Bookovna

2021-04-15 00:06:13 Открыть/Комментировать

2021-04-15 00:05:39 И о том, что часто мелочи — это совсем не мелочи:

“А.Г. Битов немного пафосно, но совершенно справедливо писал о миссии поколения шестидесятников: “Лучшие годы нехудшей нашей молодежи, восприимчивой к незнакомым формам живого, пошли на сужение брюк. И мы им обязаны не только этим (брюкам), не только, через годы последовавшей, свободной возможностью их расширения (брюк), но и нелегким общественным привыканием к допустимости д р у г о г о: другого образа, другой мысли, другого, чем ты, человека. Как раз либеральные усмешки направо по поводу несерьезности, ничтожности и мелочности этой борьбы: подумаешь, брюки!.. — и были легкомысленны, а борьба была — серьезна.”

Так, со штанами вроде справились, теперь осталось понять, что люди разной ширины это тоже нормально. Открыть/Комментировать

2021-04-15 00:03:50 Но главное, почему я рада, что эта книга написана — это жуткая и максимально доходчивая часть о том, что случается, когда запрещают аборты:

“После принятия закона о запрете абортов количество случаев смерти женщин от заражения крови возросло в четыре раза. К счастью, бывали ситуации, когда самоаборты заканчивались удачно, и женщина, вовремя попав в больницу, осталась жива и относительно здорова. Но закон был безжалостен: установленный факт прерывания беременности мгновенно фиксировался, и дело передавалось в суд.

Одновременно в конце 1930-х годов был зафиксирован рост детоубийств. Они составляли более 25% всех убийств. Младенцев убивали штопальными иглами, топили в уборных и просто выбрасывали на помойку. Детское население сокращалось. Запрещение абортов, таким образом, не принесло ожидаемого эффекта. Тем не менее власть настаивала на своём представлении о женщине-матери, которое, по хлесткому выражению американского советолога А. Даллина, составляло нечто среднее между отношением к корове и к генератору. Нужно было рожать, как корова, и в то же время работать, как некий безотказный механизм.” Открыть/Комментировать

2021-04-15 00:01:34 Открыть/Комментировать

2021-04-15 00:01:18 204. “Мужчина и женщина: тело, мода, культура. СССР — Оттепель”, Наталия Лебина, 2014

В “Неудобном прошлом” Николай Эппле упомянул сериал “Оттепель” как один из немногочисленных примеров правдивого отражения той советской эпохи. Посмотрела его целиком, мне понравилось — правда, главную роль играет Евгений Цыганов, но и герой его там как раз мудаковатый. А потом увидела в библиотеке книгу Лебиной, и решила узнать об Оттепели побольше. Про холодную войну и кукурузу-царицу полей мы и так в курсе, а вот какие, например, чулки носили наши бабушки, как менялись причёски, ширина штанов, отношение к разводам — вот это я понимаю, про это я ещё не читала. К тому же Наталия пишет не только про период самой Оттепели: здесь для сравнения есть и про суровые 20-е, и про жуткие 30-е, и дальше вплоть до 70-х.

Главная новость (которая на самом деле не такая уж и новость) — что бы там ни говорили, особого пуританства в это время не было, только квартирный вопрос:

“Сексолог И.С. Кон, живший в молодости в коммуналке, утверждал: “Когда позже я писал, что самым страшным фактором советской сексуальности было отсутствие места, я знал это не понаслышке”. В то же время в документах личного происхождения можно обнаружить и другие характеристики сексуального поведения горожан 1950–1960-х годов в таких же стесненных бытовых условиях. Писатель О.С. Яцкевич вспоминал: “Пуританства не было никакого, просто условия ужасающие.”

Ещё, видимо, из-за того, что Наталия Борисовна, с одной стороны, родилась в 1948-м году, а с другой — профессор и доктор исторических наук, в её книге буквально на соседних строчках встречаются конструкции “слабый/сильный пол” (без кавычек) и “гендерные категории”: “Размывание жестких границ гендерных категорий и наполнение их новым смыслом привело к тому, что короткие стрижки более не были закреплены за сильным полом, а длинные волосы — за слабым”. Открыть/Комментировать

2021-03-14 20:30:43 Открыть/Комментировать

2021-03-14 20:29:23 Мне книга не столько понравилась, сколько растриггерила: во-первых, в ней слишком мало детства Лидии Корнеевны и слишком уж много Корнея Ивановича. Это, конечно, логично в том плане, что он её отец и, разумеется, присутствовал в её жизни в период детства, но в книге нам рассказывают о всей его жизни, от рождения до глубокой старости — и когда Лидии ещё не было, и когда её детство давно уже закончилось.

Во-вторых, как и многие талантливые люди, он был не особенно приятным человеком, и то, с какой любовью и всепрощением (граничащим со слиянием и выгораживанием) описывает его Лидия Корнеевна, довольно тяжело наблюдать. То он чуть не погубил детей и себя, потому что перед бурей решил покататься с ними на лодке, то маленькая Лида с 6 до 10 лет вдруг стала ответственной за его сон — читает ему по несколько часов в день нужные книжки с нужной интонацией, а он капризничает или даже высмеивает её перед её братьями, которые во время её стараний спокойно спят и ответственности за своего папу почему-то не несут. И это ещё не все факты из книги, а уж сколько всего в книгу не вошло. Понятно, что в те годы отец, который не бросил детей, уже считался прекрасным отцом, как бы он себя ни вёл — Чуковского, например, бросил, что объясняет очень многое в его сложном характере — но из 2021-го грустно смотреть на то, как маленькая девочка пытается стать родителем собственному отцу, лишь бы заслужить его внимание и одобрение.

Возможно, потому что очень уж знакомое желание. Открыть/Комментировать

2021-03-14 20:25:28 Пошла смотреть, что из её книг есть в библиотеке, а там “книга воспоминаний Лидии Чуковской о детских годах, проведенных в дачном поселке Куоккала (Репино), и об отце Корнее Чуковском”.

Сама Чуковская писала, что в “Памяти детства” “всё правда, но не вся правда”: я так понимаю, это о том, что в ней нет тех историй советской действительности, которые было опасно печатать (Чуковской в СССР и так приходилось непросто), не рассказано о спорах с отцом на эту тему. Упоминание большого террора есть только один раз и мельком, в описании характера Корнея Ивановича:

“Он не любил пребывать в состоянии уныния, мрака и сопротивлялся, когда его тянули туда. Иногда попросту запрещал окружающим касаться в его присутствии какой-нибудь раны, неудачи, беды, этим требованием защищая свою работу, а работой обороняя веселье… Такая самоохрана в сочетании с деятельной отзывчивостью многих сбивала с толку, ставила в тупик. В самом деле, она граничила иногда с малодушием, а иногда даже — с жестокостью. Помню случай, когда в конце тридцатых годов, уже переехав в Москву, он отправился в Ленинград, чтобы попытаться выручить попавшего в беду человека. От волнения не спал накануне отъезда; не спал, как всегда, в поезде; потом, потерпев неудачу, с горя не спал в Ленинграде. Вернулся измученный и, проспав несколько часов у себя на квартире на улице Горького, сразу уехал на дачу. А в Москве его ждали родные того человека, ради которого совершил он свою нелегкую поездку. Рассчитывали часы и минуты, изучали расписание поездов. Он не зашел к ним, не позвонил, ничего не послал; уехал на дачу и уткнулся в гранки. Там с глубоким изумлением они его обнаружили и выслушали горькие вести.” Открыть/Комментировать

2021-03-14 20:25:04 203. “Памяти детства”, Лидия Чуковская, 1989

Чуковской я заинтересовалась с тех пор, как в лекции “Радио Арзамас” про начало Оттепели услышала эпиграмму Раскина:

“Не день сегодня, а феерия,
Ликует публика московская:
Открылся ГУМ, накрылся Берия.
И напечатана Чуковская.”

(напечатали только после смерти Сталина, потому как для СССР Чуковская была слишком “неблагонадежной”, слишком честной писательницей — вот и в той статье, которую напечатали, она пишет о лжи и ханжестве в советской детской литературе) Открыть/Комментировать

2021-03-07 19:40:18 Открыть/Комментировать