Хроники тоталитарного времени

2022-06-23 17:46:56 В продолжение предыдущего поста.

В Никарагуа один из лидеров революции конца 1970-х Даниэль Ортега в 2007-м вернулся на пост президента после 17-летнего перерыва и с тех пор переизбирался уже трижды. Ортега активно дружит с путинским режимом – например, несколько дней назад он обновил указ, по которому российские военные могут проводить в его стране масштабные учения. Еще раньше 76-летний президент назвал происходящее в Украине «борьбой с нацистами».

Что нужно знать об этом «союзнике»?

Когда в 2018-м по всей стране вспыхнули протесты из-за увеличения налогов и урезания пенсий (кстати, Никарагуа – беднейшая страна Латинской Америки после Гаити), силовики жестко подавили мирные акции: больше 300 человек убили, около 3000 получили травмы, а еще несколько сотен оказались в тюрьме.

Когда на выборах в 2021-м против Ортеги решили выступить представители давно конкурирующей с ним династии Чаморро, диктатор организовал серию арестов по надуманным обвинениям. Кристиану Чаморро за растрату приговорили к восьми годам заключения. Фонд по защите свободы прессы, которым она руководила, закрыли. Ее брату, журналисту Карлосу, после нескольких обысков пришлось бежать из страны.

Двоюродного брата Кристианы и Карлоса, экономиста Хуана Себастьяна Чаморро, который тоже планировал баллотироваться, обвинили в «попытке подорвать национальную целостность Никарагуа» и приговорили к 13 годам. Такой же срок получил еще один конкурент Ортеги Феликс Марадиага. Адвокат говорит, что из-за ужасных условий заключенные похудели больше чем на 20 килограммов, у родных не получается с ними связаться. Эти страшные новости удивительно созвучны тому, что в России происходит с Алексеем Навальным, другими противниками режима, оппозиционными политиками и гражданскими активистами.

Под арест в прошлом году попал и один из соратников Ортеги по революции Уго Торрес, который перешел в оппозицию. Когда-то партизаны вместе боролись против диктатуры клана Сомоса. Теперь Торрес планировал обличить бывшего единомышленника, но не получилось: в феврале 2022-го Уго умер, находясь в заключении.

«Мне 73 года, и я никогда не думал, что мне придется бороться против еще одной диктатуры, – сказал Торрес перед арестом. – Более жестокой, неразборчивой, иррациональной и авторитарной, чем диктатура Сомоса».

Всего за прошлый год полицейские задержали 46 представителей оппозиции. На фоне статистики показательно, что Лавров назвал последующие выборы с переизбранием оставшегося без конкурентов никарагуанского лидера образцовыми, а наблюдатели из России, Абхазии и Южной Осетии восхитились организацией спектакля.

Авторитарные и тоталитарные режимы тянутся друг к другу, потому что больше не на кого надеяться: остальным очевидно, что законы в таких государствах – лишь прикрытие для произвола. Можно ли сказать, что Никарагуа, Эритрея и Сирия поддерживают Россию? Вроде бы да – хотя и тут надо учитывать, что диктаторы, несмотря на заверения в вечной дружбе, всегда преследуют свои интересы. Говорить о дружбе между ними – значит, либо сознательно пудрить мозги некритично воспринимающей реальность аудитории, либо самим не очень понимать, как функционируют подобные режимы.

Можно ли гордиться такими «союзниками»? Едва ли – если только не упиваться политическими убийствами, угнетением граждан и наплевательским отношением к моральным нормам. Доказывает ли поддержка аналогичных режимов, что Россия что-то делает правильно? Наоборот – лишь помогает лучше понять и аргументировать, почему в действиях российских властей нет и не может быть ничего правильного.

Так что когда очередной аналитик с RT или «Первого» радостно перечисляет путинских «партнеров», он не только лишний раз показывает свою ограниченность, но и дискредитирует российскую власть сильнее, чем протестующие. Потому что какая нормальная власть заводила бы таких «партнеров»? Открыть/Комментировать

2022-06-23 17:00:09 Весело (то есть грустно) наблюдать, как пропагандистские СМИ делают вид, что никакой изоляции нет и никакого отрыва от мирового сообщества не происходит. Перечисляют реальных и потенциальных партнеров, хвастаются иностранными лидерами, которые отказались критиковать вторжение в Украину или просто отлынивают от санкций.

Оправдать происходящее пытаются тем, что большая часть мира, если судить по количеству населения, действия России никак не осудила. Раз Китай, Эритрея и Сирия не против нас, то вроде как все нормально и ничего страшного в оккупации чужих территорий нет. Как будто есть какой-то количественный показатель, после которого любые моральные претензии больше неактуальны, потому что у тебя достаточно сторонников.

В такой риторике смущают три момента.

Во-первых, как то, что условному сирийцу плевать на происходящее в Украине, вдруг оправдывает Россию? Или, если отвлечься от этических категорий, как это укрепляет позиции России на международной арене?

Во-вторых, если эритрейскому диктатору Исайясу Афеверки нравится российская агрессия, разве из этого следует, что население страны придерживается того же мнения? Как и в самой России, эритрейским властям нет никакого дела до тех жителей, которые не одобряют внешнюю или внутреннюю политику. Вернее, им есть дело только с той точки зрения, что хорошо бы таким жителям поскорее пришить статью и отправить их в тюрьму или армию (в Эритрее, как я когда-то писал, эти два института не сильно отличаются).

Третий пункт вытекает из второго. Россия – предположительно – должна гордиться, что ее внешнюю агрессию и внутренние репрессии поддерживают или игнорируют режимы, которые сами проводят аналогичную политику. Большинство «союзников» – такие же страны, в которых лидерам нет никакого дела ни до мнения, ни до благосостояния жителей. Интересует их только власть, ради которой они мучают невиновных, фальсифицируют выборы и переписывают законы. Опять же – даже если отвлечься от этической стороны вопроса (чего делать не стоит), много ли даст России в социальном, экономическом, политическом и научном планах сотрудничество с подобными странами?

Уж извините, что радоваться попустительству Китая, где уйгуров «перевоспитывают» в концлагерях, как-то не получается.

Дальше чуть подробнее разверну мысль на другом примере. Открыть/Комментировать

2022-06-22 17:08:47 Рассказать о нападении нацистской Германии на СССР 22 июня 1941 года лучше, чем у авторов моего любимого исторического проекта «Минута в минуту», вряд ли получится, поэтому поделюсь историей из другого периода – из конца войны, когда обычные немцы метались между ожесточившимися соотечественниками и РККА, неумолимо подступавшей к окраинам скукожившегося рейха.

Тогда бегство местных подальше от восточных границ, плохо организованное отступление остатков вермахта и раздел территории привели к такому хаосу, что многие гражданские оказались вдали от родных мест. С января по апрель 1945 года примерно 2,5 миллиона жителей Восточной Пруссии ринулись вглубь страны, чтобы обезопасить себя от вражеской армии. Точное число погибших от холода и истощения, в ледяной воде или от пуль неизвестно, но по некоторым источникам оно доходит до миллиона. Запрет на эвакуацию во многих регионах привел к промедлению, которое спровоцировало панику.

«Мы двигались как стадо, а время отмеряли по степени голода, обморожения и усталости, – вспоминал один из беженцев. – В обледенелых полях мы копались в надежде на то, что где-нибудь найдется забытая картофелина, свекла или хоть что-то съестное. Трудно сказать, что сильнее действовало на нервы: метель или скрип сотен ног по глубокому снегу. Ночь наступала рано. Многие отваливались по пути. Некоторые тихо падали вдоль дороги, другие решали переждать непогоду в какой-нибудь канаве. Они или не понимали, что больше не проснутся, или уже смирились».

Особенно тяжело пришлось детям. Массированные бомбардировки уничтожали их дома и оставляли сиротами, а в послевоенной неразберихе никому не было особого дела до маленьких бродяжек. Некоторые пытались выжить на руинах разделенной Германии, другие прибивались к соседям и скрывались, третьих высылали в советские приюты. Кого-то разделяли с родными специально.

Несколько лет назад историей этих детей, которых прозвали «волчатами», заинтересовался фотограф Лукас Крайбиг. Его документальный проект – это рассказ о будущем, утраченном навсегда, и о людях, которым пришлось становиться кем-то еще, чтобы выжить. Рядом со снимками людей, которым пришлось справляться с утратой и преодолевать разлуку в экстремальных обстоятельствах, Крайбиг разместил их же детские фото конца 1930-х. Тогда никто из будущих «волчат» еще не догадывался, что их ждет.

Наиболее сильное впечатление на Крайбига произвел разговор с Гизелой Унтершпан, проживавшей в литовской деревушке с населением меньше 100 человек. Гизеле было 14, когда ее бабушка умерла от истощения. Девочке пришлось побираться в разрушенном Кёнигсберге, пока не получилось перебраться в Литву. Она выдала себя за этническую литовку, взяла вымышленное имя и жила под ним до распада СССР. Гизела почти 40 лет скрывала свою личность и боялась, что ее накажут за неправильное происхождение.

18 апреля 1961 года ей передали через Красный крест послание от матери, оставшейся в Германии. Та писала: «Я так рада, что ты жива и что у меня есть адрес, куда тебе можно написать. Мы так давно ничего не слышали друг о друге. Твой брат Дитер и я в порядке. Твоя мама».

Это была первая весточка от родных, которую Гизела получила с войны. С тех пор она два года поддерживала связь с матерью, пока та не умерла от рака. Все это время Гизела мечтала о возвращении в Германию и воссоединении с семьей.

В 2017-м, когда Унтершпан пообщалась с Лукасом Крайбигом, ей было уже 86 лет. Она давно не говорила по-немецки и с трудом вспоминала нужные слова. Ее немецкая и литовская идентичности, как у других «волчат», тесно переплелись между собой. Они сами не до конца понимали, кем себя считать: литовцами, которые когда-то были немцами, или немцами, которые притворялись литовцами так долго, что забыли о своем происхождении. Открыть/Комментировать

2022-06-21 22:12:22 Обещал, что на канале будут литературные рекомендации, и вот собрался наконец.

Регулярные размышления над претензиями к поведению европейских лидеров совпали у меня с чтением книги американского журналиста Эрика Ларсона «Страх и надежда», в которой описывается страшный 1940-й – первый год Уинстона Черчилля на посту британского премьера.

Удивительно, насколько по-разному одни и те же события воспринимают очевидцы этих событий и последующие поколения. Сейчас, несмотря на противоречивые взгляды Черчилля, кажется, что сомневаться в его величии невозможно. Многим, кто застал назначение взбалмошного и переменчивого политика вместо Чемберлена, такое решение показалось роковой ошибкой.

Критики считали, что именно активно готовящийся к противостоянию с Германией Черчилль, а не Гитлер, портит отношения между странами и разжигает новую войну. Даже королю более предпочтительной кандидатурой поначалу казался придерживавшийся политики умиротворения министр иностранных дел Галифакс.

Ларсон разрушает сложившийся вокруг легендарного премьера карикатурный образ – бульдога с хитрым прищуром и неизменной сигарой, о решениях и заслугах которого часто знают меньше, чем о смешных атрибутах. Вместо него на сцену выходит реальный и очень необычный человек, который, к частью для себя, Британии и всего мира, в нужный момент оказался на нужном месте. Как бы ни старались российские пропагандисты свести Вторую мировую к противостоянию Третьего рейха и СССР, в книге Ларсона хорошо показано, что если бы Черчилль в 1940-м не определял британскую политику, война сложилась бы совсем по-другому – в худшую сторону.

Только неутомимый сварливый энерджайзер с кучей эксцентричных и вредных привычек, с искренним интересом к таким же странным людям и безумным проектам, с непоколебимой убежденностью в вероломстве и жестокости нацистов смог сплотить и вдохновить нацию и правительство, чтобы Британия не пала под первыми бомбардировками люфтваффе. Человек, который не боялся показаться смешным или глупым. Который за счет уникального сочетания ума, упрямства и самоуверенности смог сдержать такого же самоуверенного противника.

И да – даже с учетом изменившегося мира – возможно, именно такого человека не хватает во главе одного из флагманов Запада, чтобы обеспечить решительное противодействие другому жестокому и вероломному режиму.

Книга Ларсона – выдающийся пример того, как надо говорить о страшных и эпохальных событиях, и того, как их следует понимать. Наука о прошлом – только одно значение слова «история». Другое, более широкое – это рассказ о чем-то. Ларсон объединяет два этих значения и реализует принцип, согласно которому история как наука – не перечень дат и событий, а собрание интересных историй. Жанровые ограничения в «Страхе и надежде» стираются – это не просто выверенный нон-фикшн, а еще и хорошая литература.

Полотно самого мрачного периода в истории Великобритании выстраивается не только через реконструкцию политических решений, а через рассказ о судьбах и чувствах разных людей – от ближнего круга Черчилля до простых британцев. От терапевтического эффекта чая до эксцентричных привычек научного советника Черчилля по прозвищу Профессор, от любовных метаний личного секретаря премьера до мучительных попыток невестки Черчилля «отбить» имя свекра у родственников, чтобы назвать в честь него сына: в событиях глобального масштаба участвуют не только народы, армии и государства. За абстрактными величинами стоят конкретные люди, но они часто теряются в речах политиков и на страницах учебников. Ларсон исправляет эту несправедливость.

В случае читателей из России «Страх и надежда» – еще и прививка от той версии истории, в которой весь мир радовался жизни, пока Гитлер пытался захватить Советский Союз. В общем, очень подходящее чтение в эпоху, когда нужно расширять интеллектуальные и моральные горизонты. Открыть/Комментировать

2022-06-20 19:07:14 Ответственность за то, чтобы быть человеком, ч. 2

Бизо освободили без объяснений. Только в конце 1980-х он узнал, что убежденный в его невиновности Дуч решил отпустить француза, каким бы подозрительным тот ни казался. Для Бизо этот факт – еще одно доказательство того, что нельзя демонизировать военных преступников и массовых убийц. Их душа – потемки, но в этом они не отличаются от любого другого человека, а их демонизация лишь отдаляет нас от понимания, почему некоторые люди совершают ужасные вещи.

Дуч не соответствовал архетипу, сформированному Ханной Арендт на основе наблюдений за Эйхманом: он был искренним и пылким последователем идеологии. Его идеализм спас Бизо жизнь – иначе камбоджиец мог бы щелчком пальцев отправить пленника на смерть. Этот же идеализм привел к гибели тысяч людей в тюрьме Туол Сленг с 1975-го по 1979-й.

Опыт на грани жизни и смерти убедил Бизо, что любой человек при определенных обстоятельствах мог бы стать экспертом по пыткам в составе красных кхмеров или усердным надзирателем в нацистском концлагере. Осознание несовершенства человеческой природы сделало француза убежденным пессимистом. Однако, по его мнению, лучше существовать так, чем верить в гуманизм людей, а преступников вроде Дуча считать исключением из правил.

Накануне суда над Дучем Бизо признался, что жалеет убийцу, хоть и не пытается его оправдать: «Я содрогаюсь от ужасных массовых убийств в Камбодже. Дуч не мой друг, но я сочувствую ему, потому что он мог бы заниматься чем-то еще и стать другим человеком. Он причинил так много боли. Я жалею его, но чувствую то же самое по отношению к любому человеку».

Главная задача процессов над массовыми убийцами, по Бизо, заключается в том, чтобы услышать преступников: «Возможно, его чувства по поводу совершенных преступлений помогут нам увидеть, что не так с человечеством в целом и с нашей собственной природой».

Необходимо принять, что люди вроде Дуча – не пришельцы из параллельной реальности. Необходимо противостоять иллюзиям, что лично ты и другие «нормальные» люди никогда не решились бы на подобную жестокость. В этом заключается общечеловеческая и индивидуальная ответственность – ответственность за то, чтобы быть человеком. Каждый способен на ужасные вещи, и в тех, кто их совершал, нужно в первую очередь находить даже не банальное, как Арендт, а просто человеческое.

Важно принять эту часть своей души и разглядеть ее в других людях, но не возненавидеть их, а научиться существовать с этим осознанием. Самым ярким примером принятия Бизо считает близкую себе Камбоджу, где жертвы массовых репрессий живут бок о бок с теми, кто эти репрессии осуществлял.

«Конечно, мы можем быть монстрами, – рассуждает Бизо. – А потом, когда война закончится, мы можем быть хорошими родителями и обычными людьми. Это не особое свойство, которое присуще только некоторым. Рассуждать так – хуже расизма. Наша единственная надежда в том, чтобы гуманизировать монстров. Принять, что они такие же, как мы с вами. Тогда мы можем приступить к второй части этого анализа – начать бояться самих себя».

Коллективная ответственность по Бизо – это не уравнивание военных преступников с их жертвами и оппонентами, а принятие человеческой натуры, которая делает военные преступления возможными.

«Хороших войн не бывает, – заключает свое рассуждение антрополог. – Точно так же, как не бывает хороших людей».

P.S. Товарищ Дуч умер в заключении в 2020 году. Франсуа Бизо регулярно бывает в Камбодже. Ему 82 года. Открыть/Комментировать

2022-06-20 19:06:10 Ответственность за то, чтобы быть человеком, ч. 1

В последние месяцы набрала обороты дискуссия о коллективной и индивидуальной ответственности. С одной стороны указывают, что конкретные события должны осмысляться не только через призму вины идеологов и исполнителей, а через более масштабные величины: социальные процессы и национальную культуру. С другой – возражают, что не очень правильно приравнивать протестующих на митингах правозащитников к сторонникам путинского режима через концепт ответственности.

Вообще, любая коллективная ответственность должна мыслиться через ответственность индивидуальную, а индивидуальная – через готовность постоянно мысленно останавливаться и думать, что бы ты сделал в аналогичной ситуации. Если есть хотя бы минимальная вероятность, что ты повел бы себя не самым гуманным образом, то ты тоже несешь ответственность. Конечно, не такую, как реальный преступник, который причинил страдания, но как человек, который принадлежит с этим преступником к одному виду и в чем-то похож на него, как бы вы ни различались взглядами, убеждениями и мировоззрением.

Это еще один вид ответственности – ответственность за то, чтобы быть человеком. Именно так, мне кажется, можно резюмировать взгляды французского антрополога Франсуа Бизо. В 1965-м он, 25-летний выпускник Практической школы высших исследований, приехал в Камбоджу, чтобы изучать буддистскую культуру и, к несчастью, обосновался в регионе, где коммунистическое движение красных кхмеров и вьетконговцы вели ожесточенную борьбу против правительства Камбоджи, США и Южного Вьетнама.

Несколько лет Бизо удавалось держаться в стороне от страшных событий и изучать древние манускрипты. Однако в октябре 1971-го француза и двух сопровождающих его камбоджийцев взяли в плен красные кхмеры. Любого иностранца они по умолчанию считали шпионом. Бизо объявили агентом ЦРУ под прикрытием, выдающим себя за ученого. Пленника доставили в маленький лагерь и приковали к столбу. Он не знал, где находится, не имел возможности передвигаться и почти не сомневался в неминуемой смерти. В таком состоянии Бизо провел три следующих месяца.

Его допросами занимался Канг Кек Иеу, будущий начальник печально известной тюрьмы Туол Сленг, где замучили больше 18 тысяч заключенных. Самого коменданта, за которым закрепилось прозвище Товарищ Дуч, арестовали в 1999-м, в 2010-м приговорили к 35 годам заключения, а в 2012-м – к пожизненному за преступления против человечности. В начале 1970-х он еще не обрел зловещей славы, но уже действовал методично и кропотливо. Его задача заключалась в том, чтобы узнать, кто Бизо на самом деле и что он делал на территории красных кхмеров.

«Мне представилась уникальная возможность взглянуть в лицо убийце, – говорил антрополог много лет спустя. – Это необычно, потому что убийцы лишают своих жертв жизни. И меня должна была постигнуть та же участь. Я вдруг осознал, что передо мной стоит монстр, который убивал и пытал людей. Который добьется, чтобы меня тоже убили».

«Я боялся его, но потом мы разговорились. И лицо, которое я увидел под маской, оказалось гораздо страшнее. Это был обычный молодой парень, как я. Он был убийцей, но в то же время оставался человеком, которым был до вступления в партизаны».

До вступления в партизаны Дуч изучал математику и мечтал преподавать в университете.

Сильнее всего Бизо поразило то, насколько обычным человеком оказался военный преступник и массовый убийца. В качестве примера француз приводил решение камбоджийца жениться через полгода после того, как его, Бизо, выпустили из лагеря. Дуч жил посреди джунглей в раздираемой войной стране и командовал маленькой тюрьмой, где ежедневно занимался ужасными вещами, однако он влюбился, сделал избраннице предложение и сыграл свадьбу, как сделал бы на его месте чиновник или крестьянин. Открыть/Комментировать

2022-06-19 12:47:12 Президент Альберто Фухимори в 1990-х показал, что для установления диктатуры не нужна продуманная до мелочей система мировоззренческих установок. За 10 лет он превратил Перу из демократии с «сильным лидером» в авторитарное государство, где власть творит произвол под видом демократии. Вот основные пункты, важные для понимания его режима, по мотивам текста для Republic (доступ по подписке):

• Когда Фухимори в 1990-м выиграл президентские выборы, Перу находилось в глубочайшем кризисе, страдало от гиперинфляции и набегов партизан-коммунистов.

• Политическая карьера Фухимори началась незадолго до выборов. До назначения он занимал должность ректора аграрного университета и вел телевизионное шоу. Недостаток опыта сработал в его пользу – простые перуанцы устали от крупных партий и винили их в упадке. Кандидат-одиночка стал глотком свежего воздуха.

• Сторонники Фухимори в Конгрессе оставались в меньшинстве, так что главным союзником президента стала армия. Именно расширение ее полномочий помогло победить левых террористов. Конституционные права в горячих точках не действовали, судили коммунистов военные трибуналы.

• Организованные Фухимори и шефом разведки Владимиро Монтесиносом эскадроны смерти расправлялись не только с партизанами, но и с обычными людьми, которых обвиняли в сговоре с террористами. Одна «спецоперация» закончилась убийством 15 человек, включая восьмилетнего мальчика. В ходе другой военные похитили девять студентов и профессора из столичного университета. Их пытали, убили и похоронили в безымянной могиле.

• Фухимори победил инфляцию за счет приватизации компаний, минимизации роли государства в экономике и приостановки субсидий. Подобные меры тяжело сказались на бедняках, но рейтинг президента только вырос.

• В апреле 1992-го Фухимори приостановил действие Конгресса, а потом запустил его заново, но только с одной палатой, обеспечив своим сторонникам большинство. Во всех проблемах президент обвинил коррумпированных судей и неэффективных законодателей. Главным итогом «переворота» стала новая Конституция, позволившая президенту переизбираться после окончания первого срока.

• Критическое значение для Фухимори имел контроль над СМИ. Военные держали под контролем все редакции, чтобы ни одна газета не критиковала президента. Независимых журналистов арестовывали, депортировали или подкупали.

• В 1995-м Фухимори избрали на второй срок. Тогда же по закону об амнистии выпустили осужденных за преступления против мирных граждан военных. В попытке скрыть экономическую стагнацию президент решил сократить беднейшие слои населения. Врачи принуждали женщин из неблагополучных регионов пройти стерилизацию. Жертвами бесчеловечной кампании стали 272081 человек.

• О жестокости режима свидетельствует и дело офицера разведки Мариэлы Баретто, которая в 1997-м попалась на общении со СМИ за спиной у начальства. Ее расчлененное тело нашли расфасованным по пакетам вдоль шоссе. Виновных так и не наказали. В том же году режим проявил себя по-другому: когда трое членов Конституционного суда выступили против очередного переизбрания Фухимори, Конгресс проголосовал за их снятие с должностей.

• Больше всего в режиме Фухимори удивляет то, как быстро он развалился после победы президента на третьих выборах в 2000-м. Обнародование записей, на которых шеф разведки подкупает конгрессмена и продает оружие колумбийским повстанцам, привело к массовым протестам. Испуганный президент анонсировал перевыборы, а через пару месяцев отказался от должности и сбежал в Японию.

• В 2007-м Фухимори экстрадировали в Перу, где осудили за коррупцию, похищения людей и организацию эскадронов смерти. Весной этого года судьи решили выпустить 83-летнего Фухимори из тюрьмы по состоянию здоровья.

• Значительная часть населения все равно вспоминает эпоху Фухимори с благодарностью. Для них остановивший партизан и гиперинфляцию президент – герой, даже если ради этого он разрушил политическую структуру и санкционировал жестокие расправы. Прийти в себя и примириться с прошлым Перу пытается до сих пор. Открыть/Комментировать

2022-06-18 17:07:09 Вопли об «отмене русской культуры» заставили мысленно вернуться к одному эпизоду в великом романе Джонатана Литтелла «Благоволительницы». Его главный герой, офицер СС и бюрократ Максимилан Ауэ, при других обстоятельствах мог бы считаться интеллектуалом – юрист по образованию, ценитель искусства и особенно классической музыки. О композиторах он готов говорить часами и даже по дружбе выписывает ноты для талантливого еврейского мальчика, с которым познакомился на оккупированных территориях.

Весной 1945-го, шатаясь по восточным окраинам доживающего последние месяцы рейха, Ауэ забредает в деревенскую церквушку. Там старик на органе исполняет «Искусство фуги» Баха. Нацисту музыкант объясняет: «Они все могут разрушить, но не это. Это уничтожить невозможно. Музыка будет жить вечно, даже когда я закончу играть».

Ауэ обожает Баха, но вместо восхищения любимые композиции вдруг вызывают у него беспричинную злобу. Он выхватывает пистолет и стреляет старику в голову, а шокированному товарищу объясняет: «Национал-социализм гибнет, а они играют Баха. Надо это запретить».

Пример хоть и вымышленный, но, на мой взгляд, очень точно показывает, как относятся к культуре и искусству люди, одержимые идеологией. Фуги Баха, стихотворения Пушкина и романы Толстого для них важны лишь до тех пор, пока выступают опорой их мировоззренческой системы и инструментом пропаганды. В их сознании Пушкин и Толстой – глашатаи Русского мира, а Бах и Бетховен доказывают превосходство арийской расы.

Стоит им осознать, что культура не принадлежит режиму и продолжит жить после его падения, призывы к почитанию сменяются ненавистью. Для них Бах не имеет права существовать, если не будет существовать фантом, который они выстроили у себя в голове, основываясь на придуманных ими же популистских лозунгах.

Носителям идеологии страшно признать, что искусство не вписывается в заданные ими рамки, не функционирует как подпорка для системы и не может использоваться в качестве оправдания насилия в реальной жизни. Насилие и культура вообще плохо сочетаются друг с другом. Одно вытесняет другое, причем иногда буквально, как в случае нациста, пустившего пулю в затылок старика-органиста.

Настоящая отмена русской культуры – это игнорировать, что Толстой выступал против империализма и милитаризма, а Пушкин прямо и жестко критиковал царя. Отмена русской культуры – это когда запуганные владельцы книжных еще до принятия соответствующих постановлений снимают с продажи произведения Акунина, а Глуховского объявляют в розыск. Потому что культура не сводится к нескольким именам, какими бы значимыми они ни были.

Культура существует до тех пор, пока развивается. Она принимает разные формы и нисколько не зависит от того, что о ней думают бюрократы. Как, кстати, и язык, который заботливые российские чиновники решили поместить в вакуум и трепетно умертвить путем перекрытия кислорода.

Есть две прямые, которые не пересекаются: тоталитаризм, насаждающий контроль и ведущий к стагнации, и культура, олицетворяющая свободу, текучесть форм и смыслов. С одной стороны – аресты, ограничения, цензура. Смерть. С другой стороны – жизнь, которая началась задолго до политических преступников и продолжится после них.

Именно этот факт зафиксировал Литтелл в «Благоволительницах». Его персонаж не понимал, как произведения Баха могут оставаться такими же гениальными, пока вокруг рушится тысячелетний рейх. В наше время кажется очевидным, что Бах не мог не возвыситься над нацизмом и не пережить его.

Национал-социализм умер – а Бахом, как и 80 лет назад, восхищаются и в Германии, и в России. Толстой, Пушкин, Достоевский и Чайковский не нуждаются в защите от мифической отмены и в покровительстве. Их «защитники» сгинут и превратятся в объект чисто научного интереса исследователей пропаганды точно так же, как идеологи других режимов. А они выживут и не утратят значимости – как выживали другие гении, независимо от национальности и гражданства. Открыть/Комментировать

2022-06-16 10:16:05 «Я повернула голову и увидела самолеты, – рассказывала Фан Тхи Ким Фук. – А потом вниз полетели бомбы. Внезапно все вокруг загорелось, огонь оказался на моей одежде. Я не видела никого вокруг, только огонь. Помню, как подумала: “О Боже, я обгорела. Я буду некрасивой, и люди будут смотреть на меня по-другому”».

При таких обстоятельствах 8 июня 1972 года Ким Фук, сама того не зная, стала героиней одной из самых известных фотографий в истории. На снимке «Напалм во Вьетнаме», за который американский корреспондент Ник Ут получил Пулитцеровскую премию, девочка, два ее брата, а также двоюродные брат и сестра плачут и бегут в сторону от облака дыма.

Девятилетняя Ким Фук чудом не погибла в результате устроенной южновьетнамским пилотом бомбардировки, но получила серьезные ожоги. В районе, куда упали бомбы, находились только мирные жители и другие военные вооруженных сил Южного Вьетнама.

«Я увидел, как Ким бежит, – вспоминал Ут, которому тогда был 21 год. – Она кричала, как ей горячо. Я сфотографировал ее, а потом увидел, как сильно она обгорела, и подбежал, чтобы помочь».

Фотограф облил девочку водой, а затем посадил ее и других детей в машину и помчался в госпиталь. Когда они приехали, им сказали, что свободных коек нет и за лечением нужно отправляться в Сайгон. Однако Ут настоял, чтобы им оказали помощь, и пригрозил, что снимок обгоревшей девочки увидит весь мир.

По поводу фотографии велись ожесточенные споры – публикация обнаженных людей оставалась под запретом в Associated Press, с которым сотрудничал Ут. Однако американским коллегам фотографа все-таки удалось убедить редактора. Снимок действительно увидели во всем мире – он попал на обложки более чем 20 американских изданий и получил множество наград.

Густой дым от бомбардировки и страдания маленькой девочки на переднем плане настолько наглядно подчеркивали ужас войны, что на работу Ута обратил внимание Ричард Никсон. В разговоре с помощниками недовольный эффектом от фотографии президент США безосновательно предположил, что снимок сфабриковали.

Ким провела в больнице больше года. Ее двоюродные брат и сестра погибли от полученных травм. Первое время девочка стыдилась фотографии и злилась от того, что ее запечатлели в такой ситуации. Пропагандисты уцепились за историю Ким. Ее много лет заставляли ездить по стране, участвовать в мероприятиях и пересказывать пережитый кошмар иностранным журналистам. Общение с другими детьми не складывалось – за оставшиеся ожоги девочку либо боялись, либо презирали.

Лишь через много лет Ким решила, что травматичный опыт должен стать для нее источником силы и вдохновения. В 1992-м канадские власти предоставили ей политическое убежище. Для возвращения к нормальной жизни ей пришлось пройти курс лечения от депрессии. Она написала книгу и основала фонд, который помогает пострадавшим от войн детям. В 1997-м Ким назначили послом ООН. Теперь она уже по своей воле рассказывала по всему миру о страшном опыте войны, о прощении и преодолении. Ут стал для нее почти родным – они до сих пор поддерживают общение. Давно повзрослевшая девочка ласково называет фотографа «дядей».

Конечно, нельзя говорить, что один снимок поменял ход истории. Война продолжалась до 1975 года и закончилась объединением Вьетнама под контролем коммунистической партии. Американское население к началу 1970-х уже негативно относилось к участию в затяжном конфликте. Однако символическое значение фотографии все равно невозможно переоценить: достаточно взглянуть на нее, чтобы понять, что никакие геополитические амбиции, интриги и разногласия не стоят страданий тысяч детей, которые лишились дома, родных и надежд на будущее.

«Я поняла, что эта фотография наградила меня ценным даром, – объяснила Ким. – Я могу использовать ее, чтобы работать на благо мира. Я благодарна, что Ут показал ужас войны. Благодаря этому моменту я поверила, что могу исполнять свои мечты и помогать другим. Я больше не чувствую себя жертвой. Теперь я выжившая». Открыть/Комментировать

2022-06-15 12:54:02 Один из самых значимых артефактов эпохи Франко – фильм Raza («Гонка») 1942 года. Сценарий нему написал под псевдонимом сам каудильо. Режиссером выступил двоюродный брат основателя Фаланги Примо де Риверы Хосе Луис Саэнс де Эредия.

Сюжет «Гонки» закручен вокруг семьи потомственных военных. Отец погибает, сражаясь против США за контроль над Кубой в 1897-м. Вдове приходится одной воспитывать дочь и троих сыновей. Несколько десятилетий спустя один сын занимается политикой, второй служит в армии, третий пошел в священники, а дочь стала домохозяйкой.

Гражданская война вносит раздор в семью. Своенравный активист Педро встает на сторону республиканцев, остальные поддерживают Франко. Однако в финале герой осознает свою ошибку, и родные воссоединяются. Другой брат Хосе становится генералом и занимает влиятельную должность в партии. Этого персонажа Франко считал своим экранным воплощением.

Сценарий для каудильо вообще получился автобиографичный. И придуманная им семья Чуррука, и семья самого Франко происходили родом из Галисии. В обоих случаях старшие мужчины служили во флоте, но Хосе, как и Франко, пошел в сухопутные войска. И реальный диктатор, и персонаж сражались в Марокко. У обоих был брат, который занимал противоположную позицию, но «одумался».

«Гонка» представляет Франко героическим сыном нации, разрешившим кровавый конфликт. В фильме есть документальные вставки с парада, на котором выступает сам каудильо и который посещает семья Чуррука.

Вместе с тем Франко хотел сформировать через искусство коллективную память – навязать свою версию Гражданской войны и определить, как народ будет вспоминать о ней. Фашисты у него предстают сторонниками универсальных ценностей: они бьются не ради власти, а за Бога, семью и народ. Республиканцы олицетворяют хаос: напиваются причастным вином и расстреливают священников. Фильм должен был убедить простых испанцев, что победили хорошие парни.

Франко пристально следил за производством и часто отправлял на площадку шофера с инструкциями. Натурные съемки, костюмы, сотни статистов – размаху позавидовали бы голливудские продюсеры. Де Эредия вспоминал, как после закрытого премьерного показа каудильо растрогался до слез и поздравил режиссера с удачной работой.

Однако поражение Германии и Италии во Второй мировой повлияло на отношение диктатора к своему детищу. Популяризировать фашизм было бы неосмотрительно, и Франко подверг «Гонку» безжалостной цензуре. Название поменяли на «Дух гонки», фашистские приветствия вырезали, противниками испанских ценностей провозгласили не республиканских политиков, масонов и представителей буржуазии, а исключительно коммунистов. Выпады в сторону США отредактировали, чтобы не обижать союзника по Холодной войне. Записи старой версии изымались и уничтожались.

Говорят, после выхода «Гонки» Франко размышлял над продолжением о том, как Хосе вступает в Голубую дивизию и в составе вермахта бьется на Восточном фронте. Однако, как и в случае с оригинальной версией фильма, поражения немцев подсказали каудильо, что хвастаться дружбой с Гитлером не стоит.

Франко провернул очень постмодернистский ход: легитимизировал свою версию реальности с помощью художественного вымысла, а потом сам же отредактировал эту версию в соответствии с меняющейся политической обстановкой.

Какую бы идеологию ни продвигали диктаторы, важнее всего для них сохранить влияние – и ради этого они могут сделать реверанс в сторону государств, которые раньше критиковали, или откреститься от связей с бывшими союзниками. Их власть в равной степени основывается на фанатизме и оппортунизме. Они могут проявить гибкость, если того требуют обстоятельства, сохранив пропагандистский пафос в других сферах.

Лидеры подобных режимов часто обвиняют оппонентов в лицемерии и попытках подстроиться под повестку. Однако сами диктаторы подстраиваются под повестку даже изощреннее противников. Просто контроль над информацией и общественным мнением помогает им скрывать ходы типа цензуры «Гонки». Открыть/Комментировать