1. Рауш, конечно, пытается в какой-то момент сделать вид, что | я просто текст

1. Рауш, конечно, пытается в какой-то момент сделать вид, что «либеральная наука» — это именно про логику и риторику, а не про сциентизм как таковой; то есть про способ полемики, а не некое доказательное установление правды. Но получается у него так себе, в итоге, кажется, он все равно убежден, что примерно по любому сложному вопросу в итоге можно установить консенсус, основанный на некоторых убедительных рациональных аргументах. Очевидно, что в социальном и политическом поле масса сюжетов, с которыми этот фокус не работает и которые в итоге сводятся к вере. Взять хотя бы вопрос об абортах, который и сам Рауш упоминает, но не разворачивает: с обеих сторон там масса научных аргументов, но в итоге, по большому счету, многое сводится к онтологическому вопросу о том, что такое человеческая жизнь и когда она начинается. Трудно себе представить консенсусное разрешение этого вопроса в рамках либеральной науки. (Впрочем, Рауш на это сказал бы, наверное, что когда-то не менее неразрешимым казался вопрос о положении планеты Земля в космосе.)

2. «Нам ведь нет нужды извиняться за особый статус демократии и капитализма в нашем обществе», — пишет Рауш в начале 1990-х, в эпоху «конца истории», когда значительному количеству мыслящих людей в западных странах и правда кажется, что либеральная политика и экономика победила и объективно является высшей на данный момент точкой социального прогресса. Сторонники «новой этики» (я использую это словосочетание для удобства и краткости, но в кавычках — см. очерк Эллы Россман об истории этого понятия) в 2020 году, очевидно, отвечают на это так, что вообще-то нужда извиняться есть, потому что ваша демократия — это витрина для системы, которая укрепляет доминирование сильных над слабыми, а ваш капитализм вообще хотелось бы отменить. И соответственно, когда Рауш имплицирует, что если вам не нравится «либеральная наука», то тогда вы ставите под сомнение и капитализм с демократией, нынешний ответ на это очень простой: да, ставим.

И последнее. Судя по всему, триггером для манифеста Рауша исходно стала ситуация с фетвой против Салмана Рушди; а точнее — реакция Запада на эту фетву: Рауша сильно возмутили заявления западных политиков и институций, что, конечно, убивать за книгу — нельзя, но обижать мусульман нехорошо. Любопытно, что, по всей видимости, эта фетва и события вокруг нее вообще были сильным потрясением для западных интеллектуалов: Карен Армстронг в своей книге «Битва за Бога», о которой я еще собираюсь написать, тоже упоминает этот момент как во многом определяющий для современной истории фундаментализма. Это к вопросу о множественности реальностей: подозреваю, что (пост)советский человек, если попросить его вспомнить ключевые события 1988 года, не включит Рушди даже в первую сотню.

P. S. Текст поста писался позавчера; следующие два дня напомнили, что никем не выбранные главы технических корпораций, произвольно принимающие решения о политической цензуре, — куда большая угроза универсалистской концепции свободы слова, чем любая «новая этика» (впрочем, как верно отмечают читатели, одно с другим связано). Интересно, что об этом думает Джонатан Рауш.

https://www.litres.ru/dzhonatan-raush/dobrye-inkvizitory-vlast-protiv-svobody-mysli/