Женщина пишет

2022-04-11 17:01:14 «Смотрим на чужие страдания» Сьюзен Сонтаг

Цитата из этого текста американской писательницы Сьюзен Сонтаг кочевала из блога в блог 3 апреля - в этот день мир увидел фотографии из украинского города Буча. Я видела эти фотографии и многие другие. Они свидетельствуют, также как и рассказы выживших. Я не избегаю ни кадров, ни текстов. От них не отмахнуться, от них не спрятаться. Они не могут усилить ужас, они лишь его фиксируют, увеличивают количество свидетелей среди самых разных людей.

Изображения военных действий и насилия одних человеческих существ над другими - главный предмет пристального взгляда Сонтаг, которая уже обращалась к теме визуальной репрезентации в своей, наверное, самой популярной работе «О фотографии». Книга «Смотрим на чужие страдания» вышла в 2003 году и стала последней из критических работ, опубликованных при жизни писательницы.

В самом начале и на протяжении всей книги Сонтаг цитирует текст Вирджинии Вулф «Три гинеи» 1938 года. В этом тексте Вулф было важно подчеркнуть, что войну устраивают и любят мужчины. Также она предлагала взглянуть на изображения войны и, испытав ужас от увиденного, объединиться против.

Если Вулф делилась мыслями накануне Второй мировой, желая спровоцировать образованный класс на сопротивление, то Сонтаг написала интонационно другой текст. Она фиксирует: какие реакции вызывают в современном мире фотографии зверств в соседних и далеких государствах; как реагируют люди на постоянный поток информации о бедствиях и что реакция на увиденное говорит и не говорит о смотрящих. Кроме ответов на вопросы общечеловеческие, Сонтаг обращается к вполне конкретным. Почему в Америке нет мемориального музея, посвящённого рабству? Почему от войны в Чечне осталось меньше фотографий, чем от обострившегося в 2000 году противостояния между израильтянами и палестинцами?

Чтение этого текста - процесс постоянного раздумывания над сложными контекстами вокруг казалось бы очевидных вещей вроде отношения к насильственному убийству как к абсолютному злу. В тексте нет ни одной фотографии, но их описания способны на многое.

«Обозначить ад — это, конечно, еще не значит сказать нам, как вызволить людей из ада, как притушить адское пламя. Но уже то хорошо, что признано, что нам дано яснее почувствовать, сколько страданий причиняет человеческое зло в мире, который мы делим с другими. Кто вечно удивляется человеческой испорченности, кто продолжает испытывать разочарование (и даже не хочет верить своим глазам), столкнувшись с примерами того, какие отвратительные жестокости способны творить люди над другими людьми, — тот в моральном и психологическом отношении еще не стал взрослым.

После определенного возраста никто не имеет права на такую наивность, на такое легкомыслие, невежество или беспамятство.

Накоплен громадный объем изображений, и ныне трудно сохранять подобную моральную неполноценность. Пусть жестокие изображения преследуют нас. Даже если они только символы и не могут охватить всю реальность, на которую указывают, все равно они выполняют важную функцию. Изображения говорят: вот что способны делать люди — даже добровольно, с энтузиазмом, с сознанием своей правоты. Не забывай». Открыть/Комментировать

2022-04-03 13:24:28 Вчера была в библиотеке, бессмысленно бродила от полки к полке. Открыла сборник стихов и прозы Марины Цветаевой. На обложке рамка из цветов, напечатали в Париже в издательстве YMCA-Press (это издательство первым опубликовало «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына). На первой же странице - стихотворение про смерть. О смерти я сегодня думаю весь день.

Посвящаю эти строки
Тем, кто мне устроит гроб.
Приоткроют мой высокий,
Ненавистный лоб.

Изменённая без нужды,
С венчиком на лбу,
Собственному сердцу чуждой
Буду я в гробу.

Не увидят на лице:
«Всё мне слышно! Всё мне видно!
Мне в гробу ещё обидно
Быть как все».

В платье белоснежном —
с детства нелюбимый цвет!
— Лягу — с кем-то по соседству?
— До скончанья лет.

Слушайте! — Я не приемлю!
Это — западня!
Не меня опустят в землю,
Не меня.

Знаю! — Всё сгорит дотла!
И не приютит могила
Ничего, что я любила,
Чем жила.

Марина Цветаева, Москва, весна 1913 года Открыть/Комментировать

2022-03-27 15:26:32 Открыть/Комментировать

2022-03-27 15:26:19 Смерть - не единственное последствие войны. Рост сексуализированного насилия - также неотъемлемая часть конфликтов прошлого и настоящего. «Женщины для утешения» - одна из форм гендерных преступлений родом из XX века. Под этим термином скрываются сотни тысяч кореянок, китаянок, филиппинок, а также девочек и женщин из других стран Восточной и Юго-Восточной Азии, которые во время Второй мировой войны находились в сексуализированном рабстве у японской армии. Кореянка Ли Оксон, главная героиня графического романа Ким-Жандри Кымсук «Трава», стала одной из них в пятнадцать лет.

Оксон росла в бедной семье: мать и отец работали без отдыха, а сама Оксон сутками присматривала за младшими детьми и помогала по дому. Девочка все время недоедала, но больше, чем о сытном обеде она мечтала о школе, однако учиться было позволено только ее старшему брату. В 1940 году в дом пришёл незнакомец, который предложил выкупить Оксон - у мужчины и его жены ребёнок так и не родился, а семье Оксон отсутствие хотя бы одного рта поможет избежать голодной смерти. Родители согласились. Вот только в новом доме Оксон стала не любимой дочерью, а служанкой. За постоянное неповиновение ее в конце концов продали другим людям, а потом Оксон и вовсе похитили. Следующие три года своей жизни она провела на «станциях утешения» в Китае.

С 1910 до 1945 года Корея была японской колонией, так что местные жители для большой империи были незначительными элементами - прав и свобод у них было немного. Их традиции уничтожались, здоровых мужчин отправляли в трудовые лагеря и насильственно мобилизовали сначала на Вторую японо-китайскую, а потом и на Вторую мировую войну. После сброса американских атомных бомб на Хиросиму и Нагасаки Япония капитулировала, а Корея освободилась, но Оксон смогла вернуться на родину лишь в 1990-е. В корейском пансионате для бывших «женщин для утешения» ее и встретила Ким-Жандри Кымсук.

«Пока я работала над романом, прошло три зимы, наступило три весны. И все время мне казалось, будто я иду по длинному тёмному туннелю. Бабушка Ли Оксон как-то сказала, что с момента ее появления на свет она никогда не была счастлива. Я понимала, что должна сохранять дистанцию и беспристрастность, работая над ее историей, но я была настолько погружена в работу, что ощутила, как прошла со своей героиней весь ее жизненный путь»

О «женщинах для утешения» я впервые узнала в прошлом году на выставке современного искусства. На одной из фотографий я увидела женщину, которая словно бронзовая статуя неподвижно сидела на раскладном деревянном стульчике перед красивым зданием. Художницу звали Ёсико Симада и сидела она, как я прочитала в кураторском тексте, в Лондоне перед японским посольством. Это фотография - документация ее перформанса «Становление статуей японской женщины для утешения». В виде статуи она сидела напротив японского посольства во многих европейских столицах. Дело в том, что первая такая настоящая бронзовая статуя перед посольством появилась в Сеуле в 2011 году. Власти Японии всячески настаивали на ее демонтаже, но этого так и не случилось. Перформанс Симады - способ выразить несогласие с властями ее родной страны. И, кстати, правительство Японии официально признало свою ответственность за эксплуатацию женщин в годы Второй мировой войны и объявило о готовности выплачивать компенсации жертвам только в 2015 году! Стоит признать, что игнорировать «неудобные» страницы истории - общемировая практика. Открыть/Комментировать

2022-03-19 12:31:33 ​​«Homo Mutabilis. Как наука о мозге помогла мне преодолеть стереотипы, поверить в себя и круто изменить жизнь» Настя Травкина

Наука о мозге не была делом жизни писательницы и научной журналистки Насти Травкиной: в школе и университете она не проявляла к этому человеческому органу большого интереса. Он появился со временем, благодаря ее увлечению киноискусством - дипломная работа во ВГИКе была посвящена крупному плану в кино, а исследование этого понятия логично привело ее к главному органу восприятия. Знания росли, вопросы множились и вот в 2021 году в издательстве «Альпина Паблишер» вышла книга Насти о нейропластичности - способности мозга изменяться под действием опыта. Настя уверена, что только поняв, как обучается мозг, мы можем сделать свою жизнь в его компании лучше, несмотря на возраст и оценки в школьном дневнике: «без участия мозга невозможно ничего пронаблюдать, подумать, почувствовать или сделать, он — посредник между тем, что мы называем «собой», и всем остальным, что существует вокруг этой воображаемой точки».

В книге шесть глав, в которых личный опыт Насти в познании мозга умело скрещен с научными исследованиями учёных. Как изучать мозг без специального образования? Деградируем ли мы с возрастом? Рождаемся ли одаренными? Какие стереотипы мешают нашему мозгу работать в полную силу? Как появляются вредные привычки? И как несправедливое устройство общества влияет на развитие каждого из нас?

Ответы на все эти вопросы сходятся в одной точке — в борьбе Насти с двумя противоречащими друг другу утверждениями: первое — люди не меняются, второе — измениться легко, если просто захотеть. Стать другим человеком можно, но потребуется соблюсти множество важных условий, и одно из них — крепкое ментальное здоровье. Уж не знаю, осталось ли оно у кого-нибудь в наличии, но вот так. И хотя мне не близка идея непрерывного самообучения и самосовершенствования (намного сложнее от себя отстать и делать лучшее из возможного), книга все же стала ценным источником личных и научных открытий. Отдельного внимания заслуживает глава о проблемах, которые скрываются в исследованиях различий в мозгах мужчин и женщин, которые зачастую притянуты за уши.

«Иногда чтобы проиллюстрировать биологические различия в устройстве мозга, вспоминают о гендерно ориентированном выборе игрушек: девочки чаще предпочитают кукол и игрушечную кухню, а мальчики — машинки и предметы для активных игр вроде мяча. «Видите! Они выбирают разное, значит, они — разные!» Но, возможно, те, кто приводит это доказательство, не учитывают собственную предвзятость: родители, бабушки и дедушки, медсестры, продавцы и воспитательницы в яслях относятся к мальчикам и девочкам по-разному с первых дней жизни младенцев, предлагают им одежду разных цветов и разный набор игрушек. С учетом высокой обучаемости детей нет ничего удивительного в том, что трехлетка выбирает игрушки, к которым его приучали несколько лет.

А что насчет обратной связи? Возможно, игрушки, которые мы подсовываем детям, влияют на развитие их способностей. Действительно, уже в возрасте четырех-пяти лет у девочек хуже развито пространственное мышление, чем у мальчиков, что приводит к их отставанию в решении пространственных задач. А ведь это отставание приводится в качестве веского аргумента в пользу врожденных различий интеллектуальных способностей мужчин и женщин! То, что от рождения до этого возраста несколько лет проходит в процессе интенсивного обучения, не учитывается».

Не самый очевидный выбор книги по нынешним временам — можете сказать вы, но это только на первый взгляд — отвечу я вам. Настя прямо сейчас находится в Киеве и рассказ об этой книге — один из способ поддержать ее. Настя каждый день пишет в своём телеграм-канале «Настигло», что чувствует и как происходящее влияет на неё и людей вокруг. Через свои тексты под вой сирен и грохот взрывов она продолжает познавать мир и себя в нем, и помогать другим. Открыть/Комментировать

2022-03-15 19:40:39 Первой книгой, которую я начала читать после того, как прежний мир закончился, были мемуары бывшей узницы концлагеря Эдит Евы Эгер под названием «Выбор». Вы тоже наверняка видели цитаты оттуда или сами начали читать в надежде, что найдете там опору. По частоте упоминаний в эти двадцать дней с Эгер может сравниться разве что австриец Виктор Франкл, также бывший узник концлагеря и известный психиатр. Эдит вместе с родителями и сестрой попала в концлагерь Аушвиц в шестнадцать лет. В первый же день отца и мать отправил в газовые камеры Иозеф Менгеле. Эдит с сестрой выжили, но последствия ужасного опыта вышли на свободу вместе с ними. «Выбор» — рассказ о том, как Эдит приняла боль прошлого, чтобы спасти свое настоящее. Больше мне ничего говорить не хочется. Оставлю лишь важную для меня в последние дни цитату.

«Кроме того, хочу сказать, что не существует иерархии страдания. Нет ничего, что делало бы мою боль сильнее или слабее вашей; нельзя начертить график и отмечать на нем уровень значимости того или иного горя. Я часто слышу от своих пациентов: «Мне сейчас очень нелегко, но разве я могу жаловаться? Это же не Аушвиц». Подобное сравнение приводит к тому, что человек, преуменьшая собственные страдания, не дает им должной оценки. Чтобы не ощущать себя жертвой, а жить, как говорится, припеваючи, нужно полностью принимать как свое прошлое, так и настоящее. Если мы пытаемся умалить боль; если наказываем себя за то, что сбились с жизненного пути или замкнулись в горе; если отмахиваемся от житейских невзгод только потому, что кто-то считает их незначительными, — мы всё еще предпочитаем для себя путь жертвы. Мы так и не видим вариантов выбора. Мы продолжаем судить себя. Я не хочу, чтобы вы, услышав мою историю, сказали: «Мои страдания не так значительны». Мне хочется, чтобы вы сказали: «Если она смогла так, значит, смогу и я!»

Однажды утром у меня шли друг за другом две пациентки — обеим немного за сорок, у обеих были дети.

У первой женщины дочь умирала от гемофилии. Большую часть визита она прорыдала, вопрошая, как Бог смеет забирать жизнь ее ребенка. У меня так болела душа за нее — она полностью посвятила себя заботе о дочери и выглядела абсолютно опустошенной из-за неумолимо приближающейся потери. Она злилась, впадала в отчаяние и не была уверена, что сможет пережить этот удар.

Следующая женщина приехала ко мне не из больницы, а из загородного клуба. Она тоже большую часть сеанса провела в слезах. Ее расстроил новый кадиллак — его совсем недавно доставили ей, и автомобиль оказался не того оттенка желтого, который она желала. На первый взгляд, проблема была пустяковой, особенно по сравнению с горем предыдущей женщины. Но я хорошо знала эту пациентку и понимала, что плач из-за цвета машины на самом деле плач отчаяния по поводу несложившейся жизни. Все шло не так, как ей хотелось бы: одиночество в браке; сын, в очередной раз выгнанный еще из одной школы; загубленная карьера, от которой она отказалась, чтобы больше быть с мужем и ребенком. В нашей жизни часто за мелкими огорчениями прячутся более серьезные обиды; в незначительных, казалось бы, переживаниях отражается глубокая боль.

В тот день я поняла, что двух моих пациенток, таких на первый взгляд разных, многое объединяет — и не только друг с другом, но и со всеми людьми. Обе женщины реагировали на ситуации, которые они не могли контролировать, в которых их ожидания не оправдались. Обе страдали, и каждая ощущала себя в бедственном положении. Все получалось не так, как они хотели или ожидали; они пытались примирить то, что случилось, с тем, что должно было бы быть. Боль и той и другой была настоящей. Каждую настигла своя человеческая драма: когда мы обнаруживаем себя в неожиданных ситуациях, которые, как нам кажется, мы не готовы вынести. Обе женщины имели право на мое сочувствие. У обеих была возможность залечить свои раны. Эти женщины, наравне со всеми нами, могли сделать выбор: как относиться к случившемуся и что делать дальше». Открыть/Комментировать

2022-02-28 20:33:07 Большую часть времени я парализована ужасом от происходящего и того будущего, что ждёт меня, близких и далеких людей. Сценарии с отсутствием любого будущего для всех нас тоже мною рассматриваются.

Мне хочется быть смелой, как героини моих любимых книг, но сделала я за эти дни, месяцы и годы не так много, как хотела бы. Всего этого совсем недостаточно для украинцев и украинок, чья реальность - это взрывы, стрельба и смерть. Я понимаю их страх и ненависть и готова продолжать противостоять лжи и агрессии пусть и не всегда так, как этого ждут от меня другие.

Я не хочу говорить вам что конкретно делать - я думаю, за эти пять дней вы достаточно узнали о способах протеста и поддержки других и себя. Сейчас мы постоянно принимаем решения, последствия которых не известны. Но я хочу, чтобы вы доверяли себе. И очень надеюсь, что это не навсегда. Открыть/Комментировать

2022-02-22 17:09:00 ​​Страшно подумать, насколько актуальной стала за время моего чтения книга «Кажется Эстер» украинки-эмигрантки Кати Петровской. Ее автофикшн-роман 2014-го года о семейной истории на фоне второй мировой войны начинается на вокзале в Берлине, а заканчивает у дома в Киеве, где она родилась: «Через три месяца после того, как я поставила точку, здесь, на этой улице, от моего дома вниз к Майдану расстреляли сто человек, участников революции достоинства. Реальность дописывает главы. Я помню растерянность и боль, свою и многих других. И даже какую-то оторопь: как теперь жить или даже просто бывать в этом городе, где в самом центре расстреляли людей? Мы все оказались в каком-то новом измерении. Сначала казалось, что трагичность украинских событий заглушила мои блуждания по полям той войны и мира, как будто моя книга провалилась в позапрошлое время. Но у трагедий, увы, нет срока давности, они «не истекают», не истончаются, особенно если они впечатаны в городское пространство, в места нашей жизни. Сама Кажется Эстер, бабушка моего отца, погибла на соседней Лютеранской улице 29 сентября 1941 года, улице, по которой я все детство ходила в школу».

«Кажется Эстер» - семейный портрет из эвакуированных, выживших, расстрелянных, пропавших без вести и вернувшихся из плена родственников Кати Петровской. Бабушка Роза, дедушка Василий, прабабушка Кажется Эстер (как точно ее звали уже никто и не помнит), прадед Озиель, бабушка Маргарита, бабушка Анна, тетя Лида, двоюродный дедушка Иуда - их биографии так тесно связаны с войной, что по ним можно изучать и всемирную историю тоже. Сама Петровская при этом не берет на себя никаких отстраненных ролей - она не биограф, не историк, не документалист. Дистанция между ней и героями и героинями ее книги слишком мала для сухого повествования без риторических вопросов, умолчаний и внезапных восклицаний. Катю как рассказчицу подводит память, воспоминания отца и матери путаются, старших родственников и вовсе уже не спросить ни о чем, но она настойчиво продолжает примерять безличный ход истории к себе и продолжает идти к собственной исторической правде, не взирая на пробелы и разбивающее сердце подробности. Интересно, что языком своего рассказа писательница выбрала не родной для нее русский, а немецкий, который учила параллельно с созданием книги. Русский - это язык умолчания, ей же хотелось говорить, как жили и умирали ее близкие и далекие.

«Может быть, мне очень хотелось объяснить кому-то, может, даже самой себе, а заодно и людям, живущим в Германии, что от Берлина до Киева такое же расстояние, как от Берлина до Парижа. Моя книга возникла на пересечении бессилия и гнева. И дело не в патриотизме, а в памяти места, во внутренней необходимости описывать, в каком пространстве мы выросли или находимся, пусть и в жанре прогулки. Киев — удивительное и трагическое пространство на сломах культур. О катастрофах, в которых гибнут миллионы невинных людей, невозможно рассказать до конца. Но мне очень хотелось, чтобы Киев был на европейской карте сопереживания, и не только под знаком кровавых земель, а еще из-за красавицы Лёли, Кирилловской церкви и рассказа моей мамы об Ахилле».

#нонфикшн Открыть/Комментировать

2022-02-21 16:18:19 ​​26 декабря 2004 года в Индийском океане случилось подводное землетрясение. Цунами обрушилось на Индонезию, Индию, Таиланд и Шри-Ланку, где в тот день вместе с мужем, детьми и родителями отдыхала Сонали Дераньягала. Ей одной удалось выжить. «Волна» - книга ее воспоминаний об утерянной совместной жизни.

Снотворное, алкоголь, бесконечный список вопросов, начинающихся с «почему», снова алкоголь, снотворное, запросы гуглу о самоубийстве и постоянные воспоминания - в первые месяцы после волны Сонали затопило горем, а главным врагом стала память, которая вновь и вновь возвращала ее к самым близким людям, которых не стало в одно мгновенье. Вернуться в Лондон, в дом где она жила вместе с мужем Стивом и сыновьями Виком и Малли, она смогла только спустя четыре года после трагедии, а издать книгу еще спустя пять, когда переехала в Нью-Йорк и начала ходить к психотерапевту.

«Я попала в невозможное положение, такое, о котором люди боятся даже помыслить. Иногда мне говорят это прямым текстом, что-то вроде: «Я рассказывала про тебя одной подруге. Она мне даже сначала не поверила, не могла вообразить, что ты пережила». Меня коробит от мысли, что мое горе невообразимо, хоть иногда я сама задаюсь вопросом, правда ли его так сложно представить и понять. Временами кто-нибудь из родни бестактно отходит, стоит мне заговорить о своей потере, и меня обжигает от унизительного осознания, что моя боль отталкивает, что она неприятна другим».

Мемуары Сонали устроены просто. В них нет внушительного количества отсылок к другим текстам, например, как в «Красных частях» Мэгги Нельсон или в книге Джоан Дидион «Год магического мышления». Кстати, именно отзыв Дидион был напечатан на обложке первого издания «Волны». «Замечательная, прекрасная книга», - сказала она. Нет в книге Сонали и никакого спасительного хобби: она не завела ястреба, как Хелен Макдональд, потеряв отца, и не пошла по грибы, как Лонг Литт Вун после смерти мужа. Первые несколько месяцев в ее жизни было только монотонное горе, заглушающее все стандартные настройки обычной человеческой жизни. 26 декабря 2004 года Сонали схватилась за ветку, отступающая волна не утянула ее в океан, она выжила, но ей пришлось искать новую точку опоры, покрепче.

Пока я читала «Волну», меня не покидало ощущение, что Сонали до последнего не была уверена, будет ли издавать книгу. По своей искренности она больше похожа на дневник на замочке, чем на текст, предназначенный для посторонних. Настолько плотно книга соткана из воспоминаний о конкретных людях, что даже неловко - как будто заглядываешь в окна первого этажа, где в самом разгаре ужин при свечах. Я не знала живых Стива, Вика и Малли, не знала ее мать и отца, но Сонали познакомила меня с ними - поделилась сотней подробностей, при этом совершенно не боясь выглядеть уязвимой, откровенной, напуганной, безразличной, жестокой, потерявшейся, отчаянной - за 10 лет описанных в книге, она перечувствовала разное, что совсем неудивительно. Подходя к ее горю вплотную, и свою собственную уязвимость чувствуешь острее.

«Наверное, единственный способ выжить и остаться человеком в мире, который пуст, в котором нет моей семьи, — это признать истину о них и себе. Пытаясь оградить себя от этого знания, я теряю себя, свою личность».

Не знаю, как вам, но мне всегда любопытно, как выглядят люди, написавшие впечатлившие меня книги. Я всегда их гуглю, бессмысленно вглядываясь в фото, в надежде найти в лице черты текста, что только что меня поразил. Открыв фотогалерею имени Сонали, я увидела любопытное - Сонали держится за руку с Фионой Шоу. Лицо этой английской актрисы знакомо мне с моих одиннадцати лет. Именно она сыграла Петунью Дурсль, родную сестру Лили Поттер, в доме которой рос Гарри. Она же мой любимый персонаж в сериале «Убивая Еву». Оказывается, Сонали и Фиона женаты уже четыре года. Фиона захотела познакомиться с Сонали, после того как прочитала «Волну». Так интересно наблюдать, какими замысловатыми путями ко мне иногда приходит информация. Этот случай, пожалуй, войдет в мою коллекцию самых удивительных. Оставлю здесь Сонали и Фиону вдвоём. Открыть/Комментировать

2022-02-14 12:01:43 ​​«Полиамория. Свобода выбирать» Маша Халеви

Чувствую себя немножко бунтаркой, подкидывая вам 14 февраля книгу о полиамории. Сначала я планировала рассказать про сборник статей Полины Аронсон «Любовь: сделай сам. Как мы стали менеджерами своих чувств», но мэтча с этим текстом не случилось. Так что я срочно начала искать альтернативу и на этот раз купидон направил стрелу в нужное издание.

Исследовательница и семейный консультант Маша Халеви сделала свой брак открытым в 2012 году. Ей тогда было сорок лет, пятнадцать из которых она провела в моногамных отношениях. Спустя два года она рассказала о перемене статуса в Фейсбуке. Еще через семь лет вышла книга «Полиамория. Свобода выбирать», посвященная не столько плюсам и минусам таких взаимоотношений, а критике культурных стереотипов вокруг классического уравнения «жили они долго и счастливо ВДВОЕМ».

Начинает свой рассказ Халеви по классике с эволюционной биологии, где лебеди не такие уж однолюбы, а наши ближайшие родственники бонобо и вовсе ведут бесстыдную сексуальную жизнь со многими партнерами (самки с большим количеством самцов, самки с самками, самцы с самцами). Увы, но обращаясь к миру животных сторонники и сторонницы традиционных ценностей не найдут там поддержки. Биология не слишком часто дает однозначные ответы, так что где-то рядом всегда бродят культурные представления, которые очень любят делить мир на черное и белое, мужское и женское, допустимое и неприемлемое. Естественное подлежит строгой классификации и оценке. Однако статистика пока идет вразрез с мировой госпрограммой поддержки моногамии: около 60% мужчин и 50% женщин по всему миру имеют внебрачные связи.

«Трудно сказать, чем — культурой или генами — обусловлено то, что одни люди считают себя моногамными и состоят в моногамных отношениях, а другие — нет. Однозначного ответа на этот вопрос нет, да это и неважно. Ведь моногамия или немоногамия сами по себе не являются проблемой. Проблемы возникают, только если один из этих вариантов признают «незаконным». Мир, в котором общество навязывает немоногамию, был бы таким же, а может, и более несчастным, чем мир, в котором главенствует моногамия. Ведь в конечном итоге невозможно вписать нас всех в одни рамки. Даже если природа большинства из нас равна X, есть и те, кто не является этим самым X, а когда мы признаем это, не будет нужды в установлении «подлинной» природы человека».

За короткой главой о пернатых и хвостатых следуют более сложные размышления из области антропологии, древнегреческой истории и жизненного опыта самой Халеви и десятков людей, чьи любовные связи не вписываются в рамку 1+1. Назвав книгу «Полиамория», авторка вовсе не претендует на превращение всех вокруг в себе подобных. В моногамии нет ничего плохого, если при этом не осуждаются другие варианты партнерств по взаимному согласию. Книга пытается подарить читателям и читательницам еще один вариант свободы - не сексуальной (хотя она неминуемо ждет всех за пределами долгих моногамных отношений), а личностной. Если вы не считаете процесс познания себя уловкой дьявола или психотерапевта, то почему бы не попробовать хотя бы изучить возможные варианты согласованной немоногамии? Я нахожусь в отношениях без измен, страхов и запретов уже семь лет и пока у меня нет сомнений в правильности выбранного жизненного сценария, но я точно не считаю его единственно верным и допустимым. А еще я не знаю наверняка оказалась бы я в этих отношениях будь в моде все долгие годы моего взросления полиамория или отсутствие культа романтических отношений в принципе. Риторические рассуждения достойные этого дня.



Что почитать вдогонку?

«Расцветает самая красная из роз» Лив Стремквист - комикс о любви при капитализме

«Почему любовь ранит?» Евы Иллуз - подробное исследование любви при капитализме без картинок

«История жены» Мэрилин Ялом - история гетеросексуального брака в западной культуре

«Мужчина мечты» Кэрол Дайхаус - хроника перемен в женском гетеросексуальном желании

#нонфикшн Открыть/Комментировать