2022-06-19 15:36:27
Я знаю, это неправильно теперь все измерять войной, но ничего не могу с этим поделать.
Новый камертон, будто мой новый внутренний орган. Он, кстати, 100 дней спустя, больше не мешает и просто жить. И даже радоваться простому – сочной пока еще листве, собаке, смеху детей, морским брызгам – в перерывах между историями людей, которые я слушаю на сессиях. Детки ко мне тоже приходят, но у них нет сил рассказывать, мы просто рисуем.
И каждый раз я благодарю Бога за метод emdr, который практикую. Разве это не дар? Если помогает перестать страдать.
Но сейчас не об emdr, я хотела написать о другом. О новом способе измерять, взвешивать жизнь и слова.
Я чувствовала похожий секретный орган в моих дедушках и бабушках, переживших Голодомор, войну и оккупацию. Что-то сквозило в их взгляде. В их физической невозможности переживать или злиться по мелочам, если поезд опоздает или выключили свет.
И вот в четверг мы сидим с друзьями. Уже пришла раскаленная испанская жара и море принимаешь как лекарство, как спасение.
Столик прямо у воды, я зарываю ступни в белый песок – так прохладней. Вторая бутылка вина и все важное уже обсудили, время философии. И вот мои американские друзья начинают всерьез жаловаться на наследие Трампа, на высокую безработицу среди тех, кому за 60-т. Им обоим за 60-т и пришлось открывать собственную практику. От безысходности, говорит Стив.
От безысходности!?, повторяю я и хохочу.
Безысходность с моих новым органом внутри это – другое. Это Мариуполь, Буча и когда по всей Украине воздушная тревога сутки. Недели без воды в Николаеве и бомбы в жилые дома везде. Когда миллионы беженцев жмутся к границе Украины – больше всего переселенцев в Польше, потому что люди хотят потом вернуться как можно быстрее домой. Но война останется в каждом из них навсегда. И будет передана по наследству.
Вот моя безысходность.
Это девятилетний мальчик, родителей которого на его глазах. Это женщины, пережившие насилие. Это миллионы бездомных.
Это сотни тысяч эмигрантов, которым не посчастливилось быть гражданами России. Паспорт русский, спрашивает меня полицейский, вы же знаете, что ничем помочь не можем. Без родины, без опор, с одной лишь верой на справедливость и помощь Господа, с необходимостью продолжать жить.
Знаешь, о чем я думаю, когда просыпаюсь по утрам, спрашивает меня клиентка. О том, что еще один день. Зачем он мне, если нет мира?
У меня нет права проваливаться в чувства во время работы. Я строго следую протоколу emdr потому что верю в его помощь и он никогда еще не подводил. И я говорю: замечайте это, прохлопывайте себя нежно руками и двигайте глазками, пожалуйста.
И вот на пляже тоже, я толкаю друга босой ногой, смотрю ему в глаза и говорю:
– Замечай свои чувства, пожалуйста, и двигай глазками.
Говорю в шутку, конечно. Мне хочется прочесть Стиву нотацию о том, что его и моя безысходность такие разные, но его просто не имеет права называться безысходностью. Но я знаю, что неправа. Что у каждого свой камертон и персональный Мариуполь. Никому не удается прожить жизнь, не испытав боли.
Полезно спрашивать себя в самые сложные моменты:
– Я чувствую в себе силы справиться с тяжелым, которое мне выпало?
– Что помогает мне смотреть в тяжелое, переживать, а не выключать чувства, но продолжать жить?
И это те самые – сочная пока еще листва, собака, смех детей, морские брызги. Возможность уменьшить страдания.
Стив знает меня уже достаточно хорошо, чтобы не обижаться, не сердиться. Он резко меняет тему.
– Я тут недавно понял, почему в Америке на рынке любой день подходит для покупки рыбы, а в Испании по понедельникам рыбу покупать не стоит.
– А по воскресеньям рынки и вовсе закрыты.
– Да, это закон, представь. Так правительство защищает работоголиков от перегрузок. В воскресенье все обязаны отдыхать. И поэтому по понедельникам на рынке ты встретишь рыбу пятницы или рыбу, пойманную трудоголиками, поняла?
– Уф. Поняла) А в Америке?
– А в Америке невозможно представить, что правительство будет запрещать кому-то работать. Рыбу можешь покупать в любой день.
И все замолчали.
317 views12:36
П
