Уведите Ксантиппу

2022-07-18 21:41:37 Когда темно внутри и страшно, и нужно, чтобы кто-то сильный, сильнее тебя, и мудрый, много тебя мудрее, защитил, утешил, к Баху не пойдёшь: там космос, но в этот космос тебя выбрасывают без скафандра, человеческое измерение не предусмотрено. И к Моцарту не пойдёшь, ему временами так же страшно, с ним хорошо, когда тебе самому хорошо — или когда всё разладилось, поломалось, и нужно с кем-то поговорить, чтобы наладилось и починилось обратно. Да и к Пёрселлу с Вивальди не пойдёшь, за ними бы угнаться, а куда тебе, такому напуганному и небольшому, в темноте-то. За пределы же семнадцатого-восемнадцатого века особого смысла идти нет, там всем страшно и темно, все безутешны, оттого и музыку делают.

Вот и идёшь, как всегда, к Генделю. Он огромный, он такой же космически-могучий, как Бах, но в космосе Генделя не холодно, ты смотришь на него из ночного сада, где всё поёт, стрекочет, дышит и живёт, не разрывая масштабом. В последние дни я всё возвращаюсь к нему, к этой записи, где Элисон Болсом, дева с золотой трубой, и Йестин Дэвис, наверное, самый золотой и тёплый из нынешних контртеноров, — у которого в голосе ни одной режущей кромки, ни единого стеклянного осколка — беседуют тихонько о вечном источнике небесного света. И Тревор Пиннок, великий, смотрит на них как добрый бог, улыбаясь и направляя.

В порядке дыхательного упражнения — и не только. Открыть/Комментировать

2022-07-18 19:58:13 Открыть/Комментировать

2022-07-14 10:42:43 Собственно, приблизительно то же самое говорю я, когда речь заходит о массовой культуре.
Она быстро и безжалостно всё в себя интегрирует, всё апроприирует, приобщая к себе даже некогда самые чуждые элементы. Деконструируя, играя со смыслами, образами и нашими представлениями о вещах. Заставляя принимать нас всё больше образов и масок за самую подлинную действительность. И мне кажется, что в этой ситуации человек может либо выйти за пределы всех своих представлений, либо принять правила игры и дать толчок стагнирующей культуре в бездну масс и потребления образов.

Это, конечно, очень романтично и мило - строить замки из песка, "уходить в лес" и быть эскапистом. Ведь описанная мной реальность - ужасна. Не правда ли?

Но реальность не постоянна. И, пожалуй, у каждого она своя. Реальность Фёдора Достоевского, Андрея Платонова, Егора Летова и Алексея Балабанова была омерзительна. Но они её приняли. Поэтому мы их и любим. Всё, над чем они работали - это образы и паттерны их времени и культуры, ставшие для них и впоследствии для нас самыми близкими и родными. Реакционная же косность ни к чему не приведёт, так как задаёт границы для творчества. Но подлинное творчество не ограгичено ничем. Даже рамками этики. Оно может быть с точки зрения ratio наглым, наивным или просто глупым. Вспомните, например, рассуждения Блока о революции. Святая наивность! Но ему было можно. И даже нужно. Потому что для него это была подлинная и по-настоящему переживаемая реальность, которую он воплотил и увековечил в своих стихах. Как и все великие творцы, он дерзнул выразить невыразимое. А для такого ratio уж точно не нужно. Открыть/Комментировать

2022-07-14 10:42:43 Продолжая предыдущую мысль хочется добавить вот что. Ныне очень популярно говорить о массовой культуре или китче, как о чём-то плохом. Подобный взгляд особенно часто можно встретить у консервативных людей. Я думаю, что в этом есть некая доля косности ума. Почему никто из "аристократов духа" не желает бесстрашно повернуться к бездне массовой культуры и сёрфить по её волнам? Почему они не желают принять её как необходимый и неизбежный этап культурного развития. На эту мысль меня навёл в своё время Освальд Шпенглер в своём "Закате Запада".

Я позволю себе привести его цитату полностью:

"Я люблю глубину и тонкость математических и физических теорий, по сравнению с которыми теории эстетики и физиологии только жалкое кропательство. За великолепные, ясные, высокоинтеллектуальные формы быстроходного парохода, сталелитейного завода, прецизионной машины, а за тонкость и изящество некоторых химических и оптических манипуляций я отдам всю стильную дребедень современной художественной промышленности вместе с живописью и архитектурой. Я предпочитаю римский акведук всем римским статуям и храмам. Я люблю Колизей и исполинские своды Палатина за то, что они бурой массой своей кирпичной конструкции являют нашим глазам настоящий Рим -- изощренный практический ум римских инженеров. Они были бы для меня безразличны, если бы до сих пор сохранилась пустая и наглая мраморная пышность цезарей, с ее рядами статуй, фризами и перегруженными архитравами. Бросьте взгляд на реконструкции императорских форумов: вы увидите нечто вполне соответствующее современным всемирным выставкам, навязчивое, громоздкое, пустое, нечто одинаково чуждое как греку времени Перикла, так и человеку эпохи рококо, нечто претенциозное по материалам и размерам, нечто подобное тому, о чем красноречиво говорят развалины Луксора и Карнака времен Рамзеса II, этого египетского "модерна" 1300 года до Р. X. Настоящий римлянин не напрасно презирал "Graeculum histrionem", этого "художника" и "философа" на почве римской цивилизации. Искусства и философия в эту эпоху больше не существуют; они были исчерпаны, использованы, излишни. Это подсказывал римлянину его инстинкт реальной жизни. Один римский закон имел больше значения, чем вся тогдашняя лирика и школьная метафизика. И я утверждаю, что в наши дни в ином изобретателе, дипломате и финансисте таится лучший философ, чем во всех тех, кто занимается плоским ремеслом экспериментальной психологии. Такое положение постоянно повторяется на определенной ступени истории. Было бы бессмысленно, если бы талантливый римлянин, вместо того чтобы в качестве консула или претора предводительствовать войскам, организовывать провинции, строить дороги и города или стремиться к тому, чтобы быть "первым в Риме", вздумал ломать себе голову в Афинах или Родосе над каким-нибудь новым оттенком послеплатоновской академической философии. Естественно, что этого никто и не делал. Это не отвечало направлению эпохи и могло прельщать лишь людей третьего разряда, всегда проникнутых духом времени позавчерашнего дня. Очень серьезный вопрос, настала ли уже для нас эта стадия или еще нет.

Век чисто экстенсивной деятельности, исключающий высокое художественное и метафизическое творчество (скажем прямо -- иррелигиозный век, что вполне совпадает с понятием культуры мирового города), представляет собою эпоху упадка. Несомненно. Но эта эпоха не есть свободно избранная нами эпоха. Мы не в состоянии изменить того факта, что мы родились во время начинающейся зимы, в эпоху цивилизации, а не в полдень зрелой культуры, в эпоху Фидия или Моцарта. Крайне важно уяснить себе это положение, эту судьбу и понять, что относительно нее можно ошибаться, но избежать ее нельзя. Кто этого не понял, тот утрачивает всякое значение среди людей своего поколения. Такой человек остается дураком, шарлатаном или педантом." Открыть/Комментировать

2022-07-14 10:40:39 Открыть/Комментировать

2022-07-14 10:39:58 Вот, например, фотография детей, сделанная Прокудиным-Горским в Белозерске в 1909 году. Нам неизвестно, кто эти дети и как сложилась их судьба. Нам известно, что до катастрофы осталось не так много. И то, что мир, в котором они живут, скоро погибнет.

Но важно ли всё это сейчас через более, чем сто лет? Важна ли попытка обретения хотя бы частицы того мира, отношение к которому имеет этот снимок? Как и, самое главное, зачем желать его обрести вновь? Сьюзан Сонтаг писала, что сделать снимок – это причаститься к смертности другого человека (или предмета) и подверженности переменам. Это всегда запечатлеть облик исчезающего.

Вот на траве сидят дети. Они говорят между собой. Они улыбаются. И вот их лица застывают, а настоящее преобразуется в прошлое. И через сто лет ностальгирующие по утерянному миру смотрят на эти застывшие лица, траву, купола и хотят обрести их вновь. Они псевдоприсутствуют и «причащаются к смерти», смотря на то, что одновременно уже мертво и то, чему ещё предстоит умереть. Каждая фотография – это memento mori. Но ведь цель - жизнь, разве нет?

Что если вывести этот снимок за пределы изначально навязанного нам историко-политического контекста? Что, если важно не только и не столько то, что на фото и кто и когда его снял, а то как мы сейчас его переживаем вне данных автором и исследователями критериев? И только в таком переживании, сквозь весь наш ныне существующий набор представлений о мире, мы и вдохнём в него жизнь. Это и будет живой творческий акт. Здесь и начинается культура.

Именно таким образом, мне кажется, и нужно относиться ко всему нашему огромному наследию. Только так настоящая и высокая культура живёт. Открыть/Комментировать

2022-07-12 17:23:08 https://www.instagram.com/olo.olooloolo/?igshid=1gh2e5vavpf67 Открыть/Комментировать

2022-07-12 17:21:03 советский сюрреализм – Андрей Хржановский, м/ф «Бабочка» Открыть/Комментировать

2022-07-12 12:20:03 Кейс Би-2, мумии Гребенщикова, Юры музыканта, Нойза MC и прочих певцов ртом состоит в глобальном диссонансе между тем как эти люди воспринимают себя сами и тем, как их воспринимают окружающие. Сами себя они воспринимают через призму русского рока. Ну, знаете, «поэт в России больше чем поэт». Они видят себя нравственными ориентирами, пророками… Юра-музыкант юродствует, гребень под ламу косит. Ну и эти хитровыделанные из Би-2 тоже. Они видят себя пастырями, а общество стадом.

Но как их воспринимает общество? Как артистов. Как развлечение на зарплате. Где-то рядом с клоунами, цыганами и баянистом-тамадой. Времена Цоя, когда пророк целого поколения работал в кочегарке за копейки прошли. Теперь все эти стареющие мальчики за свои шоу получают немалые деньги. Но зрители больше не готовы видеть в них пророков. Только аниматоров.

Этот диссонанс становится причиной всего этого стыдного бреда который мы видим. Би-2 давеча освистали презрительно за их русофобию и навязчивые попытки пролезть везде где можно. Как поступил бы Цой будучи освистанным целым стадионом? Стал бы препираться? Ныть про права? Скулить о гонораре?

Короче место пророков пытаются занять комедианты-говнари целый выводок которых наплодило «Наше радио». А люди в ответ: «Вы кто такие? Мы вас не знаем» Открыть/Комментировать

2022-07-11 23:39:33 Одним из событий, подтоклнувших Пикассо на переход к кубизму, было знакомство художника с примитивным искусством Африки и Иберии.

Вот что, цитируя Пикассо, пишет Франсуаза Гило в книге «Живя с Пикассо» (1964): «Когда я впервые побывал в Музее Трокадеро […], то заставил себя остаться, чтобы изучить маски и все те предметы, которые люди выполнили в некоем магическом дизайне.

Эти предметы стали посредниками между людьми и неизвестными враждебными силами, окружающими их. Таким образом люди пытались преодолеть свой страх, придав ему цвет и форму. И тогда я понял, что это и есть смысл живописи.

Живопись – не эстетический процесс; это магия, которая стоит между враждебной Вселенной и нами; это способ получить власть, навязать форму как нашим страхам, так и нашим желаниям. В тот день, когда я это понял, я знал, что нашел свой путь».

https://t.me/hungryphil/185 Открыть/Комментировать