С пролетарским приветом

2020-12-03 13:48:10 Наш библиотекарь сегодня утром на оперативке доложил, что скоро на книжной полке корпорации «Вечность» появится третья книга пока ещё пермского писателя Павла Селукова – «Как я был Анной».
А пермский читатель сможет с ней познакомится 13 декабря в 16:00 в баре «Археология» (ул. Советская, 3), где и пройдёт первая презентация нового сборника рассказов певца Пролетарки.
Билет: 600 рублей, для счастливых обладателей футболок «Купи слона» - 500.
Заказ столов: +79223586563
По этому же телефону можно заказать и экземпляр книги.
Важно: пока в Пермь приедет всего 7 книг, две из них получат победители аукциона Павла Селукова «Купи слона» в Триумфе, который прошёл 26 октября. Т.е. для тех, кто не собирается ждать, когда книга поступит в интернет-продажу или появится в пермских книжных магазинах, что пока маловероятно, остаётся всего 5 экземпляров.
Цена – 1000 рублей.
#кучепавич
https://www.vedomosti.ru/lifestyle/articles/2020/11/29/848726-patsan-iisus?fbclid=IwAR2DOUT74Y1Ihb7m13g0FRoHIwMfOAfkl1ShP5H6eI0oh7LAA1JygcmnKHo Открыть/Комментировать

2020-11-14 13:18:39 Ушёл. Смута такая. Я Андрюху домой отправил. На такси, говорю, уеду. Чё-то непонятно пока. Отец молоток с гвоздями приволок. Приколотили подкову. Я, говорит, на шашлык, а ты на баню. Переоделся. Пошёл топить. То ли очко жим-жим, то ли правильно поступил. Сестра ведь. До сих пор не знаю.
#павелселуков Открыть/Комментировать

2020-11-14 13:18:39 В Пермь вернулся – засел думать. А потом думаю – чё тут думать? Приехать, предъявить, да и стакнуться один на один. Там уж как бог даст. Только на машине надо ехать. До Гамово пока "скорая" доедет – два раза помрёшь. Подкову вот достал. Я ей старшака в пятнадцать лет на эспланаде ухайдакал. Первомай был. Тогда пивалдер ещё везде продавали. Киряли в дым. Я подпивший стоял, а ко мне двое старшаков подошли. Пока я одного слушал, второй в глаз щёлкнул. Сотку хотели отжать. Не дал. Они свалили уже, когда я подкову в заднем кармане джинсов нащупал. Забыл совсем про неё. Нашёл своих, побежали старшаков искать. Кругом палатки, шашлыком торгуют, фонтан, детишки сладкую вату едят, тёлки нарядные ходят. Ментов не видно. Смотрю – стоит мой обидчик, "Красный Восток" из горла сосёт. Достал подкову. С разбегу прямо в башку ему въехал. Кровищи – мама родная!
Старшака как поездом сбило. А я озверел – давай на башке двумя ногами прыгать. Мужики скрутили. Убьёшь, орут, ты чё? А я им по наитию – он меня при девушке ударил! Про девушку мужики поняли. Тут сирены ментовские. Пацаны в ахуе стоят. А мужики меня отпустили и говорят – беги! Побежал. Все наши побежали. Мишаня об рельсу споткнулся и мордой по щебню пробороздил. Ушли. Я ветровку тёмную в урну скинул. В белой футболке остался. На набережную выбежали и шагом двинули. С Перми Первой домой уехали. Потом стрелка со старшаками была. Мой терпила с Водников оказался. Наши старшаки их старшаков на базаре вывезли. Фартовая подкова. Много раз меня выручала. Я её у приятеля в деревне нашёл. Там и лошадей никаких нет, а подкова завалялась.
Короче, позвонил я отцу. В гости, говорю, хочу. Попроведать. На воскресенье забились. Банька, шашлычок, по-семейному. Андрюха, приятель мой, согласился свозить.
– Чё будет-то?
– Кеч будет. Я с места начну, а ты не лезь. Там быстро всё пойдёт. Если не справлюсь, в травму на Никулина отвезёшь.
– А если справишься?
– Тогда отца повезём.
Андрюха усмехнулся.
– А если ничья?
– Если ничья, обоих и отвезёшь.
– Знал бы, хрен бы согласился.
– Чё так?
– А нахрена мне ваши семейные разборки?
– Поздно.
В воскресенье утром поехали в Гамово. За полчаса долетели по пустынной трассе. Подкову всю дорогу в руках вертел. Из заднего кармана сразу не достать. Из внутреннего тоже. А в боковой не лезет. Не лезет и всё, сука такая! Хоть выбрасывай. Не выбросил, конечно. Так за сестру отрихтую, через трубочку будет жрать. Папа – ума палата. Накручивал себя. Хотел вспомнить всё дерьмо, которое он мне сделал. А вспомнил ятаган и чайку отпущенную. Хороший был ятаган. Головы у подсолнухов так и летели. Вжих-вжих!
Приехали. У калитки, говорю, Андрюха, постой. Я щас отца наберу, он во двор встречать выйдет. Там и зарубимся. Позвонил. Подъехал, говорю. Выходи на свежий воздух. А вокруг красиво – березы не до конца опали, небо синее. Зашёл во двор. Огляделся. Встал спиной к сортиру. Андрюха у калитки к бревну прислонился. Отец вышел. Смотрю – без усов и с прической модельной. Я офигел. Он за расчёску-то не знает с какого конца браться. Подошёл.
– Привет, сын.
– Привет. Ты чё усы сбрил?
– Сбрил вот.
– А чё сбрил-то?
– Закодировался, вот и сбрил.
– А стрижка? В Думу собираешься?
– Никуда я не собираюсь, не мороси. Просто решил новую жизнь начать.
– Когда кодирнулся?
– 18 июня. Бельгийцы Панаму 3-0 раскатали.
– Помню-помню. Это через три дня после того, как испанцы с португалами 3:3 зарубились?
– Я не смотрел.
– Как это?
– Так это. Бухой был. Тебе сестра ничего не рассказывала? Она ко мне приезжала.
Я "завис". Смотрел на усы, которых нет, на стрижку эту. Чё тут скажешь? Руку в карман сунул. Подкова. Или делай или не делай.
– Язык проглотил?
– Не, вспоминал. Ничё не рассказывала.
Я вытащил подкову. Отец удивился.
– Нахрена тебе подкова?
– Мне-то...
Я посмотрел на Андрюху. Березы ещё эти! Небо, блядь, синее. Солнышко.
– А я тебе её привёз. На счастье. Над дверью щас приколотим. Есть у тебя молоток?
– Есть. Ты с кентом приехал. Зазнакомь хоть.
– Андрюха это. Успеется. Иди за молотком. И гвозди возьми. Иди-иди! Открыть/Комментировать

2020-11-14 13:18:38 Подкова
Был сентябрь. Я сидел за столом и смотрел на подкову. Так сидят в лесу и глядят в костёр. Обычная подкова. От лошади. Ничего особенного. Она у меня с четырнадцати лет. Вместо кастета держу. Давно из шкафа не доставал, а тут достал. В Питер летал. К сестре. Она летом в Пермь приезжала. К отцу ездила. Он в Гамово живёт, в своём доме. С баней. Я к отцу неоднозначно отношусь. Он сварщик, бывший алкаш, каратист и морпех. Додзё Сётокан. Где и нашёл его в семидесятых? В подвале, наверное. Он хоккеем так-то занимался. За "Молот-Прикамье" играл. Когда в армию забирали, клюшку сломал и во Владик служить уехал. Оттуда – в Кандагар. Перекрытым вернулся. Подопьёт под супец и Лёньку Цаплина видит. А Лёнька давно в земле. Задраили его моджахеды. Отец когда дебрил, я сестру к бабушке отводил. Она боялась. Мы все боялись. Страх, как радиация.
Если отец не пил – нормально. Ятаган мне из лыжи сделал. В секцию водил. Пахал на трёх работах в девяностые, чтобы семью прокормить. На рыбалку гоняли. Окунь, жерех, судачок. Спиннинговали. Я однажды чайку поймал. А блесну жалко – кастмастер. Подмотал. Чайка орёт, клювом щёлкает. Страшновато. А батя её цап за клюв и освободил. Лети, говорит, обжора. Улетела. Другой раз лося видели. Он Каму под Оханском переплывал. В горах змею наблюдали. Гадюка на камушке пригрелась, а батя палку взял, подошёл к ней и давай играть. Я офигел. А он поиграл-поиграл, да как даст ей палкой по башке. Наповал. Не люблю, говорит, змей. Здесь маршрут туристический, вдруг укусит кого. Жаль, фотика не было. Закат, гадюка, отец палкой забавляется, а в воздухе смертью пахнет.
Я сразу понял, что он её убьет. У него накануне жестких событий взгляд меняется. И походка. Он весь каким-то другим становится. Легко так начинает ступать, как бы сдерживая силу. И улыбается. Он усы носит, сколько себя помню. Чтобы шрамы на губе скрыть. Он не падает. Ему однажды мужик здоровенный у ларька засветил, а батя кровь сплюнул и всю макитру ему оттоптал. Отец всегда топчет. Чтобы без иллюзий. Два года условно наскреб. А в 2010-м он из семьи ушёл. С одной стороны – скатертью дорога, с другой – батя всё-таки, рукастый, мать одна осталась, деньги в дом приносил. Ушёл и ушёл, короче. Не будем об этом.
Теперь мы с сестрой к нему в гости наезжаем. Отец свой домик "фазендой" называет. Сестра, когда из Питера нагрянет, так и говорит: "На фазенду надо, отца навестить". Я к нему реже езжу. Не знаю. Сложнее мне себя уговорить. Сестра младше меня на семь лет, плохо помнит. А я на память не жалуюсь. Стоит лишь закрыть глаза... Но я их не закрываю. Я не сентиментален. Не люблю я переживать по поводу прошлого.
Последний раз сестра ездила на фазенду пятнадцатого июня. Я это запомнил, потому что португальцы с испанцами на чемпионате мира 3-3 скатали. Вернулась пришибленной. Чё, спрашиваю, случилось? Да снова, говорит, подбухивает. И глаза отводит. На следующий день в Питер уехала.
А в сентябре уже я к ней в гости пожаловал. Музеи, конечно. Ночью по Невскому гуляли. Сблизились, как в детстве. На разведение мостов ходили. Назад идём, а сестра говорит:
– Помнишь, я к отцу ездила?
– Помню. И чё?
– Он меня из парилки не отпускал.
– Это как?
– Пошли с ним париться. Мне жарко стало. Я захотела уйти. А он с полки встать не дает. Никуда, говорит, ты не пойдешь. Сейчас отец из тебя веничком всю дурь выбъет. И поддал. Я там чуть не умерла, Коля. Плакала.
– А он чё?
– Не хнычь, говорит. Неженкой обозвал. Я уже сознание терять начала, когда он меня выпнул. Надышаться не могла.
– Не езди больше к нему без меня.
– Не поеду.
Я улыбнулся. Я сразу завёлся, но виду не подал. Зачем? Наше это дело, мужское. У отца психологическая доминанта надо мной. Когда с детства привык бояться, сложно перестать бояться, даже если вырос лошадинушкой. Открыть/Комментировать

2020-11-02 12:46:20 В ноябре в «Редакции Елены Шубиной» выходит третья книга пока ещё пермского писателя Павла Селукова. С радостью сообщаем, что презентация и первая автограф-сессия пройдёт у нас — в Археологии, а также ведутся переговоры о получении нескольких экземпляров Пашиной книги, чтобы любой желающий мог купить её за нашей стойкой. А пока у нас есть немного футболок, выпущенных ограниченным тиражом к премьере спектакля «Аукцион Павла Селукова "Купи слона" в Триумфе». Цена 1000 ₽, размеры с 44 по 52. Открыть/Комментировать

2020-10-28 10:51:23 С того дня Олег нашёл в Саныче литературного друга. Он закидывал его уши своими стихами, а Саныч изгалялся в комплиментах. При этом Саныч не был идейным подлецом, то есть, чем дольше он изгалялся, тем стыднее ему было. Как ни странно, стыд добавил ему сил. Первые три "Газели" он разгружал на равных с Олегом, а на часовую выходил, как на медведя. Тело сигнализировало Санычу, оно болело и попискивало, но Саныч не обращал внимание. Он грех искупал, а не цемент таскал, хотя самому себе в этом бы и не признался. Саныч всё хотел сказать Олегу, что его стихи плохи, что смешно надеяться на книгу, что у него нет таланта. Короче, Саныч хотел сказать правду, несмотря на работу, но вранье уже зашло так далеко, что он не решался. А Олег работал, как зверь. Он уже не думал прогнать Саныча. Он нашёл в нём отдушину, богатого слушателя, дополнительный аргумент правдоподобности своих мечтаний.
В начале июля Саныч подошёл к часовой "Газели", подтащил мешок, вскинул к животу, шагнул и осел на асфальт. К нему подбежал Олег. У Саныча был сердечный приступ.
– Саныч! Ты чё?
– "Скорую"... Не пиши... Никогда не пиши стихов. Они плохие у тебя. Очень...
На улицу вышла Тамара Ивановна. Она-то и вызвала "Скорую". Олег был слишком потрясён. Он завис. Слова Саныча прямо противоречили его же собственным вчерашним словам. "Скорая" приехала через пять минут, потому что находилась в доме напротив. Саныча положили в больницу и поставили на ноги. В "Терминал" он больше не вернулся. Олег хотел приехать к нему в больницу, но не приехал. Он думал. Сначала он думал, что Саныч от приступа такое сказал, а потом понял, что он душу хотел перед смертью облегчить. Олег вообще всё понял, потому что был не дураком, а просто ему померещилось. Исчезла из него тайная прелесть. Он, конечно, стал искать другую прелесть, но так сразу не нашел. Вместо книжек со стишками Олег стал открывать пиво. Потом уволился из "Терминала". Работал экспедитором, дворником, разнорабочим, охранником в ТЦ. С облегчением вернулся в "Терминал". Оттуда он попал в порт, где разгружают баржи. Это высшая грузчицкая лига, если что. Мало кто может работать в порту. Только избранные, единицы буквально. Там надо бежать по шатким мосткам с мешком муки на плече. Пятьдесят тонн впятером. За день. Напарник ладони ковшами сделал, завёл, подтащил, сбросил, а ты бежишь. Рожу потную ветру подставляешь. Кама вокруг. Ничего впереди. Ничего позади. Тело постоянно ноет. А внутри тихо, хорошо.
#павелселуков Открыть/Комментировать

2020-10-28 10:51:23 Конечно, ни Саныч, ни Олег таких тонкостей не знали. Когда водила открыл борт, они неуверенно приступили к работе. Саныч пытался таскать цемент на плече. Чтобы пристроить его туда, он долго и нелепо возился с мешком, буквально танцуя вокруг него. Олег носил цемент на руках. От такого способа забиваются мышцы и на восьмом мешке запястья Олега онемели. Тамара Викторовна наблюдала за грузчиками, покуривая возле урны. В "Газели" оставалось три мешка, когда она не выдержала: "На живот ложьте, придурки! На руках кто таскает? На плечах кто? Подохнете оба". Олег и Саныч прислушались. Носить цемент на животе было действительно легче. Новый способ разгрузки им удалось закрепить в тот же день. В одиннадцать "Газель" вернулась. Вернулась она и в двенадцать. Цемент захватил склад, а потом и самих грузчиков. Он лез в нос, глаза, рот, уши. Висел в воздухе взвесью. Разгрузив последнюю "Газель", Олег и Саныч повалились на мешки и закурили. Им по неопытности казалось, что страшное позади. Тут на склад зашёл мужик с накладной. Он только что купил пятнадцать мешков цемента и уже подогнал машину для загрузки. Олег и Саныч переглянулись. Они всё поняли. Они хотели уволиться и не хотели голодать. Они надели перчатки и вскинули мешки на животы. Один живот был круглым пузом, другой, расчерченный кубиками, прилипал к позвоночнику.
"Газели" приезжали в "Терминал" с понедельника по пятницу. В округе не было других строительных магазинов. Вскоре к цементу добавились двадцатипятикилограммовые мешки "Ротгипса". Никуда не делись гипсокартон, швеллера и линолеум. Но главным, конечно, был цемент. В апреле Олег и Саныч ежедневно разгружали шесть тон. В мае объём вырос до восьми. Четыре "Газели". Десять, одиннадцать, двенадцать, час. На себя, к животу, в замок, бегом, на себя, к животу, в замок, бегом, на себя к животу, в замок, бегом. А потом "Ротгипс". Покупатели с накладными. Десятичасовая пятидневка. Вечерами Олег долго стоял под душем и выскребал цемент из своего тела. Потом он ложился в постель, отворачивался от подруги и открывал книжку стишков. Он ещё надеялся.
В июне Саныч сдал и сдал сильно. Олег разгружал тридцать мешков, а Саныч только десять с одной машины. Если брать весь день, Олег перетаскивал сто двадцать мешков цемента, а Саныч – сорок. Олег понимал, что старик вымотался, но всё равно начинал закипать. Он работал на пределе своих физических возможностей и при оптимальном Саныче, а сейчас он просто рвал жилы. А Саныч не мог. Сбросив мешок на поддон, он садился рядом и тяжело дышал. В тот год уже в июне по Перми расползлась тридцатиградусная жара. Если утренние "Газели" Саныч хоть как-то разгружал, то в разгрузке часовой почти не принимал участие, а ведь она была последней и самой трудной. Через неделю, разгрузив часовую, Олег сел рядом с Санычем, помялся и сказал:
– Саныч, так не пойдет. Я не вывожу.
– Я знаю. Я тоже.
Олег закурил. Он не хотел этого говорить, но должен был.
– Увольняйся, Саныч.
– И куда мне, Олег?
– Не знаю, Саныч. Куда-нибудь.
– Куда-нибудь... А ты как? Думаешь, быстро тебе напарника найдут? Я хоть что-то гружу...
– Ты часовые вообще не грузишь. Тамара тебя сама уволит.
– Не уволит. Пока мы справляемся, не уволит.
Это уравнивающее "мы" зацепило Олега. Тайная прелесть вылезла наружу.
– Какие "мы", Саныч? Я стихи пишу, книжку скоро издам! Я не хочу тут подохнуть, пока ты на мешках сидишь.
– Прочитай.
– Что прочитать?
– Стихотворение.
– Ты стихи, что ли, любишь?
– Люблю. Писал в юности.
Олег прочитал. Стишок был плохим. Саныч понял это сразу, потому что в юности писал хорошие стихи и даже публиковался в толстых журналах. Ничего этого Олегу он не сказал. Он молчал. Он понимал, что если сейчас похвалит парня и будет выслушивать его вирши, то купит его с потрохами. Саныч поддался. Его губы расползлись в улыбке.
– Очень хорошее стихотворение. Такие точные метафоры. Комок в горле.
Олег просиял. Саныч отвернулся. Он чувствовал себя растлителем. Открыть/Комментировать

2020-10-28 10:51:23 Грузчики
На Пролетарке есть строительный магазин "Терминал". Олег устроился туда грузчиком. Олега никуда не брали, потому что он был без образования и с биографией. Даже в двадцать лет случаются биографии, чего уж говорить про двадцатипятилетних? А ещё Олег писал плохие стихи, что тоже, к сожалению, бывает. Олег просто перепутал. Он читал много книжек, особенно стихотворных, и получал от этого удовольствие. То есть, он что-то в них понимал и от этого в нём родилось заблуждение, что он и сам может писать стихи. Олег был хорошим читателем, а ему померещилось писательство. Опытного же человека, чтобы исправить эту кривизну, рядом не оказалось. Олег питал амбиции и через эти амбиции считал свое грузчицкое положение временным. Он хотел написать книжку стихов и прославиться, как Пушкин. Он думал, что это не за горами. Ему казалось, что он особенный. Свою особенность он не выпячивал, а лелеял внутри, как тайную прелесть. Бодрийяр бы ему всё объяснил, но Бодрийяр про Олега ничего не знал и вообще умер в 2007-м году, а Олег жил в 2009-м.
В "Терминале" Олег работал на складе, которым заведовала Тамара Ивановна. Тамара Ивановна была женщиной суровой и крикливой. Она могла сказать: "Хуль ты бля олень ебучий, ложишь куда?" Под её началом было двое грузчиков. Вторым был Саныч. Наверное, он был Иваном Санычем или Антоном Санычем, а может быть и вовсе Юрием. Этого никто не знает, потому что звали его просто Санычем. Саныч выпивал, был неряшлив и слабосилен. Грузчиком мало кто хочет работать. Однако, когда тебе пятьдесят шесть, тебя не берут на работу точно так же, как двадцатипятилетнего, даже если ты без биографии. То есть, биография Саныча – это биография водки. Подешевел, исчез, подорожал, стал не искренним, сбавил градусов. Во всяком случае, так думал Олег, проработав с ним три недели. Это были хорошие три недели. Умирал март. Несмелые ручьи пробивались сквозь лед. Воздух набирал запахи. Саныч устроился в "Терминал" в начале зимы, а Олег в конце. Они оба были совершенными девственниками в грузчицком деле. Им казалось, что они так и будут перекладывать швеллера, таскать гипсокартон и резать линолеум за десять тысяч рублей в месяц. Они не знали, что на них движется цемент. Что человек, уволившийся в октябре, уволился после цемента, а человек, уволившийся в феврале, уволился перед цементом.
Цемент попер в апреле. Утром на склад вошла Тамара Ивановна и сказала расслабленным грузчикам: "Хули курите, в десять цемент придет. И в одиннадцать. И в двенадцать. Подготовьте четыре поддона". Грузчики подготовили. Они думали – ну, цемент и цемент, разок и размяться можно. Они не понимали, что это цементное цунами, которое отхлынет только через шесть месяцев.
В первой "Газели" лежало сорок мешков или две тонны. Разгружать цемент, это не тоже самое, что разгружать муку. Муку обычно привозят в "бычках". Один грузчик забирается в кузов и, соорудив из ладоней ковши, погружает их в мягкий мешок, чтобы, как экскаватор, подтащить его волоком к краю и сбросить на плечи напарника. Мягкая мука впускает пальцы и ладно ложится на плечи, отчего разгружать муку хоть и тяжело, но удобно. С цементом не так. Цемент тверд, потому что успевает слежаться на заводе. Цемент фасуют в бумажные мешки, которые могут порваться. Цемент неудобно носить на плече, неудобно носить на спине, неудобно носить на руках, потому что носить его надо на животе. Если рассматривать приложение цементного веса к человеческому скелету, то его носят позвоночником. Принимают на живот, обхватывают руками, сцепив их в замок, и несут. Открыть/Комментировать

2020-10-23 08:58:01 Корпорация "Вечность" и Экспериментальное Творческое Объединение "Совпадение" представляют:

26 октября (понедельник) в 19:00 аукцион Павла Селукова "Купи слона" в частной филармонии "Триумф" (ул. Ленина, 44).

Внимание! Присутствует ненормативная лексика. Вход строго 18+.

Билеты: 900 рублей здесь - https://perm.kassy.ru/event/2-64571/

Аукцион Павла Селукова «Купи слона» - это первая попытка вывести на сцену героев рассказов молодого пермского писателя, который уже успел стать лауреатом нескольких литературных премий и выпустить две книги, одну из них в редакции Елены Шубиной.

Сергей Кумыш, обозреватель Posta-Magazine: "Молодой писатель Павел Селуков до такой степени ни на кого не похож, что его постоянно и невпопад сравнивают примерно с кем попало — Зощенко, Воннегутом, Прилепиным, Джойсом и т. д. Чтобы не отставать от коллег, давайте я тоже его с кем-нибудь сравню — с антилопой гну, например, — и сразу пойдем дальше".

Автор текстов: Павел Селуков
Режиссер: Евгений Мезенцев
Художник: Ольга Молчанова-Пермякова
Музыкальные редакторы: Ирина Солодовникова и Катя Камински
Хореография: Владимир Кирьянов
Вокал: Александра Турченкова
Музыка: солисты Пермского театра оперы и балета
Роли исполняют: Алексей Каракулов, Александра Турченкова, Макар Манин (студия Константина Хабенского)
Завхоз: Кучевасов

#кучепавич Открыть/Комментировать

2020-10-22 07:47:21 Витя скинул с плеча сумку и полез за счётчиком. Едва старуха ушла, он заполнил договор, прогулялся по квартире и заглянул в гостиную. В гостиной Витя открыл шкаф и увидел медали. Медалей было много. "За отвагу", "Героя", "Красного знамени" и ещё какие-то. То ли мужа, то ли брата. Не её ведь? Не может быть, чтобы её. Ей лет семьдесят, по возрасту не подходит. Витя вспотел и сел на диван считать в уме «2018 – 70». Получилось 1948. Или ей не семьдесят? Восемьдесят? Но тогда 1938 выходит. Соплюшка, какие ей медали? Разведчица юная? Да какая разведчица юная? В шесть лет, что ли? Спросить? А как спросить, не говоря, что медали видел? Нужны деньги-то. Очень нужны. Но если она немцев била, а я... Как-то это совсем. В зоне Витя не работал и прочёл много исторических книг. К победе русского народа над немцами он относился с глубоким религиозным чувством. Когда старуха вернулась с деньгами, Витя совершил нравственный подвиг – сказал, что счётчик не подходит, и велел обратиться в ТСЖ. То есть, направил старуху официальной тропой обретения газового счётчика. Быстренько сунув счётчик, фум-ленту и договор в сумку, Витя радостно покинул квартиру. Первое доброе дело в жизни обуяло его. Он целый день хотел о нём кому-нибудь рассказать, а рассказывать было некому. Вечером он рассказал обо всем брату. Борис равнодушно выслушал и ушёл к себе в комнату. Витя поел и отправился в душ. Пока он был в душе, Борис залез в его сумку и нашел договор с адресом старухи. Опытного наркомана взволновал рассказ о медалях, которые на чёрном рынке могли стоить баснословных денег. На следующий день он ограбил старуху, представившись вчерашним газовиком. Из рассказа Вити он знал, где лежат медали, и просто забрал их, связав хозяйку. Одну медаль он продал в тот же день знакомому золотнику. Остальные приволок домой, но будучи пьяным и обожранным, спрятал их недостаточно тщательно, а тупо сунул в кухонный шкаф за пачку соды.
Борис вообще был занят "солевой" шалавой, которую привел с собой ради орального секса. Он вовсю отвисал с девушкой в своей комнате, когда с работы вернулся Витя. У Вити болело горло, потому что вчера он натрескался ледяного пива по случаю первого в жизни доброго поступка. Короче, он полез за содой для полоскания и нашёл кулек с медалями. Витя их сразу узнал и всё понял. А ещё он почему-то понял, что старухи уже нет в живых. Он долго стоял на кухне и смотрел на нож, прислушиваясь к музыке, доносившейся из комнаты брата. Комната была дальней в квартире и дверью своей выходила в комнату Вити. Дверь открывалась наружу. Прикинув это в уме, Витя сделал следующее: подпёр своим диваном дверь из комнаты Бориса, принёс с кухни средство для розжига, облил им диван и поджег его зажигалкой. Пламя занялось мгновенно. Схватив медали, Витя поехал на Нагорный. На Нагорном он поднялся к старухе, положил медали под дверь, позвонил и убежал. То есть, сбежал этажом ниже, чтобы посмотреть между пролётами и убедиться, что их заберут. Он хотел вернуть медали в лоно семьи, даже если старуха мертва. Ему почему-то казалось это очень важным. Витя чуть не закричал, когда в щелке мелькнул халат старухи. Жива?! А брат? Зачем я брата поджёг, дурак? Витя полетел на Пролетарку. Квартира выгорела дотла. Брат выжил. Девушка тоже. Третий этаж все-таки. Спрыгнули, сломали ноги, уехали на "скорой" в больницу. А Витя сел на лавку и задумался оцепенело – что со мной не так, где я повернул не туда? А потом поднялся в квартиру, оценил ущерб и чуть не повесился на проводе. Но не повесился. Потому что он ведь медали вернул, может, и ему что обломится? Ну, от судьбы. Или, там, Господа Бога? После больницы Борис стал жить по наркопритонам. Витя бросил продавать счётчики, намыкался по "синим" хатам, а потом сошёлся с одной девушкой и поселился у неё. Он работает грузчиком в "Терминале" и до сих пор продает сгоревшую квартиру.
#павелселуков Открыть/Комментировать