Хроники тоталитарного времени

2022-06-04 13:35:30 Личность Артура Небе, начальника криминальной полиции (или крипо) нацистской Германии, как будто соткана из противоречий. Вероятно, он искренне разделял идеологию Гитлера, поскольку вступил в НСДАП задолго до большинства карьеристов. Тем не менее в конце 1930-х он был в курсе планов высокопоставленных военных по устранению взявшего курс на милитаризацию фюрера и ничем их не выдал.

Именно Небе создал криминалистический институт, который применял передовые методы: от анализа биологических образцов до сбора статистики. Еще он, несмотря на давление Геринга, помог оправдать ложно обвиненного в гомосексуализме за несогласие с захватническими планами Гитлера генерала Вернера фон Фрича. Этот шеф крипо предстает проницательным и сочувствующим человеком.

Однако тот же самый человек в конце 1939-го отобрал детективов для контроля за «программой расовой гигиены» – то есть за убийством людей с психическими расстройствами или физическими ограничениями. Летом 1941-го Небе назначили во главе айнзацгруппы B, которая совершала массовые убийства на территории Беларуси. Из выдающегося сыщика он превратился в военного преступника.

Вдобавок Небе предложил альтернативные способы уничтожения евреев – мобильные газовые камеры вместо расстрелов, которые плохо влияли на моральное состояние солдат. Этот Небе кажется не просто злодеем, а уже одним из архитекторов Холокоста. Человеком, который помог превратить бесчеловечную систему в отлаженный механизм.

В марте 1944-го ему приказали отобрать 50 пойманных после так называемого Великого побега военнопленных, чтобы провести показательную казнь. Ассистент Небе вспоминал, как тот подробно знакомился с биографией пленников, прежде чем принять решение, и исключал из расстрельного списка заключенных с семьями или тех, кого считал слишком молодым.

Летом того же года Небе присоединился к заговору, участники которого предполагали взорвать Гитлера, захватить власть и прекратить войну. Покушение провалилось, фюрер выжил, а многих заговорщиков арестовали и казнили. Небе бежал и скрывался до февраля 1945-го, пока его не выдала обиженная любовница. В марте его повесили в тюрьме Плётцензее, где оборвалась жизнь многих жертв режима.

Долгое время историки считали Небе едва ли не самым спорным персонажем нацистской элиты: участвовал в геноциде, но выступал против Гитлера и действительно ловил опасных преступников – например, серийного убийцу Пауля Огорцова. Со временем заблуждение о том, что шеф крипо был чуть ли не гуманистом, разоблачили. В действительности он активно участвовал в Холокосте, а к заговору присоединился, потому что считал победу союзников неизбежной.

Небе – «неудобный» персонаж с обеих сторон. Несмотря на безусловно злодейские поступки, его нельзя признать монстром – сочувственное отношение к заключенным и участие в заговоре против Гитлера все-таки выдают в нем человека. Диссидент из него тоже так себе – вероятно, Небе оставался оппортунистом и решил участвовать в убийстве фюрера, потому что надеялся обезопасить себя после поражения Германии.

Подобные личности помогают расшатать биполярное представление об истории, согласно которому люди – либо герои, либо чудовища. Правильно ли считать Небе особой разновидностью человека, запрограммированной на массовое уничтожение других? Вроде бы очевидно, что нет. Правильно было бы считать Небе героем, если бы заговор с его участием привел к гибели Гитлера? Тоже вряд ли.

Если Эйхман (не совсем справедливо) считается олицетворением банальности зла, то Небе, пожалуй, воплотил в себе человечность зла. Подобная характеристика делает его преступления еще более страшными, ведь совершил их не демон с рогами, а обычный человек. Порой он проявлял сострадание к жертвам, но даже в такие моменты не протестовал против приказов.

Важно держать в уме роль подобных людей в организации Холокоста, чтобы понимать: аналогичные процессы могут происходить в любом государстве. Там, где культивируется безразличие эффективных исполнителей, обязательно найдется место и системному насилию. Открыть/Комментировать

2022-06-03 23:25:36 В январе 1978 года спецслужбы Северной Кореи похитили южнокорейскую актрису Чхве Ынхи в Гонконге. По пути на подстроенную встречу машина вдруг остановилась, а женщине вкололи снотворное. Очнулась она уже на корабле прямо под гигантским портретом президента КНДР Ким Ир Сена. По прибытии ее лично встретил сын диктатора Ким Чен Ир. Следующие несколько недель он водил прославленную исполнительницу в кино, оперу и на закрытые вечеринки. Содержалась Чхве на роскошной вилле под постоянным наблюдением. Ким предложил ей снимать фильмы и руководить театральной студией.

Когда бывший муж актрисы, с которым она по-прежнему близко дружила, и известный режиссер Син Сан Ок отправился на ее поиски в Гонконг, с ним произошло то же самое. «Кто-то внезапно натянул мешок мне на голову – вспоминал Син. – Я ничего не видел и не мог нормально дышать». Следующие восемь лет они с Чхве провели в Северной Корее.

Одержимый кино Ким мечтал преобразить индустрию так, чтобы спродюсированные им фильмы завоевывали трофеи на международных фестивалях. Он грезил, что в КНДР появятся свои Рэмбо, Джеймс Бонд и Элизабет Тэйлор, и не придумал ничего лучше, чем похитить главную пару южнокорейского кинематографа.

После очередного неудачного побега Сина на четыре года поместили в исправительный лагерь, где он проходил «идеологическое перевоспитание». Режиму удалось сломить режиссера – перед финальным и успешном побегом Син снял в КНДР семь фильмов, включая местную вариацию «Годзиллы», где чудовище помогало крестьянам бороться против капитализма.

На аудиенции в 1983-м Ким как ни в чем не бывало жаловался пленникам, что местным кинематографистам не хватает новых идей, а фильмы в последнее время получаются слишком слезливыми. Будущий Великий руководитель вообще имел специфичные представления об искусстве: режиссеров сравнивал с генералами, а главной добродетелью актеров считал преданность.

К счастью для Сина и Чхве, к 1986-му Ким доверял им настолько, что разрешил отправиться в Вену. Там они встретились со знакомым критиком, прыгнули в такси и отправились в американское посольство. Власти США предоставили им политическое убежище.

Спустя много лет власти КНДР признали, что в 1970-х похитили 11 японских граждан, чтобы те выступали в качестве «советников по культуре». Некоторые умерли в заключении, другие – покончили с собой. В 1977-м выдающегося пианиста из Южной Кореи пригласили на встречу с загадочным меценатом, но тот услышал неподалеку от места встречи соседский акцент и ушел.

Диктаторы часто пытаются трансформировать кино с помощью иностранных звезд, и некоторые делают это изящнее, чем Ким. Муссолини сыграл на преклонении итальянцев перед Голливудом и построил свой город кино, Чинечитту, в пригороде Рима. Иосип Броз Тито героизировал югославских партизан в фильмах с мировыми знаменитостями – Орсоном Уэллсом и Ричардом Бертоном, который сыграл самого коммунистического лидера в фильме «Сутьеска». Жерар Депардье еще недавно объявлял себя русским и обнимался с Владимиром Путиным.

Было бы неправильно говорить, что тоталитаризм и авторитаризм делают культуру невозможной, но любое искусство при подобных режимах становится либо протестным, либо идеологизированным. До величия фильмов, которые обожал Ким Чен Ир, ему не хватало одного секретного ингредиента – свободы. Свободы, которая проявлялась бы не в меньшем количестве приставленных к режиссеру цензоров и охранников, а в их полном отсутствии.

Искусство – всегда индивидуальный порыв, даже когда его создают сотни людей, а конечная цель диктаторов всегда состоит в том, чтобы задушить индивидуальность. Это несоответствие делает невозможным то самое кино, которое мечтают скопировать и превзойти диктаторы.

Если творчество подчиняется курсу партии или предпочтениям правителя, оно никогда не станет ни свободным, ни великим. Именно поэтому полвека спустя после «революции» Кима кинематограф КНДР вспоминают не за гениальные идеи и уникальные шедевры, а за безумные похищения и отчаянные побеги. Открыть/Комментировать

2022-06-02 14:20:11 Диктаторы уходят по-разному. Те, кому не удается сделать это тихо и мирно, часто оказываются в западне из-за панического страха потерять власть. Именно такая судьба постигла бразильского президента Жетулиу Варгаса, когда его во второй раз сместили с должности.

Он возглавил страну благодаря политическому и экономическому кризису в начале 1930-х. Недовольство населения результатам официальных выборов привело к революции. Военные сформировали хунту под предводительством Варгаса. В первые годы его правления Бразилия сохраняла черты прогрессивного режима: в законодательстве фиксировались свобода слова и независимость разных ветвей власти.

В 1934-м Варгас одобрил новую Конституцию, замаскировав возможность переизбираться за либеральными поправками и законами. Вскоре после ее принятия ситуация резко изменилась. Варгас осуществил переворот в рамках своего же режима, предоставил себе неограниченные полномочия и провозгласил Новое государство. Этот идеологический штамп подразумевал корпоративизм, цензуру и подавление оппозиции.

Подобно Испании, Бразилия приняла каудильизм – режим с культом личности сильного лидера. Чтобы обеспечить себе безоговорочную поддержку, Варгас внушал обывателям паранойю перед коммунистами, заговор которых ему якобы удалось предотвратить. Доминирующая роль религии, установление контроля над профсоюзами, популизм с объявлением президента «отцом бедняков» – Бразилия 1930-х во многом напоминала другие латиноамериканские диктатуры.

Значительная часть населения не оценила курс Варгаса на сближение с антифашистской коалицией в конце Второй мировой. В попытке вернуть доверие, диктатор провел несколько либеральных реформ и даже организовал демократические выборы, однако послабления сработали против него, и в 1945-м его сместили с должности.

Спорная политика преемника позволила Варгасу вернуться к власти. Его второй заход продлился четыре года. В августе 1954-го офицеры службы безопасности президента попытались устранить его главного конкурента Карлоса Ласерду и убили сопровождавшего его майора ВВС. Варгас утратил контроль над ситуацией: ближайшее окружение действовало без его ведома, а недовольные гибелью одного из своих военные потребовали его отставки. Власть ускользала из рук.

Утром 24 августа отчаявшийся диктатор выстрелил себе в грудь из пистолета. Пуля попала прямо в сердце.

Варгас слишком привык к статусу национального лидера, чтобы согласиться на унизительное отстранение. В предсмертной записке он обратился к народу: «Ничто не вечно, кроме крови. Я отдал вам свою жизнь, а теперь отдаю смерть. Я решил защитить вас, чтобы моя душа осталась с вами, а мое имя стало знаменем вашей борьбы. Я безмятежно делаю первый шаг на пути к вечности. Я покидаю жизнь, чтобы приобщиться к Истории».

В последних словах Варгаса – правда о том, что делает диктаторов могущественными и одновременно сводит с ума. Сторонники теорий заговора в разные эпохи объясняли мировые кризисы волей хранителей капиталов, которые сталкивают государства ради выгоды. Конспирологическое мышление предполагает, что главной силой, провоцирующей насилие, нищету и все остальные беды, выступает страсть к богатству. Так думали в Германии 1930-х, раскрывая «еврейские заговоры». Так рассуждают в современной России – только теперь к Ротшильдам прибавился вездесущий Сорос.

В действительности триггером к установлению диктатур и началу войн выступает не стремление к богатству, а жажда власти. Именно она объясняет, почему главы государств решаются на территориальную экспансию или внутренний террор, даже когда живут в роскоши. Власть становится самоцелью, по сравнению с которой все остальное отходит на второй план.

Так расставил приоритеты и Варгас. Власть для него оказалась важнее самой жизни, поэтому перспектива потери первой привела к решению расстаться со второй. Возможность контролировать все – даже если страна вокруг погружается в хаос – завораживает таких людей намного больше, чем строительство очередного дворца или крупный счет в банке. Открыть/Комментировать

2022-06-01 23:16:15 В июне 1927 года – после триумфальных выставок в Вене и Берлине – Каземир Малевич получил письмо с требованием вернуться в СССР. Супрематист подчинился, хоть и опасался за свою безопасность настолько, что составил завещание. Малевич не сильно ошибся – по возвращении его обвинили в шпионаже на Германию. После месяца под арестом художника освободили, но за границей он больше не побывал, а некоторые картины так и остались в Европе.

Власти теперь относились к Малевичу с подозрением и в первой половине 1930-го жестко раскритиковали киевскую выставку Малевича. Еще через полгода его арестовали во второй раз – за антисоветскую пропаганду. Выйти получилось лишь благодаря покровительству партийного деятеля Кирилла Шутко. Аресты подорвали здоровье Малевича. В 1933-м у него диагностировали рак, а в 1935-м 57-летний художник умер.

Авангардисты при Сталине воспринимались как вредители, которых следует подавлять и при необходимости уничтожать. Василия Шухаева приговорили к восьми годам по обвинению в шпионаже. Юло Соостера арестовали как врага народа и отправили на семь лет под Караганду. Восемь лет в лагерях за антисоветскую пропаганду провел Борис Свешников, десять – участник Второй мировой Лев Кропивницкий, пять – еще один ветеран-художник Михаил Рудаков.

По данным Сахаровского центра, при советской власти репрессиям подверглись около 600 художников. Под тотальным контролем оказались и другие виды искусства. Газета «Правда» в 1930-х провозгласила три правила оперных произведений. Во-первых – необходимо следовать одобренной партией тематике. Во-вторых, сюжет должен быть позитивным и желательно венчаться хеппи-эндом. В-третьих – от музыки требуется «реалистичность», то есть подразумевается отказ от использования диссонанса или других «дегенеративных модернистских приемов».

В очередном бурном монологе Дмитрий Медведев обличил «ненависть» к «нашей культуре» и «отмену» Толстого, Чехова, Чайковского и Шостаковича. Никаких примеров, естественно, не последовало, но примечательно другое. Безосновательно возмущаясь отношением к русской культуре за рубежом, Медведев активно поддерживает возрождение режима, при котором культура подавляется и ограничивается, а талантливые люди бегут из страны, подвергаются репрессиям или мучительно ищут компромисс с собой и властью.

К последним, кстати, относится упомянутый Медведевым Шостакович. В юности композитор поддерживал большевистский режим, но в 1930-х столкнулся с его худшими проявлениями. Рецензия на оперу «Леди Макбет Мценского уезда» в той же «Правде» вышла под названием «Сумбур вместо музыки». Шостаковича раскритиковали за пессимизм, аморальность и антинародность. В 1940-м его друга и наставника Всеволода Мейерхольда расстреляли после нескольких месяцев пыток и убийства его жены Зинаиды Райх.

Сам Шостакович тоже мог не пережить террор, если бы не представил на суд диктатора намного более соответствующую классическим стандартам, чем предыдущие, Пятую симфонию. Он позволил советской пропаганде присвоить себя как «патриотичного композитора» и благодаря этому оставался в относительной безопасности, хотя в конце 1940-х его все равно обвинили в «пресмыкательстве перед Западом», признали профнепригодным и лишили должностей.

Одной рукой грозить всему миру за отмену великого композитора, а другой воссоздавать систему, при которой современные музыканты, художники и режиссеры вынуждены вместо творчества выполнять государственный заказ – верх лицемерия. Позиционировать себя защитником русской культуры и не понимать, что при тоталитаризме культура развивается не благодаря, а вопреки государству – верх глупости.

Политический произвол уже превратил в трагедии жизни сотен творческих людей в России и Советском Союзе. Использовать их имена и достижения для пропаганды нового витка изоляционизма и тотального контроля – значит ненавидеть родную культуру намного сильнее, чем мифические враги на Западе. Открыть/Комментировать

2022-05-31 19:47:10 «Они ворвались ночью. Устроили обыск и все переломали, потом натянули мне на голову пуловер. Поволокли за ноги в машину и бросили на пол. Избили до этого. Пришла в себя и вижу – я привязана к столу. Пытали током, я думала, что сойду с ума. Что было после, не помню. Я там у них отключалась все время. Как будто внутри что-то оборвалось уже раз и навсегда. Я до сих пор просыпаюсь по ночам от удушья. Снится, что меня снова бьют, связывают и окунают головой в воду. Я была там недолго – всего 36 дней».

Так вернувшаяся после долгого отсутствия за границей подруга рассказывает о причинах внезапного отъезда главной героине аргентинского фильма «Официальная версия» Алисии. А потом продолжает: среди похищенных были и беременные. У некоторых случались выкидыши. Другие рожали прямо в камерах. Детей отнимали и отдавали в богатые семьи.

Идея, что еще совсем недавно людей вокруг похищали, пытали, насиловали и убивали, кажется Алисии невероятной. Стоит допустить подобное, как все вокруг развалится и воцарится полный хаос. Алисия недоумевает: если подобное случилось, почему было не пожаловаться или не найти адвоката? Мучительно осознавать: когда государство творит все, что хочет, обращаться не к кому, и адвокат не поможет.

Алисия живет в совсем другой реальности. Она замужем за преуспевающим бизнесменом, воспитывает дочь, преподает историю в престижной школе, по вечерам ходит в дорогие рестораны. В этой реальности женщины за бокалом вина обсуждают соседских сыновей и отметают мысль, что полиция задержала их несправедливо: у них не такая страна, чтобы арестовывали за что попало.

Только после разговора с подругой пелена постепенно спадает. Оказывается, что все время до этого она жила в фальшивом мире – как главный герой «Шоу Трумана». В мире, где политика – что-то далекое и безобидное. Тема для праздной болтовни мужчин за виски после ужина.

Алисия начинает задумываться о том, как у них появилась дочь. Однажды муж просто принес ее и сказал, что биологическая мать отказалась от ребенка. Своих детей у них не было, и Габи стала для них всем миром. Но что делать, если цена такого счастья – чужие страдания, а настоящую мать девочки замучили в тюрьме или лагере?

Лауреат «Оскара» за лучший фильм на иностранном языке в оригинале называется La historia official, то есть не только «Официальная версия», но и «Официальная история». Это картина о том, что историй в нашей жизни всегда две: официальная и настоящая. Узнать последнюю часто получается только тогда, когда она прорывается к тебе напрямую истошным криком боли и затрагивает тех, кто тебе дорог. Тогда ты не понимаешь, как мог не замечать ее раньше.

Фильм вышел в 1985-м – через два года после падения диктаторского режима военных, которые семь лет творили произвол. Тогда по всей стране исчезло примерно 30 тысяч человек. Считается, что примерно треть из них – женщины. У многих в заключении родились дети – они были беременны на момент ареста или забеременели в результате изнасилования. Детей отбирали у родителей. Некоторые из них воссоединились с родными спустя несколько десятилетий. Другие так никогда и не узнали тайну происхождения.

«Официальная версия» оказалась настолько правдивым и отрезвляющим экскурсом в недалекое прошлое, что режиссеру Луису Пуэнсо даже поступали звонки с угрозами. К счастью, он не отказался от съемок и показал агонию мира, где судьбы ломаются просто, как зубочистки.

Тревогу от неудобных вопросов лучше всего передает разговор приемной дочери главной героини с няней:

- Как берут мясо у коровы?
- Ее убивают.
- Из ружья убивают?
- Ну все, не морочь мне голову.

Точно так же можно отмахиваться не от коров, а от людей. Но только если посреди ночи не вломятся к твоему сыну. Или если не окажется, что твой муж – один из тех, кто вламывается к чужим детям по ночам.

Пока для многих, как и в Аргентине 1980-х, политика остается чем-то далеким и безобидным, президент РФ подписал указ об упрощенном порядке приема в гражданство украинских сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Открыть/Комментировать

2022-05-30 21:37:46 «Женщина, которая ждет, пока свиньи научатся летать», или Почему бывает полезно пересматривать историю, ч. 2

Родственники мирных жителей, казненных франкистами во время и после войны, естественно, не имели никакой надежды на восстановление справедливости. Одна из таких испанок, Мария Мартин Лопес, в шесть лет лишилась матери. Ту за недостаточно уважительное отношение к Церкви обрили налысо, провели без одежды по городу, расстреляли и бросили в безымянную могилу.

Отец Мартин Лопес надеялся отыскать жену и похоронить достойно. Фалангисты лишь смеялись: «Ты заберешь ее на кладбище, когда свиньи научатся летать». После смерти Франко Мартин Лопес каждый год писала властям с просьбой помочь в поиске и перезахоронении матери, но безуспешно. Свои обращения Мартин Лопес подписывала так: «Женщина, которая все еще ждет, пока свиньи научатся летать». Политики так боялись нового переворота, что договорились освободить военных преступников от ответственности и дистанцировались от прошлого. Никто официально не провозглашал режим Франко преступным и не обличал репрессии, которым под его властью подвергались граждане.

Мартин Лопес так и не дождалась летающих свиней. Только в последние годы – уже после ее смерти и установления социалистического правительства – риторика властей изменилась. Франко эксгумировали из крипты в Долине Павших – построенного заключенными мемориального комплекса, где, кроме диктатора, покоились тела нескольких тысяч его жертв. Теперь каудильо похоронен на кладбище. За прославление его режима и отрицание преступлений введены штрафы. Аристократов лишили титулов, которые их предкам-фалангистам вручали за Гражданскую войну. По всей стране демонтировали памятники Франко – последний в 2021-в городе Мелилья.

Когда люди говорят, что историю нельзя переписывать, на самом деле они подразумевают: «Нельзя переписывать ту версию истории, к которой мы привыкли». Эта версия может как соответствовать объективным фактам, так и преломляться через идеологическую оптику в интересах конкретных политических акторов. В случае Испании история, считавшаяся подлинной большую часть XX века, оказалась историей лжи и замалчивания.

Испанцы не сумели осудить организаторов репрессий, но хотя бы сделали так, чтобы детям жертв не приходилось ходить мимо монументов, прославляющих подвиги убийц их родителей. Означает ли это, что нужно «кэнселить» любого известного человека, если тот оказался неоднозначной личностью? Конечно нет, но как минимум стоит признать, что прошлое подлежит пересмотру, а те, кого привыкли считать героями, на самом деле вполне могли быть злодеями или просто людьми со своими неприятными качествами.

Черчилль – не монстр, но его негативное отношение к африканцам – это не искажение правды, а дополнение портрета. Оно помогает разобраться в конкретном человеке и в контексте эпохи. Осознание того, что великие деятели прошлого тоже совершали плохие поступки, а иногда и вовсе оказывались мерзавцами, отрезвляет и помогает не идеализировать старые-добрые времена.

Сотни активистов, десятилетиями искавших тела убитых родственников и добивавшихся внимания испанских властей, едва ли осудили бы переоценку прошлого, которую так яростно критикуют борцы за неприкосновенность истории в России. Открыть/Комментировать

2022-05-30 21:31:57 «Женщина, которая ждет, пока свиньи научатся летать», или Почему бывает полезно пересматривать историю, ч. 1

Одна из главных претензий российских пропагандистов к Западу – в том, что там, как это обычно называют, любят «переписывать историю». Главные примеры за последние годы – это, конечно, протесты BLM, когда активисты призывали демонтировать памятники видным деятелям прошлого: главнокомандующему армией южан в Гражданской войне Роберту Ли, путешественнику Христофору Колумбу, империалисту и охотнику за алмазами Сесилу Родсу. Досталось даже Черчиллю, который одобрял расовое неравенство и не скрывал пренебрежительного отношения к «дикарям».

В России принято считать, что подобные кампании за переоценку значимых фигур прошлого доказывают лицемерие и невежество. Американцы и европейцы якобы настолько оторвались от реальности и углубились в свой искусственный мирок cancel culture, что готовы подгонять под него любые факты, отменять укоренившиеся представления и на основе новых убеждений переписывать историю.

В самой России это отношение нагляднее всего проявляется, конечно, относительно СССР. Невозможно представить, чтобы в нынешнем климате видный политический деятель назвал тот режим бесчеловечным, а государство – преступным и репрессивным. Разговор об уместности памятников Ленину и начинать не стоит – совсем недавно всерьез обсуждали, не увековечить ли Дзержинского в центре Москвы.

На прошлой неделе депутатка Мария Бутина объявила, что американцы переписывают историю, потому что в NYC вышел материал о том, как французский король Карле X способствовал разграблению Гаити. Бутина почему-то решила, что такой экскурс должен глубоко возмутить народ Франции, и даже завершила саркастичный спич патетическим восклицанием: «Как вам, французы, переписывание вашей истории американцами, а?».

Этот пост показывает, какое отношение к истории формируется и укрепляется в России. Метод Бутиной, Захаровой и Прилепина подразумевает, что история – слепок объективной реальности, который существует в вакууме. Бережное отношение к истории означает, что этот слепок необходимо законсервировать. Ему придается сакральный статус, и если кто-то ставит его под сомнение его правомерность, относиться к такому человеку стоит примерно так же, как к еретику во времена инквизиции. Короче, история пересмотру на надлежит, потому что истинная трактовка уже дана, а любая переоценка – искажение в угоду современным (скорее всего еще и либеральным, что даже страшнее) ценностям.

Такой метод легко применять, когда речь идет о событиях, скажем, хотя бы 150-летней давности. Ну и что, что прославленный меценат держал пару сотен рабов, большая часть которых сгинула на плантациях? Он же, наверное, сделал что-то хорошее, раз ему поставили памятник? Вот и пусть стоит, зачем вы надругаетесь над историей?

Сложнее обстоит дело с событиями середины XX века, о которых сохранилось намного больше свидетельств. Их очевидцы живы до сих пор, и многие из них знают, что памятники – далеко не стопроцентное доказательство праведности исторического деятеля.

Уместнее всего тут вспомнить диктатора Франсиско Франко, который за 36 лет во главе Испании сделал все, чтобы закрепить выгодную для себя версию истории: республиканцы – сплошь кровожадные дикари, Гражданская война была абсолютно неизбежна, насилие применялось только в ответ на жестокость противника, Фаланга не боролась против действующей власти, а освобождала страну и возвращала к «правильным» религиозным и идеологическим ценностям. Открыть/Комментировать

2022-05-30 13:28:32 «Шестерых министров расстреляли в половине седьмого утра у стены госпиталя. На дворе стояли лужи. На каменных плитах было много опавших листьев. Шел сильный дождь. Все ставни в госпитале были наглухо заколочены. Один из министров был болен тифом. Два солдата вынесли его прямо на дождь. Они пытались поставить его к стене, но он сполз в лужу. Остальные пять неподвижно стояли у стены. Наконец офицер сказал солдатам, что поднимать его не стоит. Когда дали первый залп, он сидел в воде, уронив голову на колени».

Так молодой журналист Эрнест Хемингуэй рассказал о политическом процессе над государственными служащими, которых греческая хунта обвинила в катастрофическом итоге войны против турок в конце 1922 года.

Чуть раньше, той же осенью, 23-летний американец получил задание из редакции Toronto Daily Star: отправиться на территорию доживающей последние месяцы Османской империи и написать серию репортажей о кровавом конфликте между двумя народами. Хемингуэй тогда жил в Париже и сразу приступил к сборам. Рассорился с женой, которая не хотела отпускать в опасную командировку, собрал чемодан и отправился на вокзал.

Его материалы из Адрианополя и Константинополя пугали и завораживали читателей. Хемингуэй лаконично описывал трагедию этнических греков, вынужденных экстренно эвакуироваться из страха перед наступающими турками. Автор не углублялся ни в патетические рассуждения, ни в политические интриги. Однако его тексты все равно пробуждали сочувствие к людям и позволяли представить, какие события привели к катастрофе.

Хемингуэй обличал ошибки греческого короля Константина, избавившегося от опытных офицеров. Одновременно он фиксировал кошмарную ситуацию: бесконечные потоки дождя и бесконечный поток греков, сгорбившихся под грузом всего, что получилось взвалить на себя перед бегством. Греческие солдаты подгоняли людей как скот и избивали управлявших повозками турок. На размытых дорогах образовывались заторы.

«Как бы долго ни шло это письмо до Торонто, вы можете быть уверены, что это ужасное, ковыляющее шествие людей, согнанных с насиженных мест, все еще течет беспрерывным потоком по топким дорогам к Македонии, – писал Хемингуэй. – Их четверть миллиона, и они не скоро дойдут».

Турки начали терроризировать и изгонять греческое население с территории Малой Азии еще в 1914-м. Принудительное переселение остановилось только с поражением Османской империи в Первой мировой. Британский дипломат Джордж Рендел отметил, что к 1918 году турки депортировали больше полумиллиона греков, многие из которых погибли.

В ходе раздела Османской империи после Первой мировой победители пообещали грекам Восточную Фракию и запад Малой Азии. Греческие лидеры даже задумались о создании Великой Греции с центрами в Афинах и Константинополе.

Вместо этого они столкнулись с ожесточенным сопротивлением кемалистов – турецких националистов – и после успехов 1919–1921 годов терпели одно поражение за другим. 9 сентября 1922 года турецкая армия вошла в город Смирну, где проживало примерно 150 тысяч греков. Начались погромы и убийства. Вспыхнул пожар, который продолжался несколько дней и почти полностью уничтожил город.

Хемингуэй не застал те события, но осмыслил их в сборнике рассказов «В наше время»: «Трудно забыть набережную Смирны. Чего только не плавало в ее водах. Впервые в жизни я дошел до того, что такое снилось мне по ночам. Рожавшие женщины – это было не так страшно, как женщины с мертвыми детьми. А рожали многие. Удивительно, что так мало из них умерло. Их просто накрывали чем-нибудь и оставляли».

Коррида и Гражданская война в Испании, богемный Париж и экзотические сафари, сдержанный героизм и страсть к ситуациям на грани жизни и смерти: все эти темы и черты сделали Хемингуэя сначала звездой, а потом легендой. Но до великого писателя, охотника и боксера с пышной бородой был молодой журналист. Из его статей канадцы за завтраком или по пути на работу узнавали, как за тысячи километров от них на обломках империи страдают сотни тысяч греков. Открыть/Комментировать

2022-05-28 14:59:08 7 ноября 1968 года 29-летняя Беата Кларсфельд пробралась на съезд Христианско-демократического союза, которым руководил канцлер ФРГ Курт Георг Кизингер. Охранники приняли молодую элегантную девушку за журналистку. Та подошла к трибуне, где расположились спикеры, и окликнула Кизингера. Когда он обернулся, Беата влепила политику звонкую пощечину и крикнула: «Нациста в отставку!».

Беата и Серж Кларсфельды – одни из самых известных охотников за нацистами. Они посвятили жизнь разоблачению и поиску ушедших от ответственности военных преступников. Отец французского еврея Сержа погиб в Освенциме, родители немки Беаты замалчивали трагедию и скептически относились к разговорам о катастрофе европейского еврейства.

Кизингер стал главной целью Кларсфельдов. Под властью нацистов он состоял в партии, руководил Комитетом по радиовещанию и активно занимался пропагандой, но после войны не понес ответственности и возобновил карьеру. Кларсфельды боролись с Кизингером всеми возможными способами и неоднократно попадали под арест: связывались с ГДР и договаривались о предоставлении архивных данных о сотрудничестве политика в режимом Гитлера, раздавали листовки в Праге и Варшаве, организовывали митинги в Париже, открыто обвиняли Кизингера на партийных мероприятиях. Однако именно пощечина Беаты стала самым мощным и символичным жестом, который привлек внимание к прошлому канцлера.

Кларсфельд уволили с работы и приговорили к четырем месяцам условно, но для нее значение имело только восстановление справедливости. Суд превратился в публичную площадку, где Беата зачитала материалы о прошлом Кизингера и добилась, чтобы они попали во все газеты. Канцлера она назвала олицетворением «респектабельного зла».

«Это жест от молодого поколения старому, – объяснила пощечину Беата. – Я люблю Германию, и я сделала это как немка без еврейских корней, родившаяся в 1939 году. Я не испытывала вины, но чувствовала ответственность».

Кампания Кларсфельдов стала одним из факторов, которые привели к поражению Кизингера на выборах 1969 года, но еще важнее то, как она повлияла на позицию простых людей. Даже мать Беаты, которая считала немцев главными жертвами Второй мировой, с сочувствием отнеслась к семейной трагедии Сержа и призналась, что гордится поступком дочери.

После Кизингера Кларсфельды разоблачили руководителя парижского гестапо Курта Лишку, начальника занимавшегося «еврейским вопросом» отдела Службы безопасности Герберта Хагена и отвечавшего за депортацию французских евреев Эрнста Хайнрихзона. Все трое были заочно приговорены к пожизненному во Франции, но в Германии свободно жили и работали под своими именами. Благодаря Кларсфельдам их задержали и осудили на родине: Бундестаг одобрил преследование приговоренных заочно нацистов.

Ради поимки известного жестокостью начальника лионского гестапо Клауса Барби Беата отправилась в Боливию, где тот скрывался от правосудия, и вступила в противостояние с местным диктаторским режимом. Барби был близок с боливийской элитой и сотрудничал с американской разведкой, но после очередной смены власти лишился неприкосновенности. Его депортировали во Францию и приговорили к пожизненному.

Кларсфельды избежали двух покушений, не побоялись угроз националистов и бесчисленных задержаний, а параллельно с охотой за нацистами воспитали двоих детей. Отношение к ним изменилось: раньше консервативные политики называли Беату «сексуально неудовлетворенной женщиной», но за последние 40 лет супруги получили несколько десятков международных наград и премий. Они до сих пор живут вместе – Сержу 86, а Беате 83. Их история – пример того, как бесстрашие отдельных людей влияет на позицию государства.

Кому интересна тема охотников за нацистами – прикрепляю ссылку на серию лонгридов, которые написал в прошлом году для Disgusting Men. Там про Симона Визенталя, поимку Эйхмана, бегство Менгеле и многое другое. Открыть/Комментировать

2022-05-27 18:19:48 Идея «1984», который изначально назывался «Последний человек в Европе», впервые появилась у Оруэлла после Гражданской войны в Испании и оформилась в последние годы Второй мировой, когда союзники начали делить между собой руины прежнего мира.

Жизнь Оруэлла в тот период напоминала пепелище. В 1944-м писатель и его жена Айлин усыновили сироту Ричарда. Вскоре после этого снаряд разрушил квартиру Оруэллов. В марте 1945-го, когда Джордж по редакционному заданию отправился на материк, Айлин умерла от остановки сердца во время операции по удалению матки. Так Оруэлл в один момент остался отцом-одиночкой без жилья.

Уныние, овладевшее писателем после смерти жены, постарался развеять его близкий друг, издатель и редактор Дэвид Астор. Он предложил Оруэллу пожить в его семейном домике на поросшем вереском и продуваемом всеми ветрами островке Джура из архипелага Внутренних Гебридов на северо-западе Шотландии.

Оруэлл согласился, оставил сына сестре и сел на поезд. Для давно страдавшего от больных легких писателя переезд получился рискованным: зима-1946/47 оказалась одной из самых суровых за долгие годы. Однако Оруэлл рассчитывал, что вдали от Лондона сможет сосредоточиться на новой книге. В разговорах с друзьями он давно жаловался, что успех «Скотного двора» не позволял ему спокойно заниматься литературой.

Период с весны 1946-го и до самой смерти прошел под знаком терзаний: эмоциональных после смерти жены, физических из-за слабого здоровья, профессиональных из-за попыток отойти от журналистики и сосредоточиться на литературе.

На Джуре он жил в спартанских условиях – не было даже электричества. Из старых привычек Оруэлл не отказался только от курения. Немногочисленные соседи запомнили его долговязым бледным человеком с грустным лицом, который беспокоился из-за быта. Проблема решилась, когда к нему переехали сестра и сын. Хозяйство наладилось, Оруэлл с мальчиком рыбачили и обследовали остров.

Издателю писатель пообещал завершить черновик к октябрю 1947-го. Однако в августе случилась катастрофа: Оруэлл, его сестра и сын, возвращаясь с прогулки на лодке, попали в водоворот и чуть не утонули. Пребывание в ледяной воде ухудшило и без того плачевное состояние Оруэлла. Немного восстановившись, он сразу вернулся к работе, хотя едва держался на ногах. В конце декабря у перешедшего на постельный режим писателя диагностировали туберкулез.

Проблемы со здоровьем усугубились по разным причинам. Во-первых, Оруэлл долго не обращался к врачу, чтобы не отвлекаться от работы. Во-вторых, он пытался вылечиться с помощью нового лекарства, стрептомицина, который вызывал сильные побочные эффекты. Когда после трехмесячного курса симптомы туберкулеза вроде бы пропали, издатель настойчиво попросил Оруэлла доделать роман к концу года «ради своей литературной карьеры».

Ослабевший писатель заканчивал magnum opus на пределе возможностей и в ураганном темпе. Оруэлл был недоволен ходом работы: книга получалась путанной и громоздкой. Правки и перепечатки отняли у него последние силы, но от стенографистов больной отказался. Угасающую энергию Оруэлл поддерживал крепким табаком, литрами кофе и черного чая.

Машинописный текст прибыл в Лондон в декабре 1948-го. Восхищенные издатели предвкушали продажи и поздравляли Оруэлла. Ему же пришлось покинуть Джуру и перебраться в санаторий для туберкулезных больных. Друзьям он признался, что затянул с отъездом ради окончания романа и пошутил, что рецензию на книгу, вероятно, придется переделывать в некролог.

Самое известное произведение Оруэлла вышло в июне 1949-го и произвело фурор. В октябре писатель, который к тому времени постоянно кашлял кровью, женился во второй раз, но счастье оказалось недолгим: 21 января великий обличитель тоталитаризма скончался в 46 лет. Его сын, который все еще оставался на Джуре, запомнил день, когда услышал по маленькому радио, что папа умер. Открыть/Комментировать