Дневник партизана Дзяковича и другие воспоминания о войне

2022-06-03 08:21:42 1942 г, #Небольсин
Развязка наступила внезапно. Отец Катрин, полковник немецкой армии, воевавший где-то на Балканах, известил, что после ранения он получил краткосрочный отпуск и скоро заедет домой. Естественно, жена и дочь были очень рады этому известию и, конечно, стал вопрос, как поступить со мной.
Последние дни мы с фрау Мартой подолгу вели беседы на разные темы. Ее интересовало буквально все. Разносторонняя образованность сочеталась в ней с эмоциональностью натуры. Она свободно говорила на французском, итальянском языках, играла на органе, интересовалась политикой и войной, много читала и была достаточно сведущей в сельском хозяйстве. Однако, о России фрау Марта, как и большинство немцев, имела смутное представление. Россия представлялась ей сказочной страной с ее сибирскими снегами и морозами, с ее бескрайними лесами и полями. Когда я рассказывал от первого лица о нашем московском метро, о наших прекрасных стадионах, школах и театрах, о наших самых красивых в мире девчатах и других наших самых, самых..., то видел с каким огромным вниманием, искренним удивлением слушала меня «моя родственница». Иногда, в нашу беседу врывалась Катрин:
— Мама! Ты совсем отобрала у меня Димитрия. Я ревную! — шутила она. И тогда мать уступала дочери:
— Хорошо, хорошо. Я ухожу, — и оставляла нас.
Наступил день, когда я должен был покинуть гостеприимных хозяев усадьбы. Невеселыми стали Катрин и ее мать. За короткое время они настолько привыкли ко мне, что, почти всерьез, стали считать меня своим родственником. А фрау Марта даже призналась, что я напоминаю ей сына, пропавшего без вести под Сталинградом.
Рано утром, положив «мой» чемодан в пролетку, я и Катрин покатили к железнодорожному вокзалу. На мне был приличный костюм, в кармане лежало удостоверение гражданского поляка, работавшего в имении, а в саквояже, на самом дне, под бутербродами и термосом с кофе, лежали мои лагерные шмотки. Билет на поезд был взят заранее. Можно было обойтись и без поезда. Расстояние в двадцать километров я вполне прошел бы пешком за полдня. Однако рисковать не хотелось, полицейские патрули могли встретиться где угодно. Простились мы с Катрин, не доезжая вокзала. Перед расставанием она мне сказала:
— Если надумаешь бежать из плена, то приходи к нам, я всегда буду рада тебя встретить. Я тебя полюбила.
— А как же жених? — спросил я.
— Нет у меня жениха. Я его придумала.
В поезде пассажиров было мало. Я сидел на жестком сиденье один и, отвернувшись от людей, смотрел в окно, стараясь обойтись без собеседников. До Рибниц-Дамгартен доехал благополучно. А через полчаса я уже был в украинском цивильном лагере, попав, как раз, в обеденный перерыв. Открыть/Комментировать

2022-06-01 20:55:55 1942 г, #Небольсин
Примерно через час на дороге появилась пролетка, на которой восседала фрау Марта. Она развернула лошадь, я подсел к ней и мы медленно, не торопясь, тронулись в обратный путь. Катрин же оставалась на месте.
Мог ли кто из встречных подумать, что рядом с хозяйкой усадьбы сидит беглый русский военнопленный?
Всю дорогу фрау Марта рассказывала о лошадях, в которых была безумно влюблена и о которых я имел смутное представление. Оказалось, что она с детства увлекалась верховой ездой. Часто бывала на ипподромах. Между прочим, эту страсть мать передала своей дочери, которая управлялась с лошадьми не хуже матери.
Мужская половина семьи, муж и сын, находившиеся сейчас на фронте, тоже, по словам фрау Марты, были «лошадниками», но в меньшей степени. Фрау Марта так увлеченно говорила о немецких, арабских, орловских, ахалтекинских скакунах, что я, забыв обо всем, слушал и с восхищением смотрел на милое женское лицо.
В усадьбу мы приехали открыто, на виду у всей челяди. Внесли в дом «мой» чемодан и я стал полноправным «племянником» «тети» Марты. Катрин пришла позже. Итак, спектакль состоялся.
Однако выходить из дома я не решался. И только раза два, в компании «родственников», отважился прогуляться за пределы усадьбы. В какой-то мере, я покорился превратностям своей судьбы и, все же, мне было не по себе. Меня преследовала неведомая опасность, которая, как тень, была всюду со мной. Катрин и ее мать не могли не замечать моего постоянного беспокойства и тоже волновались. Они не могли не понимать, что каждый день моего отсутствия в рабочем лагере усугубляет мое положение, и, в тоже время, искренне желая мне добра, уговаривали переждать полицейские облавы. Иногда, в моей голове возникали крамольные мысли остаться в поместье до конца войны. В победе нашей армии я не сомневался, победа была не за горами. Но поймут ли меня при встрече наши советские солдаты? «Мы кровь проливали, — скажут они, — а ты, лейтенант, прятался за немецкую юбку. К стенке его!» И расстреляют без суда и следствия. Нет! Этого я не хотел. Я честно воевал на фронте и в плен попал, выручая других. Открыть/Комментировать

2022-05-31 22:05:43 1942 г, #Небольсин
— Вот мы и дома, — торжественно объявила Катрин и убежала, оставив меня одного. Вскоре она вернулась с молодой белокурой женщиной и представила:
— Это моя мама.
Я встал, не зная, как себя вести. Но ее мать, улыбаясь, подошла ко мне, как к старому знакомому, поздоровалась и спросила:
— Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно, — я улыбнулся ей.
— Вот и хорошо. Сейчас примем ванну, поужинаем и спать. Завтра у нас будет достаточно времени, что бы поговорить. Согласны?
— Как вам угодно.
Катрин стояла рядом с матерью и тоже улыбалась. О том, что ее маму зовут фрау Марта я знал, но ради приличия спросил:
— Как вас зовут?
Мать весело засмеялась и ответила:
— Ваше имя, Димитрий, как видите, мне известно, а меня зовут фрау Марта, так и зовите. Думаю, моя дочь нас с вами заочно уже познакомила.
На другой день, подойдя к зеркалу, я не узнал себя. Передо мной стоял прилично одетый молодой человек, совершенно не похожий на военнопленного Небольсина. Если бы в таком виде я появился в своем рабочем лагере, то мои друзья не поверили, что это я. Да, да! Я стал быстро поправляться. Прекрасные харчи! Завтрак, обед, ужин! Об этом можно было только мечтать. Как в кино.
Меня поселили на мансарде, куда из прихожей поднималась крутая замысловатая лестница. Но как не скрывайся от посторонних глаз, а шило в мешке не утаишь. Днем на усадьбе всегда были люди, в большинстве своем немцы и поляки, которые проживали неподалеку от центральной усадьбы. В господском, или как поляки называли, в панском доме, одну половину занимала фрау Марта с дочерью Катрин, в другой — размещались канцелярия, кухня, а также комнаты для немногочисленной прислуги. Ради предосторожности меня произвели в чин «племянника», приехавшего после госпиталя на побывку к тете. Что делать? Пришлось согласиться и стать «двоюродным братом» Катрин. Для этого, через день после моего переселения в дом, фрау Марта устроила небольшой спектакль: утром по задуманному и неписанному сценарию я и Катрин отправились в сторону железнодорожного вокзала, километра за три-четыре от усадьбы. Шли не по дороге, а по тропинке около леса. Катрин впереди, я за ней. Пройдя какое-то расстояние, мы свернули в условленный овражек, мимо которого шла проселочная дорога.
— Ты не озяб? — спросила меня Катрин,
— Нет. А ты?
— Неужели не видишь, как я дрожу? — притворно возмутилась она. Погрей мне руки!
Почти рывком распахнул я полы своей куртки, взял ее руки, они действительно были холодными, и спрятал их в своих подмышках. Катрин прижалась ко мне. Она вся дрожала. И я горел огнем от ее близости. Открыть/Комментировать

2022-05-30 20:39:30 1942 г, #Небольсин
И это была правда. В ее глазах то и дело вспыхивали озорные огоньки. Она гордилась, что повторила опасный, но благородный поступок своей матери. Поступок рискованный, но очень романтичный.
— Катрин, твоя мама вышла замуж за беглого пленного, твоего будущего отца. Так я понял?
— Да, да. Правильно, — кивнула она головой.
Я заглянул в ее глаза и спросил:
— А ты за меня пойдешь замуж?
— Нет! — резко ответила она, — у меня есть жених, он на фронте. Правда писем нет давно, но, как бы то ни было, я буду его ждать.
Разговор в этот день затянулся надолго, почти до вечера. Моя спасительница о многом расспрашивала меня. Я отвечал, иногда донельзя коверкая немецкие слова, вызывая у нее добрую детскую улыбку. Катрин сидела, поджав под себя ноги и внимательно слушала.
Прошло несколько дней. Несмотря на все хорошее, приходилось терпеть и кое-какие неудобства. Самым существенным из них было отсутствие туалета. Только ночью имелась возможность сходить в кусты, оправиться и замаскировать свое «произведение». Однако, Катрин скоро догадалась и эта проблема была решена. С курением было сложнее. Я мог бы попросить сигареты или табак у Катрин, но вокруг лежало сухое сено. Пришлось отказаться от курева.
Когда я оставался один, сам с собою, время шло непозволительно медленно, в голове возникали невеселые мысли и, чтобы как-то убить, сократить время, я стал больше спать и заниматься физическими упражнениями лежа, сидя, стоя на коленях. Занимался много и настойчиво, тем более, что кормили меня от всей души. В полный рост заниматься гимнастикой не позволяло низкое перекрытие моего убежища.
Но вот, однажды, Катрин принесла длинный плащ, сапоги и шляпу.
— Сегодня меняем «квартиру», — радостно сообщила она и вдруг, в первый раз, рывком обняла меня и отпустила.
— Так можно влюбиться, — шутя, предупредил я.
— Скоро расстанемся, а я только-только начинаю привыкать к русскому пленному, хотя привязалась к тебе с первого взгляда. Хорошо это или плохо? Как ты думаешь?
— Поживем-увидим, — уклонился я от прямого ответа.
— Скажи, Димитрий, у тебя есть или была девушка? — спросила она.
— Была, а может быть, и есть там, в России, хотя я ее никогда, как и тебя, не обнимал и не целовал. Боялся, — признался я.
— А меня ты тоже боишься обнять? — Вдруг спросила меня Катрин.
— Да, боюсь, — ответил я, — хотя, я — живой человек и очень хочу тебя. Но ты немка, а я русский военнопленный, враг немцев. За тебя меня могут повесить, а тебя, в лучшем случае, отправят в концлагерь. Ферштейн? И боюсь я больше не за себя, а за тебя, Катрин.
Так за разговором незаметно пролетело время. Ее часы показывали полночь.
— Нам пора. Одевайся, — сказала она.
Переодевшись, я последовал за ней. На улице было темно и тихо, с высоких лип доносился нежный шепот листьев. Свежий ночной ветерок приятно щекотал лицо. Мне так хотелось обнять, прижать к себе Катрин, поцеловать, она же была совсем рядом! Мне казалось, что я слышу стук ее сердца. Да и с моим сердцем творилось непонятно что. Оно просило, умоляло дать свободу и не когда-нибудь, а сейчас, немедленно. Катрин взяла меня за руку и мы поднялись на веранду дома. С минуту стояли молча, затем она открыла дверь и мы вошли в зал, слабо освещенный ночным торшером Открыть/Комментировать

2022-05-29 21:01:58 1942 г, #Небольсин
Ближе к вечеру я стал осторожно продвигаться в ту сторону, куда указала девушка. Сумерки постепенно сгущались. По краям неба, нет-нет, вспыхивали далекие молнии, высвечивая черно-лиловые тучи. Впереди, за оградой возвышались неясные очертания каких-то строений, справа, в стороне слышался отдаленный разговор людей, лениво лаяли собаки. Ни единого огонька! Долго ждать не пришлось, скоро я увидел Катрин.
— Идем! — сказала она и потянула меня за рукав. Мы прошли через узкую калитку. Она впереди, я за ней. У самой стены повернули налево и вскоре очутились под навесом большого сарая. Пахло свежим душистым сеном. В сарае было темно. Катрин взяла меня за руку и подвела к лестнице.
— Осторожно! — тихо предупредила она, — Поднимайся за мной, не бойся.
«Теперь чего бояться, бойся — не бойся, а дело сделано, назад хода нет, влип по самые завязки», — подумал я и на ощупь полез по ступенькам лестницы. Подсвечивая фонариком, Катрин повела меня по узкому коридорчику, обложенному с обеих сторон сеном, к чердачному окну, завешенному тяжелой шторой.
— Это твоя комната, — пошутила она, — я сюда не разрешаю никому заходить, здесь мое место отдыха. Я люблю уединяться, мечтать, дышать прекрасным воздухом с ароматом свежего лесного сена. Здесь есть одеяло, подушка и кое-что покушать. Фонарик тоже есть. Спокойной ночи. Ауфвидерзеен!
Она подалась к выходу, но я, ненароком в тесном проходе, перекрыл ей дорогу. Мы оказались настолько близко друг к другу, что ее грудь на секунду коснулась моей. Меня словно током ударило и обожгло... Катрин еще раз сказала:
— Гутен нахт! — и исчезла. А я все еще чувствовал ее прикосновение и долго не мог заснуть, невольно слушая стук собственного, мятежного сердца. Очень хотелось курить, но вокруг лежало сухое сено...
На другой день, несмотря на все мои просьбы освободить меня из «плена», Катрин, мило улыбнувшись, попросила:
— Не торопись, Димитрий. Все будет хорошо. Не беспокойся. Тебе надо поправить здоровье.
Я очень плохо говорил по-немецки, но понимал почти все, что говорила девушка. Она продолжала:
— Я попробую тебе объяснить, думаю, что ты поймешь. Полиция оповестила, что пленные бандиты, убежавшие во время бомбежки из лагеря Пенемюнде, появились в наших краях. Полиция и полевая жандармерия прочесывают местность и контролируют дороги. Тебе надо немного переждать. Я очень удивлена, как ты сумел пройти незамеченным так далеко от Ростока.
— Почему незамеченным? Ты же заметила, — пошутил я.
— Я не полиция, Димитрий. Мне будет очень жаль, если тебя схватят, — ответила Катрин.
— Почему? — поинтересовался я.
— Потому что есть еще одна причина, — продолжала Катрин, — самая главная. Мой отец в прошлую войну был в плену во Франции. Потом он совершил побег. Его могли поймать и расстрелять. Но на его пути случайно встретилась девушка, которая помогла беглецу скрыться и пережить опасное время. Эта девушка потом стала моей мамой.
— Твоя мама француженка? — удивился я.
— Нет. Она немка. Но в ту пору жила на севере Франции, — немного помолчав, Катрин меня буквально ошарашила, — Мама знает, что я поступила так же, как и она. Я ей все рассказала.
— Зачем? — Вырвалось у меня.
— Затем, чтобы мама знала и была уверена, что ее дочь тоже может помочь человеку в беде. Открыть/Комментировать

2022-05-28 21:27:39 1942 г, #Небольсин
Какая странная встреча, не правда ли? — заговорила Катрин.
— Да, я тоже не ожидал, — согласился я, — Встреча опасная, если увидят — будет плохо.
— Не увидят, — почему-то уверенно сказала она, поднимая с земли велосипед. И все же, я умоляюще попросил:
— Катрин, очень, очень прошу тебя, покажи мне дорогу на Рибниц-Дамгартен. Я хочу уйти.
— Нет! — категорически заявила она, — сегодня ты останешься здесь до вечера, а как стемнеет, пойдешь по этой тропе и, не доходя ограды, подождешь меня в поле. Там тебя я встречу. Ферштейн? А потом, — добавила, — я выполню твою просьбу.
Я хотел было возразить, но Катрин, не дав мне промолвить и слова, резко запротестовала:
— Нет, нет, нет! Поверь мне, я здесь хозяйка, мне лучше знать, как поступить.
Вот так мы с ней перешли на «ты». Она легко села на велосипед и покатила в усадьбу.
На душе было скверно, потому что я знал, чем такие истории оборачивались для военнопленных. Что она задумала? Какая она хозяйка? Девчонка, да и только! Но с другой стороны, она наверняка знает, что происходит вокруг. И если я не попал в лапы полиции, так мне просто повезло. И все же, все же...непонятно было, как могла девушка, немка, вдруг, ни с того, ни с сего, проявить удивительное внимание ко мне, беглому русскому военнопленному. Что это? Издержки романтики или легкомысленный каприз избалованной девчонки?
Между тем, с запада опять подкрадывалась черно-синяя туча, которая краешком покрапала на землю, раза три-четыре громыхнула и отвалила в сторону. Открыть/Комментировать

2022-05-27 21:17:29 1942 г, #Небольсин
Первая мысль, пришедшая мне в голову, была: «Бежать!» Однако эту мысль пришлось отогнать. Далеко ли я уйду? Девушка может скоро вернуться с подмогой, собаками и мне «капут». Или просто сообщит в полицию, которая перекроет все пути-дороги и... все равно поймают, да еще излупят. Нет! Бежать — не выход. Надо ждать. Пусть будет, что будет!
Я вернулся на прежнее место, в рожь, нарвал пару снопиков, постелил под себя и стал ждать. Уж очень медленно тянулось время. Болела шея, сухой кашель обжигал горло. Иногда я приподнимался и выглядывал изо ржи в надежде увидеть свою незнакомку.
Наконец, вдалеке на дорожке появился велосипедист, который двигался в мою сторону. На всякий случай пришлось поплотней прижаться к земле и притихнуть. Я услышал, как велосипедист спешился и положил машину на землю.
— Рус! Рус! Иван! Раус вег! Выходи живей! — позвал меня знакомый голос незнакомки.
Я поднялся из своего укрытия и вышел ей навстречу. Теперь она была без ружья и в другом наряде, в скромном, простом, совсем, как наша русская девушка. И, что особенно меня удивило: вместо шляпы на ее голове красовался цветастый платочек, завязанный узелком на подбородке. Она подошла ко мне, как к старому знакомому, смерила пристальным, изучающим взглядом и протянула корзиночку, прикрытую сверху полотенцем.
— вам надо поесть. Потом поговорим.
— Вы не боитесь так близко подходить ко мне? — поинтересовался я.
— Нет. Не боюсь, — ответила она, улыбнувшись уголками губ, — Вы не страшны.
Я присел на корточки, тут же, у стежки, расстелил полотенце, выложил бутерброды и термос с горячим кофе. Старался есть медленней, но, все равно, бутерброды исчезали быстро. Я, действительно, был очень голоден. Девушка стояла неподвижно и, как мне казалось, внимательно следила за мной.
Покончив с едой и выпив кофе, я хотел встать, но вдруг голова закружилась, я покачнулся и чуть не упал.
— Что с вами? вам плохо? — испуганно спросила она, присаживаясь рядом и заглядывая мне в глаза.
— Нет, нет. Сейчас пройдёт. Это бывает. С голодухи голова закружилась, — я руками изобразил круговые движения вокруг головы. Через минуту головокружение прошло, — Ну, вот все прошло. Спасибо Вам. вы мне очень и очень помогли!
— Как вас зовут? — спросила она.
— Димитрий, — ответил я. И тоже спросил:
— А ваше имя?
— Меня зовут Катрин, — представилась незнакомка.
— Катрин? Первый раз слышу такое имя, хотя у русских женщин есть похожее имя — Катерина, Катя. Возможно это одно и тоже имя? Как, например, у немцев — Луиза, у русских — Лиза, — сказал я и невольно вспомнил Луизу, жену молодого управляющего имением Фельдберг.
Мы стояли рядом, молча, разглядывая друг друга. На вид ей можно было дать лет двадцать. Светловолосая, с красивыми чертами лица и большими серо-голубыми глазами. Откровенно говоря, в то время мне все девушки казались красивыми. Открыть/Комментировать

2022-05-25 22:13:30 1942 г, #Небольсин
Совсем близко от меня по полевой дороге прошли люди с вилами, громко разговаривая между собой, вслед за ними проехал трактор с тележкой.
Перейдя дорогу, я в скором времени вновь оказался перед булыжной дорогой, обсаженной фруктовыми деревьями. Убедившись, что дорога пустынна, я уверенно зашагал по ней, надеясь скоро увидеть Рибниц-Дамгартен. К восходу солнца было пройдено порядочное расстояние. На дороге стали появляться автомашины, пароконные повозки, велосипедисты, которые, не останавливаясь, проезжали мимо. Все шло благополучно. Однако, когда до Рибниц-Дамгартен, по моим расчетам, оставалось не более пяти-шести километров, я решил не испытывать судьбу, а сделать привал до вечера, где-нибудь в стороне от дороги, чтобы отдохнуть и двинуться дальше.
Я и не подозревал, что дорога уводила меня в сторону от Рибниц-Дамгартен.
Во второй половине дня нахмурилось небо, блеснула молния, громыхнул гром и полил дождь, настоящий ливень. Он застал меня посреди ржаного поля, где я решил отдохнуть в ожидании вечера. В считанные секунды одежда промокла насквозь, а спрятаться от дождя было некуда. Стало зябко. Но вот дождь перестал, выглянуло солнце и теплые лучи сразу же обсушили мою стриженую голову.
Я уже собирался встать, чтобы перейти на место посуше, как вдруг услышал легкие шаги. Кто-то шел рядом по тропинке. Я плотнее прижался к земле и замер. Когда шаги стали удаляться, чуть-чуть приподнялся, чтобы разглядеть, кто прошел. И тут произошло невероятное: человек резко обернулся и наши взгляды встретились. Человек сбросил ружье с плеча и звонким, высоким, совсем не мужским голосом спросил:
— Вы что здесь делаете?
Передо мной стояла молоденькая девушка, одетая в охотничий костюм. Я поднялся во весь рост и вышел на дорожку.
— Стойте! — приказала она, — иначе буду стрелять!
— Девушка, не надо стрелять. У меня нет оружия. Я не бандит. Я русский военнопленный. Иду из Ростока в Рибниц-Дамгартен, в свой рабочий лагерь. В Ростоке нас разбомбили американцы.
— А почему вы прячетесь и топчете рожь? — сердито, но спокойно спросила она.
— За рожь простите, очень хотел есть, — я разжал кулак и показал на ладони ржаные зерна.
Не опуская ружья, незнакомка подошла поближе и стала с любопытством рассматривать меня. На лице у нее не было и тени испуга, как будто бы ей уже приходилось встречать таких людей, как я.
— Любопытно! — сказала она, забрасывая ружье за спину, — Впервые вижу русского солдата.
— Девушка, покажите мне дорогу на Рибниц-Дамгартен, — попросил я, — мне надо возвратиться в свою команду. Всю жизнь вас буду помнить!
Она вопросительно взглянула на меня и задумалась. Несколько минут мы стояли молча. Незнакомка посмотрела по сторонам, потом перевела на меня быстрый пронзительный взгляд и сказала:
— Ждите меня здесь. Я скоро вернусь. Понятно? — и, круто повернувшись, быстро пошла по тропинке.
Я стоял, как ошарашенный, и смотрел ей вслед, пытаясь понять, что она задумала. Открыть/Комментировать

2022-05-24 16:10:06 1942 г, #Небольсин
Я лег на землю, прикрылся кустиком и затих. Нельзя сказать, чтобы сердце ушло в пятки, но холодок пробежал по всему телу. Бежать не было никакого смысла, сопротивляться — тем более. Мимо меня, совсем рядом, прошел человек. Приподняв голову, я увидел удалявшегося старика. В правой руке у него была палка, в левой большая корзина. Когда он скрылся из виду я перебрался в другое место, подальше от тропинки. Забрался в густую, жгучую крапиву, росшую там в изобилии. Вытряхнул из карманов ржаные колосья, растер на ладонях, провеял и с большим аппетитом съел целую пригоршню сладковатых, неспелых зерен. Ведь, как-никак, последний черпак баланды я получил сутки тому назад.
Потом, не спеша, перекурил, щелчком выбросил малюсенький окурок в ручей и крепко заснул на расстеленном пиджаке.
Проснулся, когда солнце стояло в зените и здорово припекало. Что делать? Как и куда идти? Прямиком по неубранному полю нельзя, со стороны сразу же заметят необычного ходока, да и много ли пройдёшь по бездорожью. Идти лесом? Заплутаешь. Значит двигаться надо по дороге, от нее никуда не денешься, лоб в лоб со своими врагами. Ну, а если задержат, скажу, что иду в лагерь, так как оно и есть на самом деле.
Понемногу вернулась уверенность. Ободренный своими рассуждениями, я вышел на шоссе и пошел по дороге. Вначале немного трусил, затем, осмелев, даже хотел остановить автомашину, чтобы подвезли. Но голосовать не пришлось, впереди я заметил скопление машин. «Что-то стряслось» — мелькнуло в голове. Пришлось свернуть в сторону. Через полчаса колонна автомашин тронулась, лишь одна, с мигалкой, все еще оставалась на месте. Я лежал в ложбинке и ждал. Наконец, полицейская машина развернулась и помчалась в сторону Ростока. Очевидно, проводился досмотр транспорта, что часто случалось на дорогах Германии.
Сколько километров я прошел в тот день трудно сказать, но к вечеру Рибниц-Дамгартен так и не появился. Заночевать пришлось в ближайшей рощице. Умаявшись за день, я быстро заснул, однако сон был неспокойным — ночь была прохладной, зябкой.
Едва забрезжило, я снова двинулся в путь. Дорога пустовала, вокруг было тихо и спокойно. Пиджак и кепку оставил в кустах. Минут через тридцать ходьбы послышался шум мотора и на пологом спуске шоссе показалась автомашина. Когда до нее оставалось шагов сто, я поднял руку. Подъехав, грузовичок остановился. В кабине сидели двое. Водитель открыл дверцу и удивленно вылупил глаза:
— Ты в-в — Военнопленный? Чего ты хочешь? — спросил он, заикаясь. Я объяснил, как мог, по-немецки:
— Да, я — русский военнопленный. Не могу найти дорогу на Рибниц-Дамгартен, где я работаю на заводе Бахмана. Там мой лагерь. Прошу показать дорогу.
Тем временем, из кабины вылез второй немец. Он подошел ко мне, оглядел с ног до головы и, усмехнувшись, сказал:
— Тебя мы обязаны сдать в полицию. За беглецов дают марки.
— Хорошо, — согласился я, — Везите в полицию, — и зло добавил, — я не беглец, поэтому полиции не боюсь. Я ищу свою команду.
— Ладно, Иван, — согласился немец, — я покажу тебе дорогу. Иди сюда. Смотри. Видишь деревню? Рядом с ней идет шоссе на Рибниц-Дамгартен. Понял? До Рибниц-Дамгартен километров пятнадцать.
— Спасибо! — поблагодарил я. Машина понеслась в сторону Ростока, а я, свернув на булыжную мостовую, отправился к деревне. Но до деревни не дошел, меня остановил доносившийся злобный лай собак. Нет, лаяли они не на меня, так как деревня находилась еще на приличном расстоянии, однако, подходить близко к домам я поостерегся. С немецкими овчарками шутки плохи! Разорвут. Конечно, они должны быть на привязи, но как знать. Что делать? Пришлось чуть ли не ползком пробираться вокруг просыпающейся деревни. Открыть/Комментировать

2022-05-22 20:23:11 1942 г, #Небольсин
Я вышел на восточную окраину. Хотел спуститься в овраг, но там оказалось полным-полно людей с узлами, чемоданами, тележками — жители прятались в нем, опасаясь бомбежки. Недолго думая, свернул в сторону и пошел напрямик через поле. Оставаться в Ростоке и искать своих пленных я не мог — после пережитого мне было страшно. Бежать я не собирался — бесполезно. Единственное, чего хотел, так это быстрее добраться до своего лагеря, который от Ростока был всего в двадцати — двадцати пяти километрах.
Я уходил все дальше и дальше от города, где пережил один из самых драматических дней своей жизни. Не было сил успокоить все еще бешено стучавшее сердце. Острая боль резала горло — проклятый немец вчера чуть не задушил меня своими ручищами, он, наверняка, подумал, что это я убил того человека. А я не убивал, я только хотел помочь раненому. Но разве докажешь!
Я шел, как мне казалось, прямо на восток, в сторону города Рибниц-Дамгартен, ориентируясь по солнцу. Утро намечалось чудесное, солнечное, а на душе у меня было очень плохо, тревожно и пасмурно. Иногда я оборачивался, смотрел на Росток, пристально вглядываясь в город, где гуляла моя смерть, случайно потерявшая меня среди развалин и едкого дыма, словно хотел еще раз увидеть вчерашний день и убедиться, что это не сон, а настоящая горькая правда.
Вскоре я вышел на развилку дорог, где стоял дорожный указатель. Выждал, когда проедет очередной транспорт, подошел к столбу и прочитал названия пунктов на немецком языке. Города Рибниц-Дамгартен на стрелках не было указано.
С обеих сторон шоссе росли яблони, усыпанные красными полусозревшими яблоками. Я подошел и поднял одно из них с земли. Оно было твердое-твердое. Соблазн был велик: забраться на дерево и нарвать или натрясти яблок. Но сделать это незамеченным было не так-то просто: на шоссе то и дело выскакивали из-за крутого подъема автомашины. Хотя они проезжали мимо, не останавливаясь, но, кто их знает, могли и притормозить. А встреча с полицейским летучим патрулем и вовсе была нежелательна. Во всяком случае дорога для меня представляла большую опасность и двигаться по ней в открытую было боязно.
Прихватив с земли несколько яблок, я по тропе опустился в овражек и, пройдя шагов пятьдесят, присел у ручейка. Надо было отдохнуть, привести себя в порядок, еще раз прикинуть, куда идти дальше. Немного посидел. Огляделся. Напился из ручья, умылся. Пока вокруг царило полное спокойствие. Сбросил с плеч чужой пиджак, хотел его выкинуть, но потом раздумал — еще успею, авось, пригодится. В кармане пиджака оказалось несколько окурков — его хозяин, видно по всему, был небогатым немцем. Не торопясь, свернул цигарку и уже собирался высечь огонь, как вдруг услышал за спиной тяжелые, неторопливые шаги. Открыть/Комментировать