Один из уроков философии обыденного языка состоит в том, что н | здесь были драконы
Один из уроков философии обыденного языка состоит в том, что не нужно относиться к концептуальному словарю, как к чему-то, что обязательно подстроится под ваши мысли и смыслы. Наоборот, проблемы и сложности иногда коренятся преимущественно в том, что Витгенштейн называл философской грамматикой. Что любопытно, в некоторых случаях подход философии обыденного языка позволяет развеять скептический настрой, открывая пространство для построения более продуктивных позиций.
Так, понятие «данных» — это одна из тех вещей, которая генерирует очень много познавательного скептицизма в философии. Когда же вы видите словосочетание «чувственные данные», то можете быть уверены, что с большой долей вероятности оно используется, чтобы подчеркнуть недоверие к таким данным. Утрируя, возражение часто строится примерно так: «Данные? Для кого? Кому?». После этого начинается операция сведения всего к субъекту. Упирается на то, что даются не факты, а чувственно опосредованная информация, что любая данность искажается субъективной перспективой, и вообще все это кантовское «для-нас», которое не означает содержательного понимания вещи-в-себе, а даже наоборот. Этот маховик раскручивается до тех пор, пока сомневающийся не дойдет до мысли, что данного в смысле данных фактов (хоть и опосредованных чувственной и концептуальной нагрузкой) не существует, а скорее имеет место просто чистая чувственная и концептуальная нагрузка, за которой не факт, что скрывается что-то из разряда фактов.
Все это, конечно, я сейчас рассматриваю как toy theory. И все, на что здесь стоит обратить внимание, так на то, что к возражению нас подталкивает сам выбор термина. Он просто вызывает не те интуиции, на которые хотел бы указать человек, позитивно относящийся к возможности непосредственного обладаниями фактами. Но может ли обыденный язык нам здесь что-то подсказать?
Полагаю, что да, если мы обратим внимание на, как ни странно, деньги. Смотрите, бумажные деньги мы называем наличными, подчеркивая тем самым то, что это то, что находится в наличии у нас. Либо, если обобщать, то так мы указываем на такой класс вещей, которые могут находиться в наличии, как осязаемый объект непосредственного доступа. Весь прикол в том, что мы могли бы назвать бумажные деньги данными и заново раскрутить маховик сомнений, но уже в совсем иной сфере. Судите сами, деньги действительно всегда даны кому-то, кем-то и по каким-то причинам. Можно сделать акцент на субъекте, подчеркнув, что он принадлежит к некому классу, а поэтому ему дано больше денег, чем другим. Можно все это усилить акцентом на инстанции, дескать, деньги – это то, что даётся вследствие ситуации капитализма, а поэтому без неё это данное не имеет особого смысла. Смысл таких акцентов в том, чтобы показать, что то, что наличествует у субъекта – это не то, чем оно хочет казаться (например, это не универсальный эквивалент, а, допустим, символические кандалы капиталистического субъекта).
Фишка в том, что выбор терминологии «данности» или «наличности» по-разному настраивает интуиции, хотя, как кажется, одно слово почти всегда применимо там, где есть второе, и наоборот. Другой хороший пример – это теория естественного права, где до сих пор бьются копья насчет того, что значит слово «естественное» на фоне идеи о том, что точно не имеется ввиду ничего в смысле обычного употребления. В общем, порой стоит озадачиться вопросом когерентности концептуального словаря смыслу концептов, поскольку в ином случае проблемы с легкостью будут взрастать там, где одно с другим расходится.
