2022-07-18 21:41:37
Когда темно внутри и страшно, и нужно, чтобы кто-то сильный, сильнее тебя, и мудрый, много тебя мудрее, защитил, утешил, к Баху не пойдёшь: там космос, но в этот космос тебя выбрасывают без скафандра, человеческое измерение не предусмотрено. И к Моцарту не пойдёшь, ему временами так же страшно, с ним хорошо, когда тебе самому хорошо — или когда всё разладилось, поломалось, и нужно с кем-то поговорить, чтобы наладилось и починилось обратно. Да и к Пёрселлу с Вивальди не пойдёшь, за ними бы угнаться, а куда тебе, такому напуганному и небольшому, в темноте-то. За пределы же семнадцатого-восемнадцатого века особого смысла идти нет, там всем страшно и темно, все безутешны, оттого и музыку делают.
Вот и идёшь, как всегда, к Генделю. Он огромный, он такой же космически-могучий, как Бах, но в космосе Генделя не холодно, ты смотришь на него из ночного сада, где всё поёт, стрекочет, дышит и живёт, не разрывая масштабом. В последние дни я всё возвращаюсь к нему, к этой записи, где Элисон Болсом, дева с золотой трубой, и Йестин Дэвис, наверное, самый золотой и тёплый из нынешних контртеноров, — у которого в голосе ни одной режущей кромки, ни единого стеклянного осколка — беседуют тихонько о вечном источнике небесного света. И Тревор Пиннок, великий, смотрит на них как добрый бог, улыбаясь и направляя.
В порядке дыхательного упражнения — и не только.
3 viewsAlina Skvortsova, 18:41
У
