Расцветы Красоты

2021-05-17 21:52:50 SEHNSUCHT*

Живущая во всём, о, страстная Тоска! –
Всегда твои глаза бездонные раскрыты.
И таинства твои от щедрости разлиты
В сердцах у любящих и в трепете листка.

Тоской звучит напев спешащих к югу птиц,
Безмолвный гимн цветов, их сладкое дыханье;
Ветров духотворённых колыханье…
И в сердце у меня ей тоже нет границ!

(Gustav Falke)

Пер. Юрий Куимов

Иллюстрация: Heinrich Vogeler. Sehnsucht, 1900 Открыть/Комментировать

2021-05-17 12:55:02 В грядущую субботу, 22 мая, неутомимый Дмитрий Моисеев выступит с большой лекцией «Радикальный консерватизм в ХХ веке» в Екатеринбурге.

В восприятии образованного читателя консерватизм зачастую предстает мировоззрением, неотделимым от убеждений в необходимости «сильного государства» и неусыпного контроля за всеми значимыми сферами жизни граждан, важной социальной роли христианской церкви и незначительности отдельного индивида перед лицом «всеобщего».

В своей лекции Дмитрий Моисеев на примере материала, приведенного им в книге, разоблачит наиболее популярные мифы касательно консервативной политической философии и расскажет о двух самодостаточных радикально-консервативных моделях – традиционалистском элитаризме и реакционном модернизме.

Лекция приурочена к выходу новой книги философа «Политическая доктрина Юлиуса Эволы в контексте “консервативной революции” в Германии»

https://yeltsin.ru/affair/Dmitrij-Moiseev-Radikalnyj-konservatizm-v-HH-veke/?id=42603 Открыть/Комментировать

2021-05-16 19:02:23 Вчера вечером не было света, и я локти себе кусала от желания писать Вам (от ярости, что не могу этого делать). У меня были для Вас, к Вам, слова такие истинные, такие яркие. Это накатывало, накатывало, как поток. Это был самый мой час с Вами, который у меня похитили, украли, вырвали. Я легла на пол и рычала, как собака.

Я поняла одну вещь: с другим у меня было «р», буква, которую я предпочитала, — самая я из всего алфавита, самая мужественная: мороз, гора, герой, Спарта, зверь — все, что во мне есть прямого, строгого, сурового. С Вами: шелест, шепот, шелковый, тишина — и особенно: cheri!

Мой дорогой, я знаю, что это неправильно: с утра любить вместо того, чтобы писать. Но это случается со мной так редко, так никогда! Я все время боюсь, что я грежу, что вот сейчас проснусь — и снова гора, герой...

(Марина Цветаева. Флорентийские ночи) Открыть/Комментировать

2021-05-15 15:33:49 Спрашивал, не пора ли
Волос поворонить,
Горло перековать.

Нет! Седине ранней –
Быть.

Голосом с хрипотцой –
Выть.

Малой Господней тлёй
Слыть.

И на земле черной
С песней в устах горней –

Стыть.

(Ольга Злотникова) Открыть/Комментировать

2021-05-13 21:57:23 Болтовня становится всё более могущественной, и изнашивание языка кажется неудержимым.

(Martin Heidegger. Аus dem Brief an Medard Boss/ 20.11.1969) Открыть/Комментировать

2021-05-12 23:05:06 УНЕСИТЕ МЕНЯ

Унесите меня на каравелле,
На старинной тихой каравелле,
Быть может, в киле, а хотите - в пене,
И бросьте в далёком далеке.

В кабриолете иных столетий.
В лавине снежной студёной ваты.
В одышке своры запыхавшихся псов.
В бездыханной груде облетелых листьев.

Унесите осторожно, в поцелуях нежных,
В груди, что дышит, вздымаясь, зыбко,
В коврах ладоней и в их улыбках.
В коридорах длинных костей и дыхательных путей.

Унесите, а лучше схороните.

(Henri Michaux)

Пер. Вадим Козовой Открыть/Комментировать

2021-05-12 00:20:34 Существует странная вещь, на которую впервые обратил внимание Кант. Он сказал в одном из ранних текстов, что передача боли должна быть опосредована плетью. Как бы мы ни пытались делать вид, что сострадаем другому, сколько бы ни говорили о сострадании, ясно, что это совсем не такое же чувство, которое присуще лично мне как корчащемуся от боли. Это не то, что болью отзывается в моей телесности, не то, на чем для меня сошелся клином белый свет. Здесь возникает вопрос, почему чудовищные страдания и гибель десятков и сотен тысяч людей не являются возможным предметом искусства и, вообще, предметом сообщения, в котором осталось бы хоть что-нибудь равной им интенсивности? Выход на другого через искусство проблематичен. Ощущение запаха миндального пирожного гораздо для нас важнее, проникает гораздо глубже, нежели страдания в печах Освенцима. Так устроено искусство. Оно передает нюансы и полутона утреннего солнца или мельчайшие оттенки отдельного человеческого переживания, но если мы приумножаем действительность и ведем счет на тысячи, десятки, сотни тысяч человеческих тел, ничего ровным счетом не меняется в пространстве символического. Мы регистрируем факт и идем дальше. Тем самым мы можем сострадать другому, не приумножая страданий. Вспомним знаменитый вопрос Августина: почему мы избегаем страданий, но радуемся, когда их изображает актер, особенно если он изображает их достоверно? Потому что в его игре нет приумножения страданий, но обозначается отпущенная нам область, где мы благополучно реализуем то, чего не можем реализовать в отношении к самим себе. У своего тела я должен вымаливать прощение, должен подчиняться, прислушиваться к его позывным. А тело другого могу спокойно благословить таким, какое оно есть. Отыгрывание своего страдания на территории другого является благосклонным исходом, хотя я и сотой доли его страданий на себя не принимаю. Но та жалкая доля, которую я все-таки могу отыграть, — это мое приобретение, выдаваемое за христианскую добродетель, при том что я на самом деле являюсь только зрителем какого-то великого театра. Такой выход к Другому — образец отсутствия точности самоотчета, выдавание потребности собственных инстанций за спасительную функцию по отношению к нему. Я обретаю другого? Ничего подобного. Я спасаю, разве что, самого себя. Ну хорошо, вот я утешил другого, сказал ему: «Успокойся, сын мой», и слава Богу, он, кажется, наконец уходит, а я смогу выпить чашечку кофе. Но почему он до сих пор не ушел? Все настоящее и хорошее я ему уже сказал, а он до сих пор сидит. И вдобавок пахнет потом. Это вообще никуда не годится. Тут мы видим, что стена другого непреодолима без длительной осады и без риска утратить свою защищенность от мира. В подавляющем же большинстве случаев другой нужен для того, чтобы подтвердить мне: я есть. В тот момент, когда я его утешаю и говорю: «Вот два моих гроша, возьми один из них», я подтверждаю себе свое существование. А в душе думаю, какой я замечательный и благородный. Не стоит преувеличивать тяжесть ноши, которую мы взваливаем на себя. Может быть, это не тяжесть, а всего лишь поглаживание.

(Александр Секацкий. Презумпция другого) Открыть/Комментировать

2021-05-10 22:48:32 прикосновение чем легче тем нежнее
наинежнейшее не задевает кожи
но продолжает быть прикосновеньем
но воплощает нежность в чистом виде
предвозвещая: кожа глиной станет
а нежность станет теплотой и светом
так нежность плоть к бесплотности готовит
и учит о бессмертии молиться

(Вера Павлова) Открыть/Комментировать

2021-05-09 21:11:06 Не следует путать прогресс с движением — идет ли речь о человечестве или отдельной личности, если, конечно, не признать прогрессом движение к смерти.

(Emil Michel Cioran) Открыть/Комментировать

2021-05-08 22:45:06 СМУТНОЕ

Цветок увидеть, хрупкий и беспечный,
Который на качели стебелька,
Раскачиваясь, хрупкий и беспечный,
Спит, а потом увидеть мотылька,
Как он горит алмазом на лету
Иль вдруг в луче закатном замирает;
Потом увидеть парусник в порту, –
Он в путь готов, лишь ветра ожидает,
И моряки-фламандцы, торопливо
Прощаясь, выбирают якоря,
Чтоб выйти на просторы до отлива.
Увидеть все, что мне дала заря
Вечерняя, и вопрошать тревожно:
Вдруг упадет цветок? Не станет мотылька?
Иль белый парусник войдет неосторожно
В стремнину бурную, как горная река,
И станет жалкою игрушкою стихии
Там, где вздымаясь пенятся валы
И грозно ходят горы ледяные?..
Воспоминанья о тебе плывут из мглы,
Как облака в последний час заката.
Цветок, и мотылек, и парус над волной,
И ты – все в ночь уходит без возврата,
Лишь боль и золото закатное – со мной!

(Emile Verhaeren)

Пер. Феликс Мендельсон

Иллюстрация: John Atkinson Grimshaw. Whitby Harbour, 1877 Открыть/Комментировать