Межвременье

2021-05-01 11:24:39 1 мая 1934 года в дневнике Сильвии Таунсенд Уорнер можно найти следующую запись:
And rather chilly. The tulips are coming out, and look like Arabian Night brides, so suavely contoured and sleek in such passionate colours. Cherry colour, plum with an almond green slash, scarlet tinged with lime green. V[alentine] still limp and Sylvie so-so. But a bottle of champagne recreated us and sent us to our affable bed.

Это ее последний «невинный», аполитичный первомай. Уже в апреле 1935 она публикует в Left Review длиннющее стихотворение-агитку Red Front!, которая до сих пор вызывает у исследователей её поэтического наследия почти рефлекторное желание оправдываться и оправдывать.

Comrade, are you scarred enough,
Grimed enough, hard enough
Schooled in solitary fight —
Hush! — to join our march to-night?
Though ten thousand march unknown
Round you, dare you march alone
And not dread the bonded tread? —
Red! Red!

Я же чувствую себя застрявшей где-то между двумя полюсами. Новостная повестка последних недель бросает меня то в отчаяние, то в ярость, и я, кажется, уже scarred enough и далее по тексту. Но посмотри на меня со стороны — в том числе и сегодня — и найдешь скорее a bottle of champagne и скромную affable bed. Чувствую себя беспомощной, а еще больше — виноватой, потому что кому-кому, а мне жаловаться и жалеть себя ну совсем не к месту.

Никакого вывода здесь не будет, а в качестве заключения предлагаю вашему вниманию еще один текст Уорнер, рассказ Persuasion, опубликованный в 1943 году в сборнике A Garland of Straw, в котором она со своими неповторимыми элегантностью и юмором соединяет первомайские демонстрации с Джейн Остин.

It was the First of May. A false premature summer made the asphalt of the pavement flabby underfoot. Colours were too bright, sounds too clear to be wholly comfortable. All along the street the little trees were coming into blossom, their various rose-colours colliding with the red brick of the houses. Each house had a very small front garden, each front garden had a flowering tree. At the end of the street was a spit new church, red and white, like a cake iced in the austerest good taste.
It was the First of May, and in Europe, and America, and Asia, and Australasia, and Africa, people were walking in procession behind red banners. A tear ago Mr. Alban had been walking behind a red banner, too. Now he was walking down Esmond Road, N. W. 3, carrying four doughnuts in a light cardboard box and a volume of Jane Austen from the Public Library.
Читать дальше... Открыть/Комментировать

2021-04-18 09:03:36 "Счастливее ли женщины в СССР?" – спрашивает американская прокоммунистическая газета во второй половине тридцатых. НЕТ – говорит Татьяна Чернавина, сбежавшая с мужем и сыном через Финляндию в 1932 году. ДА – говорит журналистка и со-основательница Moscow News Анна Луиза Стронг. Отличный повод для дебатов – говорит американская прокоммунистическая газета.
(а я только развожу руками; это настолько типично, что даже не смешно) Открыть/Комментировать

2021-04-17 13:41:45 Я думала, что границы между мной и британским архивом Уорнер — это очень больно, но знаете, что еще больнее? Границы между мной и вот этим. Открыть/Комментировать

2021-04-11 13:53:22 В моей голове нет объяснения тому, зачем любимый «Горький» решил расшифровать и опубликовать беседу нескольких критиков об одном совсем новом произведении и одной современной классике. Но после этой беседы я, наконец, поняла: все последние рецензии и отзывы объединяет тема «Можно ли красть серебряные ложки». Как выяснили в беседе (но вообще и до неё), особенно интересно читать книги, которые ставят неудобные вопросы - а если ну очень хочется ложки? А если ты их любишь? Они дают нам удивительный опыт эмпатии к вору ложек. Эт цетера. Ложки являются объектом отношений между другими людьми: их можно купить, продать, украсть, испачкать, сломать, даже при большом желании уничтожить. Но ложки создаёт человек, и человек уверен, что он гораздо интереснее ложек.
И вот что страшно мне: как выясняется, женщина, переживающая насилие, в глазах российского профессионального читателя так и остаётся обьектом — желания, любви, ненависти, you name it. То есть ей даже в 2021 году не удаётся онтологически подняться над ложками. Вроде она теперь эмансипирована, поэтому у неё нет хозяина, а на деле получается, что просто ложки бесхозные. Мало что лучше расскажет нам о нас самих, чем то, насколько нам удаётся видеть субъектность слабого, угнетаемого, зависимого существа. Мысли и чувства соблазнённой девушки по-прежнему не волнуют российскую критику, видимо, потому что он проживает опыт насилия каждый день, в первую очередь, со стороны власти, и осмыслять и чувствовать его хочет только со стороны агрессора. И очень жалко, потому что Стокгольмский синдром — это ни фига не от хорошей жизни. Но и очень страшно, потому что пока он не кончится, террор у нас снаружи и внутри.
Удивительно, конечно, как и «Лолита», и гораздо более прямолинейная, понятная и как будто не дающая пространства для интерпретации «Тёмная Ванесса», а не «Любовник» Маргерит Дюрас и не «Назови меня своим именем» Асимана оказались поводами для разговоров о неоднозначном контексте сексуальных отношений.

Мы обсудим «Мою тёмную Ванессу» на книжном клубе Книгижарь not only уже 22-го числа, приходите! Надеюсь, что получится и то, как книга написана обсудить, и то, что поменялось (я все ещё верю) с Набоковских времён. Открыть/Комментировать

2021-04-11 13:53:22 Точнее и не скажешь.

(И это хороший повод напомнить про Lolita Podcast про роман, его адаптации и их эхо в массовой культуре и обществе) Открыть/Комментировать

2021-04-08 19:37:26 В следующую пятницу, 16 апреля, присоединяйтесь к зум-лекции, организованной нашей гендерной группой. Сильвия Пельисер-Ортин из Университета Сарагосы будет рассказывать о трансмодернизме и феминизме (The Transmodern Paradigm and Contemporary Feminism: Fruitful Crossroads?), а я буду задавать вопросы. Начало в 16.00 (EET). Открыть/Комментировать

2021-04-06 19:07:30 О, а вот и новость о биографии Валентайн Экланд: уже 20 мая! Открыть/Комментировать

2021-03-30 19:50:03 В блоге Оксфордского Центра интеллектуальной истории — небольшое эссе исследовательницы, занимающейся историей сексуальности, о том, что может дать пересечение этих двух дисциплин.

I have become especially invested in the opportunities that sexuality provides to reconsider what counts as an intellectual-historical 'context', and to rethink the relationship between 'text' and 'context'. The conditions that shape knowledge production include what else a given thinker was reading, how they read it, what conceptual frameworks they were using to make sense of it, who their intellectual interlocutors were. But they also include why the thinker was coming to that reading in the first place—what their personal and political investments in the subject might have been—and how their personal life, and the lives of others, might have shaped and been shaped by their reading and writing. This is not to say that I am interested in writing biography: rather, I am interested in writing a kind of intellectual history that recognizes that ideas are produced by real people in the real world, people with bodies, feelings, and desires.
Вот это — максимально созвучно тому, о чем я постоянно думаю. Хотя я не обязана втискиваться в металлический каркас интеллектуальной истории, поскольку работаю я все же в рамках проекта с конкретно поставленной целью, не рефлексировать по поводу, насколько мое исследование с тем каркасом сочетается, просто невозможно. И все больше прихожу к тому, что мне близок образ такой интеллектуальной истории, которая учитывает, что идеи создаются реальными людьми в реальном мире.

Помимо таких общетеоретических замечаний, в эссе намечается очень интересная с проблема: как изучать формирование мужской гомосексуальной идентичности рубежа XIX-XX веков и при этом ни натягивать современные этические нормы на те интеллектуальные практики, ни игнорировать связь этих практик с современным насилием над несовершеннолетними.
It matters not only that an Eton schoolmaster in 1870 desired his 15-year-old students, but also which epigram from the Greek Anthology he drew on to express that desire—and which elite English men were still quoting that schoolmaster's own poetry to one another nearly a century later. One of the first intellectual-historical questions I learned to ask—'But what were they reading?'—will allow historians to bring new clarity and depth to this previously less well understood story.

P.S. 20 апреля в зуме будет ивент-запуск Центра на тему The Futures of Intellectual History. Открыть/Комментировать

2021-03-28 16:58:39 В этом семестре я вызвалась провести несколько семинаров в курсе британской литературы для бакалавров и, помимо очевидного выбора в лице Уорнер, ухватилась за семинар по британскому fin-de-siécle, потому что от кодовых слов "эстетизм" и "Уайльд" у меня в душе затрепетало что-то древнее и юное одновременное. Иными словами, я впала в режим "где мои семнадцать лет".

Отчетливо помню картину: жаркий летний день, дача, я лежу на кровати в мансарде с "Портретом Дориана Грея", а с лестницы высовывается голова папеньки, который оставляет двухлитровую бутылку айс-ти и какой-то фастфуд и тихо удаляется. Прекрасные времена, подлинный age of innocence.

И если уж речь зашла про age of innocence: Уайльд и через него эстетизм стали моим главным источником внутреннего протеста на весь последний школьный год. Едва ли могло быть иначе: мне семнадцать лет, с одноклассниками у меня отношения, мягко говоря, натянутые, душе требуется какой-то базис для морального превосходства, а до Гегеля и Кьеркегора я все-таки глуповата (да и некуда мне было о них узнать; семья у нас совсем не гуманитарная, я первый такой историк-отщепенец). И тут на помощь приходит Уайльд, и эстетизм (прекрасно иллюстрированная книга Лайонела Ламборна прорвалась ко мне через границу из родного шкафа; на семинаре я решила по-настоящему тряхнуть стариной), и зеленые гвоздики, и афоризмы, и предисловие к "Портрету". И, конечно, весь квирный подтекст всего это, который еще больше подчеркивает своеобразную невинность того времени (говорю "то время" - подразумеваю 2010-11).

Я часто задумываюсь, как повезло мне перешагнуть через границу совершеннолетия до того, как детей начали активно защищать от информации. Мое поколение вскочило буквально в последний вагон. Даже не буду припоминать книжки в оранжевой обложке без пленки, вспомню о другом, о личном. Одиннадцатый класс, конкурс чтецов, и я выступаю со стихотворением Альфреда Дугласа "Две любви". Перед полным залом зачитываю это самое про the love that dare not speak its name, и никто и бровью не ведет. Славные, славные годы.

Но вернусь к "Портрету". Дело в том, что я решила к семинару его перечитать, причем не просто так, а в особенном виде. В том же 2011 году я заказала с амазона только что вышедшее An Annotated, Uncensored Edition, отличающееся не только от финальной "книжной" версии, но и от первой "журнальной". Редактор порезал всё самое скандальное для журнала, а к моменту подготовки книги Уайльд уже замучился отбиваться от обвинениях в аморальности и возвращать вырезанное не рискнул. Кроме того, знаменитый манифест-предисловие тоже был реакцией Уайльда на критику.

Чтение оказалось захватывающим, не столько из-за сюжета (его-то я помню хорошо), сколько из-за стиля (уже подзабытого). Кроме того, было смешно: купить-то я это издание купила, в 2011, а вот прочитать так и не прочитала. Так что книга буквально лежала неоткрытой десять лет, ждала моей докторантуры и этого семинара. Открыть/Комментировать

2021-03-24 20:44:59 Отличная новость — Художественный музей Эстонии выложил на Google Arts&Culture две прошлогодние выставки: Creating the Self: Emancipating Woman in Estonian & Finnish Art (про которую я немного писала) и The Virgin Mary: Woman, Mother, Queen (до которой я так и не добралась, так что вдвойне ура).

Очень радует, что начали с таких женоцентричных — и при этом чуть ли не диаметрально противоположных по духу — выставок. И, конечно, ждем пополнений (а их обещали). Открыть/Комментировать