В блоге Оксфордского Центра интеллектуальной истории — небольш | Межвременье

В блоге Оксфордского Центра интеллектуальной истории — небольшое эссе исследовательницы, занимающейся историей сексуальности, о том, что может дать пересечение этих двух дисциплин.

I have become especially invested in the opportunities that sexuality provides to reconsider what counts as an intellectual-historical 'context', and to rethink the relationship between 'text' and 'context'. The conditions that shape knowledge production include what else a given thinker was reading, how they read it, what conceptual frameworks they were using to make sense of it, who their intellectual interlocutors were. But they also include why the thinker was coming to that reading in the first place—what their personal and political investments in the subject might have been—and how their personal life, and the lives of others, might have shaped and been shaped by their reading and writing. This is not to say that I am interested in writing biography: rather, I am interested in writing a kind of intellectual history that recognizes that ideas are produced by real people in the real world, people with bodies, feelings, and desires.
Вот это — максимально созвучно тому, о чем я постоянно думаю. Хотя я не обязана втискиваться в металлический каркас интеллектуальной истории, поскольку работаю я все же в рамках проекта с конкретно поставленной целью, не рефлексировать по поводу, насколько мое исследование с тем каркасом сочетается, просто невозможно. И все больше прихожу к тому, что мне близок образ такой интеллектуальной истории, которая учитывает, что идеи создаются реальными людьми в реальном мире.

Помимо таких общетеоретических замечаний, в эссе намечается очень интересная с проблема: как изучать формирование мужской гомосексуальной идентичности рубежа XIX-XX веков и при этом ни натягивать современные этические нормы на те интеллектуальные практики, ни игнорировать связь этих практик с современным насилием над несовершеннолетними.
It matters not only that an Eton schoolmaster in 1870 desired his 15-year-old students, but also which epigram from the Greek Anthology he drew on to express that desire—and which elite English men were still quoting that schoolmaster's own poetry to one another nearly a century later. One of the first intellectual-historical questions I learned to ask—'But what were they reading?'—will allow historians to bring new clarity and depth to this previously less well understood story.

P.S. 20 апреля в зуме будет ивент-запуск Центра на тему The Futures of Intellectual History.