Бориска над Камой Жил-жил, а потом беззастенчиво умер. Не я. Я | С пролетарским приветом

Бориска над Камой
Жил-жил, а потом беззастенчиво умер. Не я. Я пока держусь. Сосед мой Бориска умер, войдя в противоречие с печенью. Я давно на его жену заглядываюсь, кстати. Она когда мне сказала, что он умер, я сначала потёр ручки (они у меня маленькие, почти женские, но цепкие), а потом уже изобразил мину. Я к чужой смерти привыкший. Свою вот, наверное, не переживу, а чужую – запросто. Все умрут, а я останусь, думаю я в такие минуты. А раньше думал – Боже, как страшно жить! Как вы понимаете, на Ренату Литвинову я тоже заглядываюсь. Если не заглядываться, то это как не есть после шести. Правильно, но чего-то, знаете, не хватает. Я сам тоже алкоголик. Уколоться могу. Могу прохожему в бубен дать за высокомерие. Сто граммов, буквально, и такой прямо темперамент, такая Испания, а трезвый – финн. Но это надводная часть айсберга. В подводную лучше не заглядывать. Там осьминоги пляшут с анакондами под дружные хлопки скатов. Ну, или рефлексия, эмпатия и переживания снимаются в фильме Паоло Пазолини "Сто дней Содома" на главных ролях. Мне такого кино не надо. Лучше что-нибудь с Чаком Норрисом.
Помню, была у меня такая концепция: человек развивается от примитивного к сложному, от сложного к очень сложному и от очень сложного к простому. Я недоразвился. Застрял на сложном. Генетика, видимо, потому что детерминизм среды я взрезал. Не знаю, как взрезал. Бессознательно взрезал. Взрезался и всё. А генетику хрен взрежешь. Тут фокус нужен. Или чудо. Это как трусы сдернуть с самого себя, минуя ноги, легким движением, сохранив материю в целости. Фокусники так умеют. Хоп! А вот они – труселя, в руке реют. Я раз попробовал. По пьяни. С Ниной накирялись на Первомай. Разделись до трусов в присутствии кровати. Тут я метафору вспомнил. Стой, говорю, Нинель. Садись на кровать, щас будет номер. Села. Я настроился. Собрал брови в кулак. Взял семейники спереди, за резинку. Ну, думаю, Господь, давай вместе перешагнем через генетику! Рванул. Ой, блядь, думаю, Господь, сука такая! Повалился на пол. Нинель офигела, конечно. Чуть жопу себе не порвал, до того в себя верил. Я в юности вообще много во что верил. Жизнь, если на неё смотреть спереди в зад, кажется стройной, потому что её технически нет. Если же смотреть на жизнь обратно, она кажется кривой, как штопор, хотя технически её тоже нет. Когда она есть – отдельный вопрос. Она есть сейчас, а что такое это "сейчас", когда оно заканчивается и когда начинается – никто не знает.
Фабула такова – два дня назад умер Бориска и сегодня мы будем его хоронить на "Северном" кладбище, а я сижу на кухне, оседлав табуреточку, и курю злую красную сигарету "Винстон". Мне тридцать пять, пять из которых я был счастлив, двадцать пять верил во всякую хрень, а пять – пью. Я – маргинал Олег Званцев из Перми. Рост – 178 см, вес – 80 кг, зубов – 12, волос – мало (на голове), в кости – широк, по характеру – циник-идеалист. Циник-идеалист, это такой человек, который хочет сделать идеально, по-доброму, правильно и красиво, а когда у него не получается, он включает цинизм. Вся моя биография состоит из таких попыток. Например, в пятнадцать лет я полюбил идеальную девушку, а она меня не полюбила. Уже через восемь лет я вполне уверился в её тупости и блядстве.