2021-06-08 16:25:35
Во времена, когда слово «карантин» еще было просто словом в толковом словаре Ожегова, я по четвергам ходила на лекции в Пушкинский. Народу там обычно собирается мало, за принесенный с собой стаканчик с чаем отчитывают как в школе, но оно того стоит. На одной из таких лекций я узнала невероятную историю про особняк Зинаиды Морозовой. Он был построен в конце 19 века, интерьеры оформлял (в том числе) тогда еще никому не известный Михаил Врубель. Три его панно: «Утро», «День» и «Вечер», украсившие одну из многочисленных гостиных, вызвали довольно сильную полемику в дореволюционном аристократическом обществе.
Уже больше века этот особняк принадлежит МИДу и выполняет функцию «Дома приемов». А невероятная история заключается в том, что в 1995 году он почти полностью сгорел. Панно, созданные Врубелем, покрылись сажей и местами обуглились. Их реставрацией занимались ведущие сотрудники Третьяковской галереи.
Во время работы реставраторам приходилось вдыхать большое количество вредных паров. Панно и особняк удалось восстановить, но спустя два года один из реставраторов умер. Его легкие не выдержали такого испытания, а другая очень долго и серьезно болела. Мне очень хотелось сходить в этот дом и посмотреть на эти панно, провести рукой по деревянным перилам лестницы, погулять по комнатам со скрипучим паркетом, но начался карантин.
Теперь каждый раз, когда я беру с полки томик стихов Эмили Дикинсон и открываю одно из своих любимых стихотворений, перед моими глазами встает этот поседевший реставратор, который пожертвовал своей жизнью ради прекрасного…
Я умерла за красоту,
Но только в гроб легла,
Как мой сосед меня спросил,
За что я умерла.
«За красоту», — сказала я,
Осваиваясь с тьмой.
«А я за правду, — он сказал,
Мы — заодно с тобой».
Так под землей, как брат с сестрой,
Шептались я и он,
Покуда мох не тронул губ
И не укрыл имен.
Эмили Дикинсон, 1862 год. Перевод Григория Кружкова
378 viewsedited 13:25
О
