мне кажется, у практически любого достаточно сильного и настой | книжка

мне кажется, у практически любого достаточно сильного и настойчивого желания в какой-то момент можно обнаружить раздваивающуюся тень: желание продолжать желать, несмотря ни на что, и желание не желать, стать другим человеком, который не определяется этим желанием.

безответная влюблённость, недостижимая амбиция, зависимость от вещества, которое одно приносит временное успокоение — всё это в каких-то контекстах может вызывать то, что лорен берлант называет «жестоким оптимизмом». жестокий оптимизм — это привязанность к человеку, вещи, сцене, ценности, мечте, которая позволяет жить и двигаться дальше, но при этом самим своим фактом нас так или иначе разрушает.

и я сейчас не различаю между разрушением изнутри и внешними неблагоприятными условиями. продолжать любить и надеяться на взаимность; продолжать выбиваться из сил на работе и надеяться на повышение; продолжать употреблять и надеяться на успокоение: всё это вещи, которые сами по себе разрушительны (даже если не осознаются как таковые), но мы всё равно их не прекращаем. причём иногда сложно сказать, вопреки страданию и разрушению или ради него: безответно влюблённый, как сван у пруста, скорее всего не захочет отказаться от своих страданий, даже если они не компенсируются никаким наслаждением. потому что дело в конечном счёте не в страдании и наслаждении, а в самом факте желания, в привязанности к объекту и ориентированности по отношению к нему, в надежде его достичь. желание ценно само по себе, оно придаёт смысл, держит на плаву, даёт силы двигаться.

однако в случае с разрушительными привязанностями, с жестоким оптимизмом, рано или поздно можно почувствовать это раздваивание — чего ты всё-таки хочешь больше: продолжать желать и разрушаться или прекратить желать и лишиться своей единственной опоры? можно представить влюблённого, который оказывается перед такой дилеммой: с одной стороны мучительное и разрушительное желание, которое никогда не будет удовлетворено, с другой — провал в пустоту, невозможный выход из себя, ведь за пределами этого желания ты уже не ты. или противоречивый пример, знакомый многим лгбт-людям: продолжать надеяться на аутентичную и свободную реализацию своей сексуальности или идентичности (которая возможно никогда не случится) или мечтать о том, чтобы волшебным образом стать «нормальным», перестав быть собой?

я думаю, что это раздваивание можно понять как то, что фрейд называл дуализмом влечений — влечения к жизни и влечения к смерти. в любом достаточно сильном (а значит неудовлетворённом) желании будут эти две силы: желание продолжать желать и желание уничтожить желание.

парадокс в том, что ни одно из этих влечений не является «хорошим» или «плохим», они постоянно меняются ролями и похожи больше на ленту мёбиуса, чем на противонаправленные силы. ведь желание желать, влечение к жизни, которое держит нас на плаву и толкает вперёд, одновременно с этим часто толкает нас — как в случае с жестоким оптимизмом — за пределы зоны выживания, в сторону саморазрушения. желание же перестать желать, влечение к смерти, может оказаться как силой самосохранения, поддерживающей гомеостаз и покой, так и тем, что толкает к самоуничтожению, иногда буквальному — ведь это может быть единственным способом стать тем, кто не желает того, что желать уже невыносимо.