2021-12-19 19:10:39
>>>
C одной стороны, одобрение или похвалу отца нужно было заработать, потому что по умолчанию я не был их достоин.
С другой, их
невозможно было заработать. Он избегал проявления каких-либо чувств и попросту не был способен дать мне валидацию или какое-то тепло.
Когда отцу казалось, что его никто не видит, он мог ласкать собаку или кошку, быть с ними невероятно нежным и говорить вещи вроде «ты мой красавец» или «молодец», «умница». В свой адрес ничего подобного я никогда не слышал.
***
Из-за отсутствия валидации со стороны мира мужчин я рос со странным гендерным самоощущением. Хотя я и был мальчиком, я не мог ассоциировать себя с мальчиками. С девочками я не ассоциировал себя тоже, хотя с ними обычно и общался. В раздевалке перед физкультурой мне всегда было дико дискомфортно, как будто это место не для меня. Как будто мне нужна какая-то отдельная раздевалка — для таких мальчиков, которые какие-то другие мальчики.
***
Я не люблю секс-свидания, потому что после просыпания ты часто обнаруживаешь эмоциональную дистанцию с человеком, который казался таким близким ещё несколько часов назад.
И парни редко оставляют друг друга на завтрак, как будто стараются побыстрее друг от друга отъебаться. Если ты оставляешь кого-то на завтрак или остаешься сам, то есть высокий риск, что очень скоро вы начнете делать друг другу больно.
***
Недавно мой отец лежал в реанимации.
У него давно проблемы со здоровьем.
Я живу в страхе, что он умрёт. И что мне придется унаследовать его громадные для меня кредиты и взять на попечение недееспособную мать, которую он сейчас содержит.
Но зато отец на какое-то время стал разговаривать со мной мягким голосом. Он хотя бы стал вежливым. Это произошло, когда он звонил мне из больницы — когда его перевели из реанимации в обычную палату. Впервые за долгое время он разговаривал со мной без агрессии.
***
Мой отец очень давно перестал быть для меня богом.
Он давно перестал казаться мне ролевой моделью или хотя бы авторитетом.
Он давно перестал быть кем-то, от кого я ожидаю любви.
Недавно он перестал быть моим врагом.
И теперь я вижу в нем всего лишь человека.
Когда-то, кстати, отец пытался запретить мне говорить в его присутствии о том, что я гей. Но я все равно об этом говорю и использую в его присутствии фразы вроде «мой бывший», что-то ему такое рассказываю.
Я хочу, чтобы он это слышал. Я хочу, чтобы он хотя бы немного знал, как мне было больно. Я хочу, чтобы он знал, что у меня большие проблемы с мужчинами.
Я делаю это без агрессии и уже давно ни в чем его не виню. Но я просто хочу, чтобы он знал, что мне было тяжело из-за него.
***
Я миновал тот период, когда мне было
необходимо влюбляться в парней. Сейчас мне не так уж и хочется видеть в них романтические объекты. Куда чаще я стремлюсь с ними всего лишь дружить — но и это получается с переменным успехом.
Мне нравится, что сейчас, обмениваясь с кем-то нежностью, я не начинаю чего-то от кого-то ожидать. А мужчины начинают нравится мне такими, какие они есть — со всей своей неидеальностью, недостатками. И я больше не пытаюсь в каждом встречном найти романтического или сексуального партнера.
***
В ночь после «сессии» я не мог какое-то время заснуть и смотрел на него.
Во сне он выглядел не просто хрупким, а почти ребёнком — несмотря на то, что он храпел и скрипел зубами из-за перебора с химией.
Наши выходные не были идеальными или слишком безопасными — и был момент, когда я чуть не перестал с ним общаться. Но зато он купил мне йогурт — чтоб было что поесть на отходах — а ещё чмокнул меня перед сном.
***
«Мне снился очень хороший сон — скажет он на утро — я ел рыбу… в ресторане».
648 views16:10
I
