в классическом психоанализе женщина формируется через зависть | книжка
в классическом психоанализе женщина формируется через зависть к тому, чем она обделена, и чем наделён мужчина, будь то буквальный пенис, фаллос как означающее желания или, в некоторых социологизирующих версиях, социальный авторитет, который с пенисом/фаллосом связан контингентно. феминисткая критика в психоанализе часто переворачивает этот тезис. на самом деле это мужчина завидует способности женщины производить жизнь, это он травмирован — и не просто тем, что у него нет какого-то органа, а тем, что однажды его, радикально беспомощного, родили, и ему никогда не вернуть этот долг, не овладеть пассивным переживанием рождённости, повторив его в активной позиции — а ведь именно так, по замечанию фрейда, мы справляемся с травмирующими переживаниями. с этой точки зрения первичность фаллоса — как социальная, так и психическая — начинает казаться защитной конструкцией. мужчине нужно избавиться от рождённости, превзойти обусловленность матер(ией/ью), утвердить отцовское право, логику и закон, и так далее — именно здесь корни патриархата как социальной и психической структуры.
но было бы ошибкой сделать из этого вывод, что для освобождения нам нужно вернуться к праву материнскому, воспеть производительность женского тела и отказаться от закона как от того, что основано на психическом и социальном матереубийстве. безусловно, какие-то сдвиги в сторону переоценки женского не повредят. главная проблема, однако, в том, что травма всегда конструируется ретроактивно, на втором шаге. для самого фрейда рождение в некотором смысле оказывается травматично задним числом, в свете прохождения через пресловутый комплекс кастрации. получается замкнутый круг. встать на позицию всемогущей матери, которую (пусть несправедливо) стремится стереть фаллический порядок — значит принять нарратив, на котором этот фаллический порядок обосновывает себя — нарратив о травме рождённости, о хтонической матери, о победе духа над материей. иригарей точно и остроумно замечает, что зависть к пенису нужна только для того, чтобы мужчины чувствовали себя ценными. но в той же логике можно сказать, что продуктивная материнская мощь тоже нужна только для того, чтобы от неё отталкивался автономный субъект.
что если нужно не восстанавливать в правах погребённую хтоническую мать, а усомниться в её действительном существовании? что если для действительного переворота нужно сделать шаг назад с позиции младенца и увидеть, что мать — это в свою очередь конечное человеческое существо? конечное человеческое существо, которое включено в разветвлённую сеть отношений и взаимовлияний — от отношений с отцом ребёнка и с собственными родителями до положения в экономической структуре и расовой стратификации. забота, власть и само введение новорождённого в жизнь не изливаются из матери как единоличного бездонного источника живой материи — она является звеном в цепи человеческого общества, пусть ключевым, но никак не автономным. более того, само это последнее звено может распадаться на несколько звеньев: суррогатное материнство (и речь не только о коммерческой практике), полиматеринство, нетипичные формы заботы и родства показывают, что Мать не менее миф чем Фаллос.
шаг назад от травмы рождения всемогущей матерью и её преодоления в фаллическом половом различии может продемонстрировать, что у каждого и каждой из нас много матерей. забота и введение в жизнь — это не единоразовое кризисное событие, но постоянный труд всего человечества. даже сам ребёнок, при всей неподъёмности материнского труда, может быть для матери поддержкой и утешением — даже если для этого ему всего лишь нужно присутствовать. но ведь и для других, взрослых способов поддерживать жизнь иногда нужно одно только это.
