2020-10-04 23:35:12
Идеи, которые на нас влияют
#поговорисомнойнарративно
Нарративная практика считает, что идеи — это важные влиятельные элементы нашей жизни.
Более того, нарративная практика считает, что если сейчас мы верим в какую-то идею (от частного «я лентяйка» до общего «женщины должны быть заботливыми»), то нас кто-то с этой идеей наверняка познакомил.
Мы не рождаемся со случайным набором идей в голове. Мы приобретаем их, когда растем и взрослеем — какие-то более прямым образом («дети, запомните, что Земля не плоская, вот научные доказательства»), какие-то опосредованно (если я родилась женщиной и все женщины вокруг меня считают себя недостаточно стройными, я сделаю вывод, что женщинам это свойственно, и начну подражать их поведению сама).
Иногда можно проследить историю идеи в нашей жизни до самого знакомства с ней, но чаще всего прямой связи с источником не установишь. Идеи навязывают и подкрепляют точечно, постоянно, распределенно. Намек там, пример тут, избегание здесь. Вот идея и сформировалась, даже если никто её не написал на транспаранте и не прибил в прихожей. Она уже есть — и она на меня влияет. Изнутри.
Иногда, приходя к консультанту посоветоваться, мы надеемся, что он независимый специалист. Точнее, нам хочется так думать. Пока мы не натыкаемся на явные влияющие на этого специалиста идеи.
Например, когда я ходила к флебологу в элитную клинику по страховке на любопытствующую проверку, она провела аппаратом по моей ноге и задумчиво спросила:
— А вы всегда были ТАКАЯ?
Я что-то заподозрила. Мне не понравилось моё подозрение, я глубоко вздохнула и щедро предположила, что ошиблась. И уточнила:
— Какая?
Флебологиня посмотрела на меня строго, как будто я не смогла догадаться сама, а должна была.
— Пухлая.
Лежащая на кушетке я была размера L. В терминологии фэт-активисток это даже не small fat — нет, я straight size, то есть персона, которая может купить одежду в масс-маркете.
Судя по тону флебологини, ею управляла идея, что чем худее человек, тем лучше (она сама была довольно худая). Эту идею мы называем фэтфобией, и мне она не подходит.
Если бы флебологиня хотела задать нейтральный вопрос (и если бы на неё не влияла фэтфобия), она могла бы спросить, менялся ли у меня значительно вес за последний год. Потому что для проверки состояния вен важны факты скачков веса — а вовсе не ее мнение по поводу моей фигуры.
Как бы мы ни хотели казаться нейтральными и объективными, мы попросту не можем смотреть на мир нейтрально и объективно. Мы люди и мы всё пропускаем через линзу своего отношения к миру. Как бы нам ни хотелось на работе снимать с себя оценочную, субъективную сторону — она остается с нами.
Нарративные практики считают, что 1) нет человека, на которого бы не влияли идеи 2) мы не можем быть полностью объективными и это не страшно, потому что 3) мы можем признавать идеи, которые на нас влияют, делать их видимыми для собеседника, говорить о них открыто.
В учебе мы учились выявлять дискурсы и деконструировать их. Спрашивать: а мне сейчас подходит эта идея? В каком случае я готова с ней согласиться? На что мне хочется заменить устаревшую влиятельную идею?
Например, если я выступаю в роли консультантки и в середине часовой сессии оказывается, что я слышу от клиентки что-то, что противоречит моим ценностям, мне необязательно затыкать собственное сопротивление, «ведь надо потерпеть всего полчасика, а мы уже начали работу». И мне не надо оставшиеся полчаса изо всех сил переубеждать клиентку в её ценностях, чтобы доказать, что мои ценности правильные.
Я могу сказать прямо: «Ты знаешь, на меня влияет идея о том, что Х. Пожалуй, я не смогу помочь тебе вот с этим конкретно, потому что здесь твои цели противоречат с моими ценностями. Давай обсудим, есть ли ещё что-то, с чем я могу тебе помочь».
Признать, что есть конфликт ценностей, сделать видимым сомнение, вынести на свет то, что стало неуютно ощущаться — это и вроде бы очень просто, и одновременно ужасно трудно, если такого раньше не случалось в опыте.
5.1K views20:35
О
