи этажей. Хирург существо тонкое, морально ранимое, оперировать может, писать совсем чуть-чуть, а бегать в другой корпус распечатывать нет. Сначала сестер посылали, но потом и их пыл иссяк. Истории печататься перестали. Пришлось им срочно на втором этаже принтерную комнату делать в хирургическом корпусе. Но они цинично принесли принтеры из дома, а пациентов айтишников заставили взломать нашу сеть и принтеры подключить вопреки сисадмину.

Глядя на них, угнетённое и традиционно трусливое население терапевтического корпуса, сделато тоже самое но тайно. Если хирург торжествовал у своего нелегального принтера и посыла заместителя, настолько витиевато, насколько мог, терапевт ставил принтер в кабинет, от которого терялся ключ, когда заместитель приходил с проверкой. Открыть/Комментировать

2022-06-16 13:18:13 Не клянись.

Николай Александрович раньше отвечал за монолитное строительство во всем холдинге, а теперь за качество строительства. Начальники трестов прокляли день назначения Николая Александровича на качество. Потому что он его очень любил и неуклонно повышал, даже ценой простоя и приостановки строительства. Слава за ним пошла дурная, как приедет на стройку - потом ни плана, ни премии.

Так было и в этот раз.

Взбрело ему в голову проверить строительство подземного гаража рядом с новым домом. Гараж не понравился. Все правила и СНиПы, бюрократические никому не нужные бумаги, были нарушены.

Стройку приостановил. Строителей из гаража выгнал

Директор треста, Федор Петрович, в гнев, угрожал скандалом на коллегии холдинга, угрожал физической расправой за стройбытовками. Ничего не действовало.

- Да я тебе Христом-богом клянусь, сто лет простоит этот гараж, если не двести, провалиться мне на этом месте! – таращил огромные глаза на красном широком лице Федор Петрович.

В эту же секунду гараж стал с грохотом проседать и верхний подземный уровень, откуда минуту назад выгнали 56 рабочих, рухнул.

Немая сцена. Вытянутые лица.

Федору Петровичу врач в строительной поликлинике много раз говорил, что таблетки от давления нужно пить, а водку, напротив, хотя бы временно, пить не нужно. Федор Петрович был человеком волевым, самостоятельным, на внешнее давление и манипуляции не обращал внимания, пил водку, а не таблетки.

В этот день возможная трагедия, которой чудом удалось избежать, наложилось на прочие неблагоприятные обстоятельства. Таблеток, как известно, он не пил, а водки выпить еще не успел. Положение было особенно уязвимым, когда концентрация водки в крови снижается, кровяное давление зачастую растет, у людей, которые обычно не допускают снижения концентрации водки.

Тут лицо Федора Петровича сделалось совсем красным, и он медленно осел на кучу песка. Подбежала женщина с тонометром, измерила давление - 220.

- Федор Петрович, как вы? – с тревогой всматривалась она в полубесчувственное лицо.

- Абгагын – ответил пациент, женщина поняла, что дело совсем худо и грозит инсультом.

Сунула ему в рот таблетки, прораб вызвал скорую.

— Вот тебе и Абгагын, - без тени сочувствия негромко, но чтобы все слышали, произнес Николай Александрович, - уж лучше инсульт, чем 56 трупов и тюрьма.

- Совсем бессердечный вы! – ответила медицинская женщина и стала руководить погрузкой тела в скорую.

 

***

Пока везли, давление снизили. Федор Петрович начал приходить в себя.

В моем отделении, в строительной больнице, он был уже довольно бодр, хотя и пошатывался. Ходил кругами, отказывался лечь и пытался понять, куда его привезли.

- Федор Петрович, да это же больница строительная, - говорю. Вы сто раз тут были.

- Какая же это больница? – не прекращая рассматривать стены и вид из окна изумлялся мой пациент, - На Мичуринском, что ли?

- На Мичуринском, точно!

- Так я же ее и строил!

Тут замер, пристально осмотрел швы на потолках, стены, раковину в углу палаты и очередной раз изумился:

- Боже! Какое уебище я построил.

- Что вы! Что вы! – говорю я, — отличная больница, не сравнить современными подземными гаражами, уже сорок лет стоит и не падает!

- Гараж…- охнул Федор Петрович, лег на койку и наконец-то позволил себя лечить. Открыть/Комментировать