Zangaro Today

2022-06-17 19:31:06 ​​ Когда импортозамещения недостаточно

По последним оценкам МВФ, за 30 лет — 1990-2020 гг. — Нигерия добавила лишь 47 новых продуктов в своё экспортное портфолио, в то время как Танзания и Камерун — по 95 за тот же период. В 2020 г. страна экспортировала лишь 205 типов продукции — это меньше, чем в среднем по Черной Африке (258). В 1-й четверти 2022 г. по данным NBS, нефтегаз составил 88% экспорта и 30% импорта.

У страны богатая история стимулирования импортозамещения и индустриализации посредством планирования (пятилетние планы 1962, 1970-74, 1975-80, 1981-85, 1986-90 и т.д.) как с участием государства, так и с преимущественным поощрением частного сектора, в частности в т.н. «белых слонах» (в 1970-е гг.) — нефтехимии, металлургии, текстиле, напитках, агро- и автопроме.

Проблему неуспешной индустриализации ряд экономистов видит в самой природе политики импортозамещения — скорее, серии непоследовательных и реактивных антикризисных мер против ценовых шоков на нефтяных рынках и вызванных им дефицитов валюты (корреляция здесь строгая). В ее основе — заградительные и запретительные меры против импорта: тарифы, прямые запреты (например на ввоз риса по суше в 2016 г.) и квоты, закрытие границ с целью подавления контрабандных товарных потоков (1984-85, 2004, 2019), ограничения, накладываемые ЦБ Нигерии на приобретение валюты для закупки ряда товаров. Самообеспечение во многом ради сохранения валюты. Однако импорт растет все последние 6 лет — несмотря на все ограничения.

С 2002 г. Нигерия проводит политику обратной интеграции (backward integration policy, BIP), сначала — в цементе и напитках, затем — в сахаре, рисе, томат. пасте, автопроме, нефти, газе, текстиле. В соответствии с BIP импорт ограничивается по квотам лицензированным компаниям, которые поощряют постепенно переходить на локальное сырье. Так Нигерия с ее империей Dangote, главным бенефициаром BIP, стала вторым производителем цемента в Чёрной Африке, на 95% обеспечивая себя местным сырьем. Так было с рисом: импортные пошлины и налоги, запрет ввоза по суше, поддержка локальных производств — всë это дало некоторый стимулирующий эффект.

Но, во-первых, несмотря на некоторый рост посевных площадей, продовольственная инфляция постоянно росла, и доступнее потребителю продукты не стали. Доставка риса дорога из-за хронических проблем на нижних этажах цепочек — плохие дороги, транспорт, бандитизм, а переработка — из-за перебоев с электроэнергией (которые в целом обходятся экономике в 5,8% ВВП), дефицита рынков запчастей для мукомольного оборудования и др. Из-за высоких производственных затрат и нескординированной работы с поставщиками нигерийцы не выигрывают не только в качестве, но и в доступности продукции. В остальных сферах ситуация хуже, особенно в фармацевтике: Нигерия, на которую приходится 60% производства в ЭКОВАС, импортирует 70% сырья из Индии и Китая и не может ни производить сложные препараты и вакцины, ни обеспечить конкурентность производств.

Во-вторых, это elite capture: поскольку в рамках BIP поощрялись лишь крупные лицензированные импортеры, то сложились монополии, в частности в сахарной отрасли, где члены «большой тройки» — Dangote, BUA и Flour Mills, получив плантации в рамках BIP, так и не сумели наладить полный цикл производства белого сахара (так, между 2011 и 2021 импорт сахара вырос на 577%, и это — самый «контрабандный» после риса продукт); из-за монополий цены непрерывно росли, а монополисты не только мешают новым игрокам входить на рынок, но и препятствуют друг другу. Аналогичная олигополия сложилась в цементе (Dangote, BUA, Lafarge) — глава BUA иронизировал, что нигерийцы платят больше всего за цемент в Черной Африке.

Более того, их прибыли не оборачиваются ни ростом заработных плат, ни ростом налоговых отчислений. Т.о., добившись определенных успехов в некоторых производственных кластерах, страна не способна генерировать достаточно конкурентного ненефтегазового экспорта для пополнения валютных резервов, а за монополизм приходится расплачиваться потребителям. Открыть/Комментировать

2022-06-15 20:30:07 ​​ В ЮАР продолжает расти ксенофобия. По оценкам Xenowatch, с 1994 г. в ЮАР в результате нападений на почве ненависти были убиты 623 чел. Еще 123 тыс. были вынуждены покинуть свои дома. В основном жертвами оказывались африканские иммигранты (из них 12% — зимбабвийцы) — ок. 75% от всех иностранных граждан в ЮАР. Большинство этих эпизодов пришлось на минувшее десятилетие.

Согласно опросам IPSOS и Human Sciences Research Council (2019), 46% южноафриканцев находят мигрантов «агрессивными», 48% — «нечестными» и лишь 28% думают о них как о «хороших людях». В другом опросе (2021) 3% респондентов признались, что в прошлом году участвовали в погромах, 10% — в более отдаленном прошлом, а 12% заявили, что готовы участвовать в таких акциях. По опросам Afrobarometer (2020), число респондентов, не желающих жить по соседству с иностранцем, в ЮАР было выше, чем в большинстве из 33 обследованных стран.

Постепенно на почве ксенофобии формируются группы вигилантов, крупнейшая из которых — Operation Dudula — провела в минувшем году сотни маршей и рейдов, заручилась поддержкой ряда мелких партий и развернула деятельность по всей стране. Рост ксенофобии связывается и со скрытым подогреванием темы со стороны части партийных кадров АНК, опасающихся потерять большинство на выборах в 2024 г., через налаженные связи с соседскими ассоциациями, федерациями таксистов и дальнобойщиков и т.д. В то же время многие небольшие партии сами обвиняют АНК в «наводнении страны мигрантами». Насколько это правомерно?

«Десятки миллионов». В период апартеида в 1960-70 гг. поощрялась иммиграция преимущественно белого населения, которое получало права резидентов и субсидии на приобретение жилья. Африканцы могли рассчитывать лишь на временное пребывание без права натурализации, жестко привязанное к специфическим категориям занятости. Лишь в 1994 г. черные африканцы были уравнены в правах с остальными мигрантами. В 2011-16 гг. в ЮАР въехало 916 тыс. 346 чел., в 2016-21 гг. — 852 тыс. 992 тыс. Согласно переписи 2011 г., лишь 2,2 из 52 млн родились за пределами ЮАР, в 2021 гг. таковыми были всего 3,95 из почти 60 млн жителей страны.

Преступность. В 2010 г. большинство (55%) полагало, что миграция ухудшает криминогенную обстановку. Однако надежных подтверждений нет: скажем, в Гаутенге в 2016-17 гг. полиция раскрыла лишь 23,9% убийств и 17,9% ограблений с отягчающими обстоятельствами. Однако исследование 2018 г. показало, что доля иностранцев в муниципалитете и частотность совершения 4 из 5 обычных преступлений не коррелируют друг с другом. Зато установлена корреляция между преступностью и внутренней миграцией из других областей ЮАР.

Кража рабочих мест. В 2021 г. с этим были несогласны лишь 22%. В стране с 35% безработицей это чувствительная тема. На этой идее строила программу партия ActionSA, получившая 16% в Йоханнесбурге, а также популярный среди цветных «Патриотический альянс», выступающий за депортации. С ней заигрывают даже «панафриканисты» из БЭС Джулиуса Малемы. Согласно StatsSA (2019), мигранты лучше трудоустроены, но заняты в основном на нижних, непрестижных позициях, в неформальном секторе, 55,6% не имеют страховки, а 40,5% — контракта.

Тем не менее, по данным ОЭСР, мигранты в ЮАР создают новые рабочие места и повышают подушевой доход на 5%. По оценкам ВБ, на одну работу, «занятую» мигрантом между 1996 и 2011 гг., иностранцы создавали две для граждан ЮАР. Согласно исследованию 2013 г., на окружном уровне 10% прирост мигрантов в опред. категории занятости может снизить занятость местных на 7,2%, но не влияет на национальный уровень безработицы (впрочем, миграция оказывает понижательный эффект на уровень зарплат). Но другое исследование (2017) показало, что иммиграция оказывала либо небольшой позитивный эффект на занятость (1% к 0,003-0,01%), особенно на нижнем уровне (фабричные рабочие, уборщики и т.д. — 1% к 0,04%) либо — никакого. Конкуренция растет в более квалифицированном секторе: в торговле и услугах прирост на 1% снижает занятость на 0,03%, а среди специалистов 1%-прирост снижает занятость граждан на 0,1%. Открыть/Комментировать

2022-06-13 20:00:41 ​​ Недавно The Economist опубликовал большое досье о торгово-экономических и политических связях КНР с Африкой — с попутным подтверждением и опровержением ряда мифов.

Отношения прошли «политическую» фазу 1960-70-х гг. (экспорт маоизма), экономическую стадию (с 90-х гг.), когда КНР стала кредитором первой инстанции [в 2000-2020 гг. было роздано кредитов на $160 млрд по рыночным ставкам, из них 2/3 — на инфраструктуру, а в 2007-2020 гг. объем кредитования превышал в 2,5 р. объемы финансирования всех двусторонних организаций] и стали переходить в новую фазу при Си Цзиньпине.

С 2016 г. кредитование стагнирует, стало меньше мегапроектов от госкомпаний (дороги, порты, аэропорты) и больше — торговли (c $10 млрд в 2000 г. до $254 млрд в 2021 г.), ПИИ и... политики с растущей ролью медиа, цифрового ТВ (StarTimes) и КПК.

На всё это США и ЕС нервно отреагировали инициативами B2W и Global Gateway, но непонимание этой фазы сохраняется — оценки деятельности КНР в Африке полярны, колеблясь между «большой строительной фирмой» и «долговой дипломатией». Ниже — некоторые цифры из досье.

Последнее точно неверно — в 2020 г. лишь 17% долгов африканских стран приходилось на КНР. Это меньше, чем у Всемирного банка (19%) и частных держателей облигаций (30%); 25% порог достигнут лишь в 7 из 22 стран с сильной задолженностью. Кроме того, правительства с демократизацией 90-х гг. сами желали показать электорату конкретные результаты, и обращение к КНР было самым простым решением. Займы и проекты продолжают помогать правящим партиям побеждать на выборах (напр. в Гане), а взамен КНР получает необходимую поддержку в ООН — по подсчетам за 1999-2016 гг., 10% рост солидарности с кит. позицией в ООН результируется в 275% рост помощи и кредитования.

По оценкам McKinsey, 12% объема континентального промпроизводства приходится на кит. компании, которых насчитывается ок. 10 тыс. Из них почти треть — с нормой прибыли более 20%; крупнейшие из них — государственные, но 90% — частные; 20% работает в строительстве, треть — в промышленности. Поскольку электроэнергия, труд и логистика — дороги, то кит. производства работают не на экспорт, а преимущественно на местные рынки.

Позитивные оценки экономической деятельности Китая, согласно опросам Afrobarometer (34 страны, 2021 г.) по-прежнему высоки: 63% против 60% у США. Но жители 23 стран видели в США, а не в КНР, предпочтительную политическую модель. Авторитарный китайский путь, согласно Afrobarometer, привлекал граждан лишь 5 стран, а по собственным опросам Economist Premise, лишь двух — Эфиопии и Танзании. Это заметно и по низкому спросу на кит. медиа и ТВ.

Агрессивный подход к инвестициям — строгие положения о конфиденциальности, требования приоритета в погашении займов, использование эскроу-счетов — в сочетании с непрозрачностью: исследование 2019 г. показало, что 50% займов скрыты от мониторинга Всемирного банка и МВФ. Так, при администрации Хакаинды Хичилемы в Замбии вскрылось, что долг страны перед КНР оказался в 2 раза больше и приходится на 18 различных организаций. Как следствие — высокие коррупционные риски. Так, визитная карточка китайского подхода — demand-driven approach —предполагает не только учет потребностей африканских стран, но и фаворизацию проектов на родине их лидеров — обычно таковые получают на 70% больше поддержки, а в электоральные годы — на 134%.

Конкурентность. Кит. фирмы благодаря скорости и низким затратам (а не только господдержке) получают ок. 50% строительных контрактов. У проектов «Пояса и пути», к которому подключено 43 страны, средняя скорость реализации — 2,8 лет, что в 3 раза быстрее, чем у проектов ВБ и AfDB.

Несмотря на игнорирование трудовых и экологических стандартов, позитивный эффект от кит. компаний всё же есть: 70-95% их работников — местные жители. Средний кит. проект генерирует рост экономики на 0.41-1.49 п.п. уже через 2 года (большой показатель), ночная освещённость — надежный показатель экономактивности — возрастает на 8% в зонах притока ПИИ. Открыть/Комментировать

2022-06-12 21:40:28 ​​Вновь к самой важной и обсуждаемой теме континента — продовольственной безопасности. Как известно, цены на удобрения в Африке галопируют. В самой населенной стране континента — Нигерии — цены на стандартную 50-кг упаковку азотно-фосфорно-калийного удобрения (NPK 15:15:15) выросли на 250% — с ₦12 тыс. в январе до ₦28 тыс. ($67) в мае, а в годовом выражении — на 100%; цена на комплексное NPK-удобрение 20:10:10 нигерийско-марокканского производства достигла уже ₦14,5 тыс.

Бренды местных азотных удобрений — Indorama, Notore, Dangote — тоже стоят теперь между ₦19 и 22 тыс. против ₦8,5-9 тыс. в 2021 г., а пуск в марте в Лагосе крупного завода Dangote Group по производству азотных удобрений мощностью 3 млн т/год не окажет немедленного эффекта ни на внутренние, ни на региональные рынки. Тем временем мелкие фермеры — а таковых в стране большинство — вынуждены смешивать химические удобрения с органикой — отходами птицеводства, золой, коровьим навозом и пищевыми отходами, что небесполезно, но не оказывает немедленного эффекта на плодородие почвы. К аналогичным мерам прибегают и фермеры Ганы.

Кто виноват? The Economist однозначно связывает это с а) нарушением логистических цепочек в пандемию COVID-19, ростом цен на топливо и логистику и б) с негативными эффектами конфликта в Европе, в частности, с санкциями против Беларуси в дек. 2021 г. (на нее приходится 18% производства карбоната калия) и против РФ, на которую приходятся 14% мирового экспорта удобрений (в 2021 г. 25 стран закупали более 30% удобрений у РФ, а ряд стран Восточной Европы и Центральной Азии зависит от РФ более чем на 50%). Однако обстоятельная статья издания The Africa Report «Хватит обвинять российско-украинский конфликт в проблемах с удобрениями» несколько уравновешивает эту точку зрения перечислением других — и не менее важных — внутренних факторов.

Цены начали расти задолго до начала конфликта (с этим согласны все).

Настоящие причины — в тайминге закупок правительствами и крупными фермерами, в их непрозрачности и «кошмарно неэффективных» правительственных тендерах.

Как правило, пик спроса в Южном полушарии приходится на 2-й и 3-й кварталы, а в Севером — на 4-й и 1-й. Но крупные фермеры, в частности в ЮАР, закупают удобрения в 3-м квартале, следуя устаревшей логике «точно в срок» (just-in-time), из-за чего они остро конкурируют с крупными оптовыми «северными» покупателями, поэтому перенос закупок на 2-й квартал выручил бы им 15-20% средств.

Правительственные тендеры нуждаются в радикальном пересмотре. Контракты по фиксированным ценам заключаются не позднее 9 мес. до доставки, что ставит поставщика перед непредсказуемыми рисками в ценообразовании — это могли бы исправить фьючерсные сделки, но для рынков удобрений такая система не характерна. Как следствие, поставщики продают товар с огромными наценками. Поэтому когда правительства платят непомерные суммы за удобрения, а затем они бесплатно или по субсидии достаются фермерам, то жертвами становятся в первую очередь налогоплательщики.

Непрозрачность тендеров — от претендентов требуют доставки продукта в страну еще до разрешения участия в торгах, ну а «лузерам» практически невозможно реэкспортировать продукцию. Иногда в итоге они с дисконтом продают товар победителям тендеров.

Крупным фермерам следовало бы проявлять инициативу — вместо того чтобы «брать что дают», они могли бы лоббировать свои интересы и потребности в конкретных типах удобрений, чтобы цепочка поставок замыкалась на производителе, а не на локальных посредниках, которыми перенасыщены рынки (например, в Замбии).

Ну и в качестве примера предлагается индийская модель — специализированные компании-подрядчики, короткие тендерные периоды, шестинедельные периоды доставки. Открыть/Комментировать

2022-06-10 22:01:35 Zangaro Today pinned «Поддержать канал» Открыть/Комментировать

2022-06-10 22:01:27 Дорогие друзья и читатели!

Я оттягивал этот момент, как мог (рекламу я принципиально не продаю и не покупаю), но для поддержания и развития канала в ближайшем будущем мне, к сожалению, уже не обойтись без вашей посильной помощи.

Буду рад и благодарен любой сумме! Открыть/Комментировать

2022-06-10 20:01:08 ​​ Руандийско-конголезские отношения движутся по эскалационной траектории. Конголезская армия обвинила Руанду в скрытой переброске 500 спецназовцев на территорию ДР Конго в поддержку группировки M23, боевики которой уже третий месяц ведут тяжелые бои с войсками ДРК. Все это время Киншаса в лице сначала военного, а затем и гражданского руководства и по мере накопления разведданных, трофеев, свидетельств очевидцев все громче подозревала Руанду, дойдя до открытых обвинений 25 мая, когда глава МИД Кристоф Лутундула обвинил отряды M23, «поддерживаемые Руандой», в атаке на миротворцев МОНУСКО. Следом резко высказался и представитель правительства Патрик Муяйя.

Тогда же, 27 мая, президент Феликс Чисекеди на сессии Совета безопасности с участием спикеров обеих палат анонсировал крутые меры — приостановку полетов RwandAir в города Конго, внесение M23 в реестр террористических группировок с исключением из мирных переговоров в Найроби, ведущихся с апреля, а также «суровое предупреждение» руандийскому послу Венсану Кареге. 31 мая Лутундула на заседании СБ ООН повторил обвинения в адрес Руанды. Тогда же президент Анголы Жуан Лоуренсу в рамках посреднических усилий по линии АС принял Чисекеди, стороны договорились о возвращении арестованных в Конго двух руандийских военнослужащих, но бои вновь возобновились 5 июня — в тот же день в Ойо (Конго-Браззавиль), на встрече с президентом Дени Сассу-Нгессо, Чисекеди впервые публично заявил, что у него «нет сомнений» в руандийской поддержке M23.

Руанда, квалифицируя восстание M23 как сугубо «внутриконголезский» конфликт, не преминула выдвинуть встречные обвинения и угрозы, артикулированные в февральской речи Поля Кагаме, в которой он заявил о праве Руанды «отвечать» на атаки из ДРК; в конце мая Руанда обвинила конголезскую сторону в миномётных и ракетных обстрелах своей территории 19 марта и 23 мая, а также в поддержке конголезскими ВС группировки руандийских хуту — ДСОР.

С 2019 г. Чисекеди пытался урегулировать сложнейший восточноконголезский конфликт региональной дипломатией, пытаясь воздействовать на соседей, которые традиционно стоят за повстанческими коалициями и группировками, приглашая их на многосторонние переговоры. Затем — через двусторонние переговоры при посредничестве Анголы, увенчавшиеся вводом войск Уганды (крупнейшая интервенция с 2003), а в декабре 2021 г. — и Бурунди, чьи силы в альянсе с несколькими движениями «май-май» начали операции против боевиков RED-Tabara, FNL и союзных им ополчений. Предполагается, что такое смещение баланса сил и спровоцировало «расконсервацию» M23.

Чисекеди в сложном положении. После провала «осадной» стратегии в Сев. Киву и Итури, буксовки угандийского наступления против террористов СДС, которых, самое большее, удалось оттеснить дальше на северо-запад, в Итури, и возвращения к диалогу с НВФ (первый раунд открылся 27 апреля в Найроби), за 18 месяцев до выборов, лидеру Конго нужно предъявить хоть какие-то конкретные результаты на фронтах. Возвращение за стол переговоров M23 — вопреки общественному мнению — плохо сказалось бы его рейтинге, тем более что его окружение негативно воспринимало экономические соглашения с Руандой, достигнутые в период деэскалации в июне 2021 г. Спустя три года кооперации отношения почти разрушены, а из окружения Чисекеди удалены почти все проруандийские функционеры.

В ДРК интернет-пользователи, опинионмейкеры, политики в один голос говорят о «руандийской агрессии», проходят манифестации за высылку посла, составляются экзотические планы «аннексии» Руанды; в Руанде тоже многие настроены «показать» Конго (правда, желательно после саммита Содружества), а руандийские чиновники все более раздражительно отмечают, что им «не дают» разобраться с ДСОР. Но тесная интеграция Руанды и востока Конго с его 2 млн рынком сбыта руандийской продукции делает излишнюю дестабилизацию региона контрпродуктивной, прямая интервенция может сорвать ряд инвестпроектов, а также наметившееся с января сближение с Угандой, и особенно с Бурунди. Открыть/Комментировать

2022-06-08 21:31:03 ​​Financial Times пишет о топливном кризисе в странах Африки — перебои фиксируются на АЗС, в гражданской авиации, на объектах гражданской инфраструктуры. Ранее в апреле Кения пережила, пожалуй, самый тяжелый за последнее десятилетие трехнедельный топливный кризис. В целом, аналитики опасаются наступления одного из самых глубоких кризисов энергоснабжения континента за последние 40 лет, что неминуемо скажется на темпах инфляции, особенно в странах-импортерах нефти с ограниченными финансовыми резервами (ЮАР, ДРК, Марокко, Тунис и др.): так, в ЮАР топливо составляет 10% фермерских расходов, а 80% производимого зерна перевозится по дорогам.

Часть этих проблем — в условиях скачков цен — связана ещё и с небольшими хранилищами и резервами (в середине мая ганский регулятор NPA оценивал запасы дизеля в 4 нед., бензина — в 6 нед.), перегруженностью многих портов, их способностью принимать лишь суда с малой осадкой, с транспортно-логистическими проблемами в широком смысле, с небольшими (в сравнении с богатыми странами) финансовыми возможностями компаний-импортеров. Но главная проблема заключается в том, что, несмотря на то что континент производит ок. 8% мировой сырой нефти, из-за дефицита перерабатывающих мощностей импортируется бóльшая часть продуктов переработки — бензин, керосин, дизель, моторное масло и смазочные материалы, пропан и т.д.

Всего в странах Африке, по оценке McKinsey, менее 50 НПЗ, и их число постоянно сокращается. В 2020 г. производство оценивалось в 6,8 млн б/д, в то время как мощность африканских НПЗ составляла всего 3-4 млн б/д (ср. с европейскими 14-15 млн б/д, оценка BP). По другим оценкам (Reuters со ссылкой на консалтинговое агентство CITAC) они могли перерабатывать всего 1,36 млн б/д, а в 2021 г. было задействовано лишь 30% этих мощностей. В целом, меньше половины стран имеют НПЗ, и такие бедные страны как Малави, не имеющие выхода к морю, зависят от танкерных поставок из удаленных портов. Многие из НПЗ простаивают, недозагружены (в 2020 г., по оценкам ARDA, они были загружены чуть больше чем наполовину, хотя еще в 2010 г. — на три четверти, в то время как в США в пиковые периоды пандемии загрузка достигала 70%) или же эксплуатируются неэффективно (многие африканские НПЗ были проданы ТНК правительствам, у которых хронически не хватает средств на их модернизацию). При этом ситуация в странах Северной Африки лучше: НПЗ региона в 2021 г. были загружены на 80%.

За 10 лет, по данным IEA, спрос на топливо вырос на 19%, но объемы переработки упали вполовину. Нигерия — крупнейший производитель сырой нефти — имеет четыре НПЗ общей мощностью 445 тыс. б/д, но все они с нач. 2019 г. находятся на реконструкции минимум до 2023 г., и страна может перерабатывать не более 1% из 1,3 млн добываемых б/д (пуск мега-НПЗ Dangote Group мощностью 650 тыс. б/д постоянно откладывается и намечен на вторую половину 2022 г.).

Ангола, производящая ок. 1,2 млн б/д, имеет лишь один действующий НПЗ в Луанде мощностью 65 тыс. б/д и импортирует 80% продуктов нефтепереработки; последний крупнейший НПЗ ЮАР — Sapref в Дурбане мощностью 180 тыс. б/д — был законсервирован в марте 2022 г. вплоть до нахождения новых владельцев, как и три остальных НПЗ страны, в разное время закрытых по разным (гл. обр. экономическим) причинам; на реконструкцию закрылись НПЗ в Сенегале (SAR мощностью 27 тыс. б/д, с ноября), в Камеруне (Limbe, 42 тыс. б/д, с 2019 г.), в Гане (Tema, 45 тыс. б/д, с 2017 г.).

Как следствие, африканские страны оказались в числе самых пострадавших от конфликта в Европе и частичного эмбарго на импорт российской сырой нефти, обеспечивающей 11,5% мирового предложения. Европейские поставщики — некогда ключевые для африканских рынков — сначала избегали континент из-за высокой волатильности цен, а затем стали переключаться на приоритетное снабжение стран ЕС. Поэтому Нигерия — производитель высоковостребованной нефти марки «Бонни Лайт» — по словам её минфина Зайнаба Ахмеда едва покрывает расходы на импорт нефтепродуктов и не может поэтому воспользоваться благоприятной ценовой конъюнктурой на рынках энергоносителей. Открыть/Комментировать

2022-06-07 20:35:10 ​​ В продолжение горячей темы. Нигерийская газета BusinessDay также подвела итоги ста дням войны в Украине в материале с заголовком «Как Нигерия расплачивается за российско-украинскую войну». Между Нигерией и Украиной — 8287 км, но конфликт спровоцировал скачок цен на сырую нефть, природный газ, алюминий, никель и пшеницу и негативно сказался на большинстве домохозяйств страны, пострадавших от роста цен на субсидируемый бензин, дизель, авиационное топливо, бытовой газ.

... а также на продукты питания. Продовольственная инфляция в апреле достигла 18,37% — в особенности выросли цены на хлеб и злаки и др. продукты, картофель, ямс, вино, рыбу, мясо, масло. Между 2017 и 2021 гг. Нигерия импортировала из Украины сухое молоко, пшеницу, семена кукурузы, из России — пшеницу, скумбрию, сельдь и другие рыбные изделия, а также вакцины. В 2021 г. Нигерия ввезла из РФ продовольствия на сумму ₦215.7 млрд, причем более половины российского импорта составила пшеница. Ныне эти рынки заблокированы. Из сортов пшеницы в Нигерии традиционно производят манную крупу, хлеб, мучные изделия, макароны и пасту — традиционный рацион большинства домохозяйств страны, до 80% расходов которых приходится на продукты питания.

Существенно выросла стоимость стандартной 50 кг тары комплексного азотно-фосфорно-калийного удобрения (NPK), традиционно используемого мелкими фермерами. Если раньше она продавалась за ₦7,5 тыс., то ныне она стоит ₦30 тыс. (только в апреле зафиксирован 112,5% рост). Несмотря на то что в Нигерии производится много мочевины, она все же импортирует 34% сырья, необходимого для производства NPK. В апреле BusinessDay сообщал, что военный конфликт заблокировал прибытие в страну четырех судов с 70 тыс. кубометров карбоната калия — ключевого ингредиента для производства NPK.

Стоимость возделывания акра земли, таким образом, выросла с ₦8 тыс. (2021) до ₦15 тыс.

Ранее, в конце апреля, BusinessDay писала о шести подорожавших товарах: пшеница (хлеб, макароны, паста, мучные изделия), удобрения, дизель (используемый в б.ч. промышленной и коммерческой активности), замороженные изделия (курица, индейка, говядина) — из-за удорожания эксплуатации дизельных холодильных камер; авиаперевозки (из-за удорожания авиационного турбинного керосина); бытовой газ. Что касается последнего, то цена заполнения 12,5 кг баллона к январю снизилась до ₦7,7 тыс. с ₦8,5 тыс. в 2021 г., но с началом военного конфликта в Европе она вновь достигла 8,5-10 тыс. Так, на этой неделе на рынках Лагоса она вновь выросла на 25% — до ₦10 тыс. — по сравнению с показателями предыдущей недели (₦8 тыс.). Открыть/Комментировать