Я люблю быть одна. Не знаю, что в этом странного, но уже в дет | приход святой Татьяны

Я люблю быть одна. Не знаю, что в этом странного, но уже в детстве меня раздражали голоса других детей. Высокие, пищащие, сливающиеся в одно неясное нечто. Мне всегда было шумно.

Я ненавидела детей друзей семьи. Родители со своими друзьями садились на кухне и разговаривали, их ебаные дети начинали прыгать на моей кровати, разбрасывать вещи, что-то хуёво раскрашивать. Мне было почти физически плохо, а от осознания, что этот бардак буду разгребать я — мне становилось совсем хуёво.

Когда я шла жаловаться на гостей, мне говорили, что я плохая хозяйка, что я плохо их развлекаю, что к гостям надо иначе относиться.

Однажды, мне было восемь, я пошла к матери и сказала:

— Пусть они уйдут, или я прыгну с крыши.

Она взяла меня за руку и сказала:

— Пойдём вместе прыгать будем.

И потащила меня к двери. Я испугалась. Я надеялась, что такая угроза подействует. Что моя жизнь важнее, чем угодить невоспитанным детям.

В школе я никогда не понимала, почему дети шумят. Почему бы просто не посидеть молча 45 минут. Я ненавидела, когда учительница останавливала урок и ждала, когда все умолкнут. Я не понимала, почему она обращается будто бы и ко мне, хотя со мной и так никто не разговаривал. Я бы просто не смогла создать шум.

Жить в общежитии мне тоже было непросто. Особенно, когда приехала тьма китаянок, и вместо трёхместной комнаты за 3 тысячи рублей в месяц, мы стали платить почти 4 тысячи за четырёхместную.

С нарушением санитарных норм тут же появились тараканы и клопы. А китаянки, которые со мной жили, были как те невоспитанные дети. Они не мыли плиту и ванну, оставляли еду гнить, не умели говорить тихо. Администрация кричала только на русских, поскольку китайский или хотя бы английский никто в администрации не знал. Однажды в моей комнате собралось четыре китаянки, которые утешали плачущую пятую.

Они говорили одновременно, громко, я будто бы сходила с ума. Я хотела убить их, поскольку тогда бы они точно заткнулись.

Мне физически тяжело от шума. Один человек за раз — вот, как мне комфортно. Я могу распознать один голос, я могу его слышать, если голос не орёт на меня.

Два голоса средней громкости — начинают давить на уши. Три и более — я хочу забиться в самый дальний угол и никогда никого не слышать.

Последнее время хочу спросить своего психиатра про расстройства аутистического спектра. Я ведь всегда такой была. Я и хотела от шума валяться по полу и кричать или зажимать уши. Говорят, что в детстве от боли я просто валялась на полу.

Возможно поэтому я не могла войти ни в один коллектив. Когда люди стоят в кружочке и что-то обсуждают, они расступаются только для своих. А я никогда не была своей. И я стояла за кругом и слушала их голоса, которые снова превращались в шум.

Да и говорить в компании мне не нравится. Меня перебивают, меня не слышат. Меня будто бы вообще нет. Пустое место.

Это определённо возвращает меня в детство. Меня замечали только по плохим поводам. Меня замечали только тогда, когда хотели нанести вред.

Я боюсь людей, они мне не нравятся, они меня обижают.