Для меня всё превращается в истории. Что-то превращается сразу | приход святой Татьяны

Для меня всё превращается в истории. Что-то превращается сразу же.

Я стою на кассе и вижу невысокого мужчину кавказской наружности. Он хочет купить сигареты и спрашивает женщину передо мной, уступит ли она ему. Она отвечает недовольным тоном, что спешит. Мужчина рассыпается в извинениях, как умеют лишь те, кто родился на Юге. Тон женщины меняется с недовольного на рассеянный. Она явно не ожидала таких страстных извинений.

Мне нравится быть среди людей, наблюдать за ними, выхватывать моменты, которые другими будут упущены навсегда.

Я придумывала истории, пока на меня орала мать. Я рассматривала её лицо. «Вечная гримаса недовольства», — я придумала это, пока рассматривала её губы, стянувшиеся в тонкую полоску, опущенные уголки рта. Её сосредоточенный, но совершенно пустой взгляд.

Я воспроизводила в памяти последний взгляд отца. Напуганный, растерянный. Он взглянул на меня мельком, я закрыла за ним дверь. А потом тысячу раз повторяла про себя: «распахнутые голубые глаза». Я помню только их.

Одни моменты более значимые, чем другие. Одни моменты более красивы.

Иду в прекрасном настроении по Гражданскому проспекту. Меня останавливает молодой человек и спрашивает, куда идти, чтобы прийти в центр. Я смотрю в сторону метро и собираюсь начать говорить, он меня останавливает. Объясняет, что у него вообще нет денег. Как будто в мультфильме я засовывваю руку в карман своего красного пиджака и достаю оттуда горсть монет — я несла их, чтобы закинуть на подорожник. Протягиваю ему. Он спрашивает мой номер телефона, чтобы вернуть, я качаю головой. Там рублей сто, может чуть больше. Он спрашивает: «Я могу что-то для вас сделать?»

— Будьте хорошим человеком, — отвечаю я, засовываю руки в карманы своего красного пиджака и ухожу, не оглядываясь.

Тут же заношу это в список историй.

Я собираю истории. Истории таксистов, случайных прохожих, подруг, приятелей. Я люблю все истории. Мы все истории в конечном итоге.