МИР РУССКОЙ МЫСЛИ

2022-11-05 13:26:06 1863 год, Польское восстание. В печати напряжённое молчание, потому что каждое неосторожно высказанное слово может обернуться большими неприятностями. И вот наконец в журнале «Время» выходит статья Н.Н. Страхова «Роковой вопрос». Статья трактуется как антигосударственная, а её автора прямо называют полонофилом. Для самого Страхова это очень обидный упрёк, он утверждает, что его неправильно поняли и пишет следующие строки:

«С детства я был воспитан в чувствах безграничного патриотизма; я рос вдали от столиц, и Россия всегда являлась мне страною, исполненною великих сил, окруженною несравненною славою, первою страною в мире, так что я в точном смысле слова благодарил Бога за то, что родился русским. Поэтому я долго потом не мог даже вполне понимать явлений и мыслей, противоречивших этим чувствам; когда же я, наконец, стал убеждаться в презрении к нам Европы, в том, что она видит в нас народ полуварварский и что нам не только трудно, а просто невозможно заставить ее думать иначе, то это открытие было мне невыразимо больно, и боль эта отзывается и до сегодня. Но я никогда и не думал отказываться от своего патриотизма и предпочесть родной земле и ее духу — дух какой бы то ни было страны». Открыть/Комментировать

2022-11-04 15:15:18 С Н.Н. Страхова любой живописец мог бы написать идеальный портрет философа: вдумчивый и серьёзный взгляд, густые тёмные брови, длинная седая борода. Биограф дополняет этот портрет аскетической обстановкой в его жилище: «несколько стульев предназначалось для гостей; остальная мебель допускалась лишь как прибор для помещения книг… Приобретение книг было единственный «светским удовольствием», спортом, охотою этого мирского монаха».

Страхов родился в семье священника, сам он обучался в Костромской духовной семинарии, но после её окончания решил изучать естественные науки в Санкт-Петербургском университете. Такая траектория была характерна для многих разочаровавшихся в вере семинаристов, которые именно в строгом рациональном знании пытались найти основание для своего новообретённого атеизма. Но у Страхова была совсем иная мотивация, подобно Блезу Паскалю, он видел в науках органичное дополнение к своей вере: «познание не являлось для него мерилом бытия, а лишь одним из его соподчинённых элементов, одним из поприщ применения иного, высшего мерила».

На принципах единства, стройности и органичности строилась и философия Страхова. Он понимал мир как целое, в человеке усматривал «центральный узел мироздания», ратовал за построение «рационального естествознания», но при это жёстко критиковал «просвещенство» - поклонение западной философии перед естественными науками и слепую веру в всесилие человеческого разума.

Страхов являлся одним из первых биографов и исследователей творчества Ф.М. Достоевского и во многом разделял его почвеннические установки. Однако окончательно его антизападническая установка формируется уже после знакомства с Л.Н. Толстым и под влиянием Н.Я. Данилевского – он пишет серию очерков под общим названием «Борьба с Западом в нашей литературе», где утверждает:

«Нам не нужно искать каких-либо новых ещё не бывалых на свете начал, нам следует только проникнуться тем духом, который искони живёт в нашем народе и содержит в себе всю тайну роста, силы и развития нашей земли». Открыть/Комментировать

2022-11-03 18:41:59 В это сложно поверить, но революцию в русской философии первой четверти XIX века совершили не умудрённые опытом седовласые старцы с большим жизненным опытом и колоссальным авторитетом в научных кругах, а вчерашние гимназисты, пылко увлечённые общественными науками и запоем читавшие философскую литературу. На момент формирования «Общества любомудров» самому старшему из них – В.Ф. Одоевскому – было всего 20 лет.

Суть революционных изменений «архивные юноши» изложили в издаваемом Обществом альманахе «Мнемозина»: во-первых, «положить предел нашему пристрастию к французским теоретикам», а во-вторых – «распространить несколько новых мыслей, блеснувших в Германии».

Но верно ли видеть в «Обществе любомудров» только распространителей идей немецкой философии? И вообще – что руководило этими блестяще образованными молодыми людьми, когда они предпочли занятия философией праздности светской жизни?

Об этом и многом другом – в очередной мини-лекции А.П. Козырева.

https://postnauka.ru/video/23295 Открыть/Комментировать

2022-11-02 16:48:00 ​Известно, что российская общественная и политическая жизнь во многом строится вокруг Москвы и Санкт-Петербурга. «Две столицы» являются местом притяжения для граждан, а их совокупное население составляет почти 15 процентов от общего населения страны и это при том, что по площади Россия является самым крупным государством мира. Распространяется ли эта центростремительная тенденция на интеллектуальную жизнь? Можно ли сказать, что направление вектора русской мысли формируется исключительно в двух городах? Конечно, нет. В наше время появляются интересные исследовательские инициативы в регионах, да и в историческом плане России вне «двух столиц» всегда было чем представить себя. Вспомним хотя бы работу С.Л. Франка в Саратове или М.М. Бахтина в Саранске.

П.М. Бицилли почти всю свою жизнь в России провёл на окраинах империи. Занимался историей, написал диссертацию по итальянской культуре, живо интересовался мировоззрением и спецификой мировосприятия средневекового человека. Оказавшись в эмиграции, он остался глубоко провинциальным человеком: вместо Парижа, Берлина, Лондона или, наконец, Праги, он оказался в Скопье, а затем переехал в Болгарию, где вплоть до пенсии работал в Софийском университете.

Ещё до революции Бицилли сделал решительный шаг в направлении к изучению философии, в первую очередь, философии культуры. Однако при этом его компетенции в области истории, разумеется, никуда не исчезли, и он активно использовал их в своих новых штудиях. Ключевым мотивом работы «Трагедия русской культуры» становится сравнительный анализ русского и западноевропейского культурного кодов. Запаздывание России в сравнении с Западной Европой, по мнению Бицилли, становится её конкурентным преимуществом, именно благодаря этому запаздыванию русская культура становится чистой и беспримесной, её почти не касается цивилизация:

«Колоссальные размеры полученного Россией наследства и полная свобода распоряжения им – что объясняется вовсе не отсутствием культурной традиции…, но отсутствием порождённой культурою рутины – обусловили собою необычайное, исключительное совершенство русской культуры. Она явилась подлинной культурой свершений, осуществлений, апогеем европейской культуры». Открыть/Комментировать

2022-10-31 17:19:37 Несмотря на впечатляющее количество написанных работ, Н.А. Бердяев не был исключительно кабинетным философом, интересовавшимся только письменным стулом, столом и собственной библиотекой. И в России, и позже в эмиграции он участвовал в различных научных и образовательных инициативах, а также объединял вокруг себя исследовательские сообщества единомышленников. Мы уже писали о проекте Вольной академии духовной культуры, упомянем теперь об организаторских успехах Бердяева в Париже. В частности, заслуживают внимания его усилия по активизации межконфессионального диалога – именно Бердяеву принадлежала идея встреч православных, католических и протестантских мыслителей в русском доме на Boulevard Montparnasse.
Активным участником этих встреч был католический философ-неотомист Жак Маритен, с которым у Бердяева с самого начала его пребывания в Париже установились дружеские отношения:

«У меня было предубеждение против томизма, против католической ортодоксии, против гонения на модернистов. Но Маритен меня очаровал. Уже самая внешность Маритена мне очень понравилась. В нем было что-то очень мягкое в противоположность его подчас жесткой манере писать, когда речь шла о врагах католичества и томизма… У нас скоро установились с Маритеном самые дружеские отношения. Я его очень полюбил, что при моей сухости случается не часто». Открыть/Комментировать

2022-10-30 10:08:01 Открыть/Комментировать

2022-10-28 18:13:49 Эпоха Просвещения часто рассматривается как феномен западноевропейской культуры, но при этом переписка Екатерины II с Вольтером наглядно показывает, что некоторые положения просветительской парадигмы были внедрены и в практику российской общественной жизни. С другой стороны, в дворянской среде России XVIII века были весьма сильны масонские умонастроения, которые в своём мистицизме ближе к романтизму, чем к Просвещению.

В третьей лекции по истории русской философии А.П. Козырев расскажет о просвещении и романтизме как о двух образах мыслей и чувств, которые господствуют в русской философии XVIII века, а также создаст словесный портрет русского философа этого времени – помещика, филантропа и чудака.

#лекторий Открыть/Комментировать

2022-10-27 18:46:00 ​Вопрос «Кто виноват?» только со временем станет «извечным русским». А первоначально так назывался роман в двух частях А.И. Герцена, который был опубликован в 1846 году. Кажется, что ключевыми в этом произведении являются чувства и переживания героев, связанных между собой классическим любовным треугольником. Однако под прикрытием мелодраматической сюжетной линии Герцен затрагивает в романе целый ряд вопросов, которые имеют непосредственное отношение к специфике российской общественной жизни: крепостное право, порождающее вседозволенность одних и по-рабски бесправное существование других; положение и права женщины в семье; безнадёжность глухой провинциальной жизни в сочетании со скукой и мотовством жизни столичной; положение разночинной интеллигенции, угнетаемой сверху и не могущей полностью раскрыть из-за этого своего потенциала.

Герцен, уверенно и непоколебимо стоящий в 40-е годы XIX века на позициях западничества, даёт закамуфлированный, но однозначный ответ на вынесенный в заглавие вопрос. Виновата сама организация российской жизни, абсолютизм и царская власть. В этой связи его решение покинуть Россию и навсегда уехать в эмиграцию, чтобы там продолжить свою политическую борьбу, выглядит вполне логичным. Герцен оказывается во Франции, где сближается с «первым анархистом» Прудоном, затем в Великобритании основывает Вольную русскую типографию для печати запрещённой в России литературы, но нигде не может в полной мере обрести себя.

В работах этого времени всё чаще сквозит очевидное разочарование западническими идеалами. Герцен, конечно, не переходит на позиции славянофилов, но всё чаще говорит о серьёзном и основательном запасе жизненных сил русского народа, об общинности как глубоко недооценённой форме объединения людей. В четвёртой части автобиографического романа «Былое и думы», написанного как раз в эмиграции, Герцен скажет о своих извечных оппонентах замечательные слова:

«Да, мы были противниками их, но очень странными. У нас была одна любовь, но не одинакая. У них и у нас запало с ранних лет одно сильное, безотчетное, физиологическое, страстное чувство, которое они принимали за воспоминание, а мы – за пророчество: чувство безграничной, обхватывающей все существование любви к русскому народу, русскому быту, к русскому складу ума. И мы, как Янус или как двуглавый орел, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно» Открыть/Комментировать

2022-10-26 17:28:45 Что делают философы в житейских невзгодах? Думают и пишут с удвоенной силой. Во многом благодаря этому в античной литературе возник жанр протрептика. Его цель – побудить читателя заняться философией, именно в ней найти спокойствие, безмятежность и именно у неё научиться праведной жизни. Но если большинство такого рода текстов было всё же адресовано другим людям, то известный римский философ-неоплатоник Боэций, находясь в заключении и ожидая неминуемую смертную казнь, утешал философией самого себя. И даже написал целую книгу, которая так и называлась «Утешение философией».

Летом 1862 года известного литературного критика и философа Н.Г. Чернышевского арестовывают по подозрению в антигосударственной деятельности. Тайная полиция прямо называет его врагом российской империи, разумеется, такой «титул» не сулит ничего хорошего. Чернышевский оказывается в одиночной камере Петропавловской крепости и в полном согласии с древними заветами предаётся интенсивной умственной деятельности. Именно здесь он и формулирует один из «извечных русских вопросов», причём делает это в развёрнутой форме.

«Что делать?» многими исследователями признаётся достаточно слабым литературным произведением, однако отличительной чертой этого романа является наличие в нём множества философских проблем, которые оказались весьма созвучны набирающему ход революционному движению. Цензура допускает труд Чернышевского к публикации, но потом даёт задний ход: номера «Современника», где был напечатан роман, оказываются под запретом. Полная публикация «Что делать» была осуществлена спустя почти пятьдесят лет - в начале XX века, уже после смерти Чернышевского, когда его идеи были и без того хорошо известны, а он сам стал признанным авторитетом в кругах радикально настроенной молодёжи.

#кпрочтению Открыть/Комментировать

2022-10-24 18:48:36 Конечно, Девятая симфония Бетховена настолько известное произведение, что в каком-то смысле каждый может засвидетельствовать её влияние на себя. Но многие ли из нас воспринимают её как философское произведение, в которое перед прослушиванием необходимо вжиться?

Осенью 1881 года Е.Н. Трубецкой после окончания Калужской гимназии поступил в Московский университет. Наряду с философией, новоиспечённый первокурсник увлекался музыкой, поэтому открытие музыкального сезона в Москве было для него очень важным событием. В программе значились Третья и Девятая симфонии Бетховена «в передаче» Антона Рубинштейна. Трубецкой не просто ждал этого концерта, он готовился к нему с «благоговением, точно к совершению некоторого музыкального священнодействия, вслушиваясь в каждую подробность и смакуя каждый аккорд». Помогали «вживаться» в симфонии мать и сёстры, которые несколько раз исполняли их в четыре руки дома в Калуге.

И вот этот день настал. «Трудно передать то состояние восторга, которое я испытал тогда в симфоническом концерте. Всего несколькими месяцами раньше перед моим юношеским сознанием стала навеянная Шопенгауэром и Достоевским дилемма. Или есть Бог, и в нем полнота жизни над миром, или не стоит жить вовсе. И вдруг я увидел эту самую дилемму глубоко, ярко выраженною в гениальных музыкальных образах… Много было у меня ярких и сильных музыкальных восприятий зимою 1881–1882 года; но по глубине и значительности, разумеется, ничто не может сравниться с тем, что дала девятая симфония. Это было одно из тех внутренних озарений, которые оставляют прочный след в жизни. Потом душа живет многие годы тем, что открылось ей в такие исключительные, единственные в своем роде минуты. Каковы бы ни были страдания и скорбь в жизни, – есть высота над хаосом, над землетрясением, над громами; там все бури мира претворяются в покой. Это я знаю не теоретически. Благодаря Бетховену, эта высочайшая горная вершина стала для меня фактом жизненного опыта». Открыть/Комментировать