Дневник партизана Дзяковича и другие воспоминания о войне

2022-06-17 21:32:36 1942 г, #Небольсин
Ночи становились короткими и темными. Идти по незнакомым местам, да еще в темноте, было почти невозможно, шли, в основном, рано утром и поздно вечером, бесконечно озираясь по сторонам. Другого выхода у нас не было. Двигались медленно, обходя хутора и деревни, с большим риском преодолевали дороги, забитые немецкими войсками и беженцами. А фронт приближался, уже отчетливо слышалась артиллерийская канонада.
Однажды, мы подошли к шоссейной дороге и долго не могли ее пересечь, так как вся она была забита бредущими людьми. И только в полдень, когда внезапно появились советские самолеты-штурмовики, шоссе обезлюдело и мы перешли дорогу. Однако, по другую сторону дороги, путь преградила река, неширокая, но глубокая. Мы сидели у самой воды, не зная, что делать. Так или иначе, решили ждать вечера. Самолеты улетели и по шоссе опять пошли люди с тачками, тележками, велосипедами, тронулись автомашины. Нам хорошо был виден охраняемый мост, по которому так же в обе стороны двигались люди и машины.
Во второй половине дня, ближе к вечеру, вдруг резко прогремели очереди крупнокалиберных пулеметов и следом ударила пушка. Началась паника. К противоположному берегу реки подошли танки и все окрест наполнилось гулом моторов. Один танк приблизился к мосту, рыгнул пулеметной очередью и с ходу проскочил на другой берег. За первым, ведя огонь из пулеметов, устремились еще два танка. На шоссе запылали автомашины, беспорядочно заметались люди. А танки развернулись и несколько снарядов послали в нашу сторону. Взрывы громыхнули недалеко от нас.
— Ребята! Айда отсюда! — крикнул наш старший беглец, капитан-лейтенант и первым бросился бежать через дорогу. За ним последовали его товарищи. Я остался на месте. Через минуту танки оказались совсем близко. Один из них остановился на шоссе, как раз, напротив меня, а два других — пролязгали дальше. Я лежал, боясь шелохнуться. Танки должны быть наши. А вдруг?.. И тут, я отчетливо услышал голос:
— Ну и хохма. Ты, Петро, опять недоглядел. Заводи! Туды, твою мать!
От радости я чуть не закричал! Наши! Я сбросил пиджак, чтобы видна была полосатая роба, поднялся во весь рост и вышел на дорогу. Стоявший на броне танкист от неожиданности чуть не свалился. Он выхватил пистолет, но я успел крикнуть:
— Не стреляй! Я русский!
Танкист опустил руку и зло спросил:
— Ты кто такой?
— Из плена бежал. Возьмите с собой. Хоть на броню. Возьмите!
— Товарищ младший лейтенант, — крикнул он куда-то под танк, — тут пленный бродяга объявился, просится к нам. Из-под танка показался шлем, а затем вылез и сам танкист в промасленном комбинезоне. Он встал, отряхнулся и спросил:
— Какой бродяга? Кто просится? Ах, вон ты какой! — Воскликнул командир танка, увидев меня.
— Где в плен-то попал?
— Под Харьковым, — ответил я.
— А, слыхал про тот котел. Ладно, посиди, покури. Мне сейчас недосуг. Вот подлечу «больного» и потолкуем. Открыть/Комментировать

2022-06-16 09:26:20 1942 г, #Небольсин
Трудными были дни последнего побега из плена, приходилось не столько идти, сколько прятаться по разным трущобам. На каждом шагу подстерегала беда. Кругом все чужое: земля, люди, собаки, готовые растерзать в любую минуту. А между тем, где-то далеко-далеко на востоке громыхала глухая канонада, стонала земля. На душе становилось и радостно и тревожно.
Двое суток пробирался я один, на третьи — Встретил таких же беглецов, как и я. Совершенно случайно. Нужно было обойти хутор, слева от которого тянулось мелколесье, а справа виднелось поле. Слышно было, как на хуторе лаяли собаки. Я прополз по кустам шагов двадцать и стал наблюдать за хутором, и вдруг, совсем близко услышал негромкий мужской разговор.
Осторожно раздвинув кусты, я увидел трех человек в гражданской одежде. Они сидели на маленькой поляночке, подложив под себя ноги и о чем-то спорили, подкрепляя свой разговор отборной матерщиной. Так изливать свои чувства могли только наши «братья-славяне», русские. Я встал и смело пошел прямо на них. Произошло неожиданное: троица дружно бросилась в кусты — как ветром сдуло.
— Хлопцы! Ребята! Товарищи! Куда же вы? Я свой, свой, русский! — закричал я, потеряв всякую осторожность. Сначала один, затем остальные нерешительно показались из-за кустов и, обалдело глядя на меня, застыли на месте.
— Я свой, русский пленный, — еще раз повторил я.
— Ну и ну! — оскалился беглец в красной рубахе, — пуганул ты нас, едрена корень, нечего сказать, храброе войско, драпанули, как зайцы!
— Береженого Бог бережет, — засмеялся я и протянул руку.
Так мы познакомились. Тот, кто постарше, в красной рубахе, оказался капитан-лейтенантом, моряком, другой — лейтенантом артиллерии, третий — рядовым пехотинцем. Несколько дней они плутали по незнакомым местам голодные, без крошки во рту. В поле-то взять нечего: только-только пробудилась весна. Что делать? И тогда решили ограбить хутор. Зашли в дом и предупредили перепуганных хозяев — «Не вздумайте подымать шум, иначе будет плохо, пощады не ждите. Дайте-ка нам пожрать и мы по-хорошему уйдем, вас не тронем». Хозяева оказались понятливыми, даже любезными, накормили, напоили, кое-что дали на дорогу и проводили с Богом. Уходя, беглецы прихватили кое-какую одежонку.
— Да разве так грабят? — усмехнулся я.
— А ты умеешь грабить? — спросил меня, прищурив глаз, словно хотел выстрелить, тот, что в красной рубахе.
— Умею, но не могу, — парировал я, показав пустые вывернутые карманы, — Видишь сколько награбил?
— То-то и оно-то, — Вздохнул беглец, — хотел я у немца часы карманные взять, этакие с серебряной цепочкой, поносил, мол, товарищ-немец, теперь, давай я поношу. Да не взял — постеснялся, совестно старика обижать.
— Ты бы красную рубаху снял, издалека видно, — посоветовал я.
— Так я ее под низ хотел одеть, да ты спугнул. После вчерашнего купания знобит меня здорово, никак не согреюсь, — ответил беглец.
— Что?! Вы тоже в море тонули? — удивился я.
— Нет. Переправлялись через реку. А ты что? Тонул в море? — тоже удивленно спросил меня капитан-лейтенант.
Я рассказал, что произошло со мной и другими пленными, которых немцы пытались вывезти на пароходах. Открыть/Комментировать

2022-06-14 21:35:35 1942 г, #Небольсин
А спасательные катера продолжали выбрасывать на берег еще и еще выловленных людей. На отлогом песчаном берегу, стадом моржей на лежбище, почти недвижимо лежали спасенные и медленно приходили в себя. Тело мое перестало подчиняться мне, ноги, словно ватные, не позволяли встать даже на колени. Горло саднило от жестких приступов кашля. И все же, с большим усилием, я стащил с себя мокрую одежду, расстелил рядышком на солнце и стал с остервенением растирать себя мокрой нательной рубахой.
Через какое-то время подъехала автомашина, погрузили всех, кто не смог самостоятельно двигаться и увезли в сторону города. Остальным приказали идти пешком. Я оделся в еще не высохшее белье и поплелся вместе со всеми. Охраны никакой не было, лишь впереди шел сутуленький немец с белой повязкой на руке и хриплым старческим голосом покрикивал:
— Шнель! Шнель!
Шли не строем, просто толпой, растянувшись по всей дороге. Два или три раза я присаживался на землю, как и другие, передохнуть, а потом, видя, что за нами никто не следит, повернул налево в кусты, обогнул их и подался прямиком через поле догонять уходивших в сторону пленных.
— Ребята, куда путь держите? — осведомился я.
— На кудыкино поле, — ответил один из беглецов и тут же пояснил, — к военнопленным полякам, тут неподалеку их лагерь.
— Возьмите меня с собой, — попросил я.
— Отчего не взять? Пошли, корешем будешь.
Военнопленные поляки нас встретили радушно. Узнав, кто мы такие и как сюда попали, они сразу же пригласили к себе в барак, усадили около пышущей жаром «буржуйки» и, первым делом, угостили самогоном. Закуски было вдоволь: хлеб, картошка, рыба.
Вообще-то, пленные поляки в рабочих командах жили безбедно, получали посылки Международного Красного Креста, имели право переписки с родными и от них получали помощь. Никто их не охранял и лишь один раз в неделю наведывался проверяющий из лагерной комендатуры. Так что, по сравнению с русскими военнопленными, поляки жили привольно.
О побеге они не думали и не мечтали, так как каждый побег грозил суровым наказанием для всей команды. После сытного и вкусного угощения сон свалил меня напрочь. Я не помнил, кто и когда уложил меня в кровать. Утром поляки говорили, что во сне я метался, кричал, кого-то звал, но к вечеру успокоился и всю ночь спал, как убитый. Попутчики мои ушли, оставив меня у поляков, по-видимому, у них были свои планы. Проснулся я на другой день рано утром. Отчаянно болела голова. Мне предлагали опохмелиться, но я наотрез отказался:
— Пить больше не буду, не могу. А пожрать что-нибудь — не откажусь. Большое вам спасибо за приют. Если можно, дайте мне с собой немного еды и курева.
— Куда же ты пойдешь? Красная армия скоро будет здесь. Пережди у нас. А то герман схватит. Не ходи, — отговаривали меня поляки.
Они знали, что советские войска в районе Данцига прорвались к Балтийскому морю, окружили немцев в Восточной Пруссии и теперь наступают повсюду. Поляки почти семь лет находились в немецком плену и теперь с нетерпением ждали подхода советских солдат.
— Нет! Мне надо идти! — настойчиво повторял я. Ждать своих я уже не мог — я устал ждать. Ожидание становилось невыносимым. В тот день, прихватив с собой харчи и табак, я зашагал на Восток. Неведомая сила, как магнитом, тянула меня на Родину. Открыть/Комментировать

2022-06-13 22:45:14 1942 г, #Небольсин
Пароходы с баржами отошли от берега километра на два-три, когда мы, вдруг, услышали непонятный гул и грохот, а затем увидели самолеты, пикирующие прямо на нас. Кто-то пронзительно, дико закричал:
— Воздух! Ложись!
Два мощных взрыва раскололи море. Над идущим впереди транспортом с треском взметнулись черные султаны дыма, мгновенно окутав корабль. Началась невообразимая паника и на нашей барже. Люди с перекошенными от ужаса лицами, обезумевшей толпой метались от одного борта к другому. Из трюма, давя друг друга, как очумелые, выскакивали пленные, заполняя и так переполненную палубу. Наконец, невидимая сила тряхнула нашу баржу и корма поползла кверху. Со всех сторон неслись душераздирающие крики. Люди стали бросаться за борт. Неописуемый животный страх обуял людей, толпа подхватила меня, понесла, прижала к борту и, вместе с другими, бросила в море. Все остальное происходило, как в кошмарном сне: я бился руками, ногами, стараясь преодолеть невероятную тяжесть воды, которая не давала мне вырваться из объятий волн, накатывающихся одна за другой.
Как я вынырнул и долго ли барахтался в ледяной купели — не помню. Неожиданно возле меня очутился странный предмет, наподобие большой деревянной обрешетки, в которую я намертво вцепился, просунув руки и ноги между реек.
В этот момент я заметил человека, который висел с другой стороны обрешетки. Он что-то кричал, но из-за шума я ничего не мог понять. Волны, которые с берега виделись маленькими барашками, оказались огромными водяными горами и обрешетку бросало так, что я едва держался. И, наверняка, соскользнул бы в море, если бы не успел просунуть руку под петлю ременного крепления, протянутого немцем, сцепив пальцы в замок. Трудно представить весь тот ужас, который я испытывал в тот момент, ужас, сделавший меня почти сумасшедшим. Как и тот человек, вцепившийся в обрешетку с другой стороны, я тоже, не помня себя, безумно орал благим голосом. Но разве кто мог услышать наши голоса среди сплошного шума, грохота и треска окутанного дымом моря, да и мог ли кто, вообще, прийти на помощь к нам, двум несчастным узникам стихии, в ту минуту? Не знаю, сколько могли бы мы продержаться еще в ледяной воде, если бы не немецкий спасательный катер, который выловил нас и, обезумевших, выбросил на берег, а сам умчался обратно в море спасать остальных.
А над морем, над черными клубами дыма кружили и кружили английские самолеты, выбирая очередную жертву и, выбрав, с ревом бросались вниз на поражение цели.
Но вот, с берега резко ударили зенитки, показавшиеся из-за мыса немецкие корабли тоже открыли огонь по самолетам и почти тут же появились немецкие истребители. В небе над морем разыгралось сражение. Оно продолжалось недолго, самолеты стали удаляться в сторону горизонта и вскоре исчезли. Открыть/Комментировать

2022-06-12 17:11:36 1942 г, #Небольсин
Война близилась к концу и это чувствовалось по всему. На заводской базе кончились запасы брюквы и военнопленные лишились единственного своего «утешения». Вместо брюквенной баланды нам стали готовить жиденькое мучное пойло, а пайка хлеба дошла до ста грамм в сутки. Наступал абсолютный голод. Не в лучшем положении оказались и «острабочие». Доведенные до голода, они бросились «бомбить» картофельные и свекольные бурты. И снова их встретила полицейская засада. 11 марта 1945 года около буртов были расстреляны восемь украинских ребят.
Из нашего лагеря, прихватив девчат-украинок, бежали Пашка Егоров и Сергей Казаков. Через день их поймали, избили и отправили в концлагерь. Между прочим, думка о побеге будоражила и меня. Я не забыл последних слов Катрин, сказанных ею на прощание: «Если задумаешь бежать из плена, то приходи к нам, я всегда буду рада тебя встретить». Деньги, которыми она снабдила меня, мне очень пригодились в те трудные дни.
Но вот цивильный лагерь стали расформировывать и «острабочих» начали распределять по деревням. Увезли и Варюшку. За день до отправки она прибегала проститься. Плакала. И у меня было тяжело на сердце.
Через день и нашу команду разбросали вокруг города Рибниц-Дамгартен. Я вместе с Сашей Истоминским и Иваном Кравчуком оказался в местечке Экенхаген. Перед отправкой Студент, комендант лагеря, попросил меня написать для него что-нибудь по-русски:
— Если отправят на фронт, — пояснил он, — я сразу сдамся вашим солдатам.
В записке я написал, что Студент защищал советских военнопленных, помогал им выжить. Комендант аккуратно сложил бумажку и спрятал под крышечку часов.
Мое пребывание в местечке Экенхаген было непродолжительным, всего несколько дней, после чего мне суждено было расстаться с дорогими друзьями Иваном и Сашей навсегда.
Меня, в числе пятнадцати военнопленных, немцы увезли на побережье Балтийского моря. Что они собирались с нами делать никто не знал. Погода стояла по-весеннему теплая, солнечная и лишь иногда порывы довольно прохладного, сквозного ветра заставляли нас теснее жаться друг к другу. Море рябило от невысоких волн, над которыми стелилась белесая дымка тумана.
Около морских причалов стояло множество различных судов. На берегу, толпились тысячи советских военнопленных. А грузовики подвозили еще и еще. Совсем недалеко виднелся большой незнакомый город. В полдень объявили построение, разбили по сотням, выдали по буханке хлеба, пачке махорки и погрузили на пароходы и баржи. Никто из нас не чуял беды и не предполагал, что для большинства военнопленных этот день станет последним в жизни. Открыть/Комментировать

2022-06-11 23:05:50 1942 г, #Небольсин
Свободного времени было много и, волей-неволей, его приходилось чем-то заполнять. А чем? Читать? Русской литературы и газет не было. Единственной книгой, которую удалось достать за все время плена была книга белогвардейского генерала Краснова. Она мне очень понравилась, особенно рассказы о пограничных казачьих постах и заставах, охранявших в прошлом веке границы России. Там, в недоступных горах Средней Азии, прошла боевая молодость лихого казачьего генерала, там, рядом с ним, всегда находилась его любимая жена.
Большая часть свободного времени у меня уходила на игру в карты. Игрой в «очко» были заражены почти все военнопленные, особенно лагерные, так называемые «придурки»: санитары, уборщики, повара-»причиндалы», то есть, лагерный персонал, которому, более-менее, легче было жить, нежели остальным. Резались в карты не на жизнь, а насмерть.
Я любил эту игру, связанную с постоянным риском проиграть все и вся. Но я был удачливее других! Бывали случаи, когда у лагерной «элиты» не оставалось за душей ни единого пфеннига. А деньги у них водились, особенно у рыжего Леньки, мастера часовых дел и заядлого «очкиста».
Когда вокруг нас, игроков, собиралась орава военнопленных, тех кто работал в ночь, а днем отдыхали, да и вахтманы приходили поразвлечься, посмотреть азартную игру, я чувствовал, что за меня болеют почти все. Это придавало уверенность в обязательном выигрыше.
Я давно мечтал научиться играть на аккордеоне. И вот такая возможность представилась. Ленька-рыжий, мастер часовых дел, сам принес в барак аккордеон и предложил мне:
— Играй, Митя, сколько влезет, Я играть не могу — слуха нет, говорят, медведь на ухо наступил. Николай тоже стал редко играть, видно, приелось. Так что бери, не стесняйся, наяривай!
Однако, несмотря на огромное желание освоить музыкальный инструмент, с игрой на нем у меня не очень-то клеилось, хотя кое-что получалось.
Как-то, в присутствии охранников, я заиграл «Интернационал», хотел посмотреть, как они отреагируют на пролетарский гимн. К моему удивлению, никакой реакции не последовало, потому что, как выяснилось, «Интернационал» никто из охранников никогда не слышал. А я-то думал, что этот знаменитый гимн должны были знать все, а не только «мир голодных и рабов»! Как же я был изумлен, когда, однажды, Студент, взяв в руки аккордеон, заиграл вальс «Сказки Венского леса» Штрауса, а за ним, вдруг — «Интернационал»!
О том, что Студент, наш комендант рабочего лагеря, хорошо играет на аккордеоне мы были наслышаны, но чтобы фашист играл «Интернационал» — вряд ли, кто мог предположить!
— Господин комендант, позвольте вас спросить, кто научил вас играть эту мелодию? — поинтересовался я.
— О! Я слышал эту мелодию, когда еще был мальчиком. Тогда многие немцы в нашем городе ходили на демонстрации «Рот фронт» и пели «Интернационал», «Болотные солдаты» и другие революционные песни. Теперь это запрещено! Ферботен! Все ушло в прошлое.
— А может быть, не ушло, может быть, что-нибудь осталось? — осторожно поинтересовался я.
— Ты так думаешь, Димитрий? — ответил комендант вопросом на вопрос.
— Да. Я так думаю, — подтвердил я, принимая инструмент из рук Студента.
Газет на русском языке мы не получали, хотя в Германии такие газеты издавались, радио у нас не было, но мы старались уловить каждое слово охранника, мастера, француза или поляка о положении дел на фронте. Фронтовые вести моментально облетали весь лагерь. Открыть/Комментировать

2022-06-08 20:47:07 1942 г, #Небольсин
Эта новость ошарашила меня. Уж не докопались ли немцы до наших французских похождений? Но тогда бы взяли и меня и Николая Бетхлова! Я стоял и не знал, что ответить. Мне так не хотелось расставаться со своим боевым товарищем. На глаза наворачивались слезы. Вспомнилась Франция, захлебнувшаяся наша атака, крики раненых, брошенных на поле боя и рейд горстки уцелевших бойцов по незнакомым лесам и горным трущобам. Андрей все время находился рядом со мной.
Назавтра его увезли в концлагерь. Так мы с ним расстались навсегда...
В тот же день на вечерней поверке комендант Студент приказал мне выйти из строя и объявил:
— Димитрия назначаю переводчиком!
— Но, господин комендант, я плохо говорю по-немецки, — попробовал отказаться я.
— Ничего. Я тебя знаю. Ты хорошо понимаешь по-немецки, а говорить научишься.
— Тогда давайте спросим у военнопленных, моих товарищей, что они скажут.
— Это лишнее, — отрезал Студент, — Я имею право назначать без вашего согласия.
— И, все же, прошу вас! — не отступал я.
— Хорошо! — согласился Студент, — переведи им, что я назначаю тебя переводчиком вместо Андрея. Есть ли другие предложения?
Я перевел.
— Митя! Окромя тебя некому, — зашумели все, — соглашайся и баста! Какой может быть разговор, мы согласны!
— Обмыть бы надо, — пробасил Земляк.
— Цыц! Закрой форточку, халява! — прикрикнул кто-то на него, — Тут о деле говорят, а ты дуру валяешь!
— Ты, что? Шуток не понимаешь, что ли? — загудел Земляк и, обращаясь ко мне, повторил:
— Ты, Митрий, того, соглашайся. Не бойся, не подведем!
Итак, команда поддержала мою кандидатуру. Действительно, кроме меня никто толком не понимал немецкий язык, хотя многие в плену находились по два-три года. С того вечера я стал переводчиком, однако из барака переселяться в санчасть, в «резиденцию переводчика», наотрез отказался. Не хотел особо выделяться среди своих товарищей, хотя, как переводчика, меня уже не посылали работать на завод. Почти целыми днями я находился в лагере. В мои обязанности входило: следовать за комендантом на поверках и переводить все, что он сочтет нужным, сопровождать на работу и с работы военнопленных, следить за чистотой и порядком в лагере и кое-что другое, связанное с дисциплиной и переводом немецкого языка на русский и обратно. Открыть/Комментировать

2022-06-08 11:42:29 ФИЛЬМ ПРО СССР – ИСТОРИЯ КАТАСТРОФЫ, НО БЕЗ ЧЕРНУХИ, С ТЕПЛОМ И ЛЮБОВЬЮ!

Сегодня в Москве пройдет премьера российского фильма-катастрофы «Одна», снятого на основе реальных событий - когда в 1981 г, в авиакатастрофе над Дальним Востоком, осталась в живых единственная пассажирка Лариса Савицкая. Уникальная история о том, как 20-летняя студентка упала с высоты 5 тысяч метров и выживала несколько дней в глухой тайге, казалось, просто просится на экран. Но случилось это только 40 лет спустя. Продюсер фильма Андрей Ляхов говорит, что хотел снять фильм об истории, случившейся в СССР, без «чернухи» и обличений. Советскую жизнь, в отличие от разного рода «Штрафбатов», авторы показывают без лживых стереотипов о «зверствах системы». А студенческий быт героев до катастрофы – с большой теплотой. Для истории не пришлось придумывать вымышленных супергероев - прототип героини, реальная Лариса Савицкая, была консультантом на съемках.

В широкий прокат этот удивительный фильм в России выйдет с 9 июня! Открыть/Комментировать

2022-06-06 14:58:33 1942 г, #Небольсин
Так я снова оказался в своем рабочем лагере на заводе Бахмана. По закону меня должны были отправить в шталаг 2А, в Нёйбранденбург для следствия и выяснения обстоятельств моего месячного отсутствия. Тем более, что я числился в списках, погибших при бомбардировке Ростока. И только благодаря Студенту-охраннику, который к тому времени вновь стал комендантом нашего лагеря, мне удалось избежать военно-полевого суда, не сулившего ничего хорошего. Тем более, что за мной уже числился побег при транспортировке на Ла-Манш. Вопрос о моей судьбе решился на месте. Все было списано за счет недоразумения. Как я потом узнал, Студент сообщил в шталаг о том, что военнопленный 90204 при бомбардировке Ростока попал в завал, из которого был извлечён через несколько дней. В рабочий лагерь он вернулся добровольно, своим ходом, а тем временем его по ошибке занесли в список погибших.
— Везучий ты, Митя, — сказал Андрей.
— Да, Андрей, я везучий, особенно на женщин, — отшутился я, — представляешь, за целый месяц, что был в бегах, не видел почти ни одного мужика, кругом были одни женщины, как говорят, и смех и грех. Хотя, честно признаться, до греха дело не доходило.
И опять потянулись один за другим пасмурные дни неволи, хотя надежда на скорое освобождение, словно рассвет над горизонтом, с каждым днем становилась все заметней и ярче.
Наши войска приближались к Германии. Вид у немцев стал далеко не героический, совсем не такой, как в первые годы войны. Начальники и мастера на заводе сделались мрачными, молчаливыми, задумчивыми, исчезло вдруг надменное выражение лиц и пренебрежительное отношение к советским военнопленным. Их обуял страх. А солдаты-охранники, вахтманы, как мы их называли, зная, что их может постигнуть такая же участь, как нас, почти перестали придираться, стараясь не замечать наши вольности. Чаще в наших бараках стали появляться девчата и ребята со знаком «ОСТ», а военнопленные почти свободно появлялись в украинском цивильном лагере.
Мой мастер, старик Отто, удивленно пожимал плечами и спрашивал меня:
— Димитрий, откуда у русских взялась такая сила? Нам, немцам, еще в первый год войны говорили, что Красная армия разбита, а вот теперь, спустя три года, русские объявили немцам мат?
— Россия — Великая страна, герр мастер, — отвечал я, — Александр Невский, наш предок, когда-то говорил: «Кто на Русь с мечом придет, тот от меча и погибнет!». Русские дерутся за свой дом, за свой народ, за свою Родину. Их победить нельзя!
Прошло месяца два, как я возвратился в рабочий лагерь. Осень была на исходе. Несколько раз на талую землю ложился снег и тут же таял.
Как-то в воскресный день ко мне подошел встревоженный Андрей:
— Настал мой черед, Митя, пришел прощаться. Завтра меня отправляют в Нёйбранденбург, шталаг 2А. Зачем — не знаю. Студент тоже не знает. Открыть/Комментировать

2022-06-05 15:00:40 1942 г, #Небольсин
В мужском бараке, куда я зашел в первую очередь, меня окружили со всех сторон знакомые ребята, которые часто работали рядом со мной. Они знали, что я в числе других пленных в Ростоке попал под бомбёжку и пропал без вести. Меня считали погибшим.
— Тебя не узнать, Митя, ты, как с курорта вернулся, — удивился цивильный парень Федя, — Расскажи, что случилось?
— Потом, потом, друзья. Дайте какую-нибудь одежонку переодеться.
— Вот Варька-то обрадуется, — сказал кто-то из ребят, — Может пойти позвать? Вона тоже на обед прибегла.
Через минуту Варюшка влетела, как метеор и повисла у меня на шее. Она не задала ни одного вопроса, а просто прижалась к моей щеке и заплакала...
С Варей я отправил записку Андрею Панченко, сам же остался у цивильных ждать ответа. Уже через полчаса Варюшка, прорвавшись через пропускные ворота завода, вручила мне клочок бумажки.
«Я очень рад. Оставайся пока у цивильных», — писал Андрей.
— Как ты сумела так быстро найти Андрея? — спросил я Варю.
— Мне Иван Кравчук подсказал, где шукать Андрея. Он как раз получал хлеб на пленных возле немецкой столовой.
— Какая же ты молодец! Я по тебе очень и очень соскучился.
— А я по тебе, Митя, — думала, что больше не побачу!
Она стояла передо мной в своем поношенном комбинезоне и красной косынке, красивая-красивая, и, глядя прямо мне в глаза, счастливо улыбалась. Потом положила мне руку на плечо и сказала:
— Если не уйдешь в свой лагерь, я приду за тобой. Эге?
— Хорошо, — согласился я, — Однако, в первую очередь мне надо попасть в свой лагерь, иначе будет плохо.
— Я все понимаю, Митя, делай так, як треба, — сказала Варя.
— И еще. Возьми вот этот пакет, в нем деньги, — я достал из-под стельки спрятанные марки и протянул Варе, — расходуй их, но будь осторожна.
— Гроши! — удивилась она, — где ж ты раздобыл их, Митя?
— Нашел в развалинах, — ответил я. Не мог же я сказать ей правду, что деньги мне дала немецкая девушка.
— Добре, я их сховаю, — она прикоснулась горячими губами к моей щеке, чмокнула и убежала. Ей надо было спешить на завод.
В конце дневной смены в бараке появился Федя:
— Митя, Андрей тебя ждет на проходной, — сообщил он, — давай собирайся. Вот тебе моя одежда и пропуск.
Я переоделся в рабочую одежду и с цивильными ребятами ночной смены благополучно прошел на завод, а затем, к проходной для пленных, где ждали меня Андрей и наши ребята, возвращавшиеся с работы в лагерь. Андрей, увидев меня, не выдержал и быстро пошел мне навстречу, раскинув руки.
— Митя! Чертяга! Лейтенант! Что ж ты с нами делаешь? — радостно запричитал Андрей, обнимая меня, — Ведь мы ж тебя похоронили. Сашка Истоминский с Варварой чуть с ума не сошли, а я и подавно!
Ребята из команды тянули мне руки и улыбались — милые, знакомые, исхудавшие лица дорогих товарищей! Открыть/Комментировать