1127 (3). До того Гриша рассказывал о том, как устроился работ | Записки технотеолога в миру

1127 (3). До того Гриша рассказывал о том, как устроился работать в детскую администрацию заместителем начальника приказа игр и церемоний (так называемого «Синего Эфира»). В прошлом месяце он ездил в %Козыревск% (бывший Норильск) для инспектирования закрытого завода по изготовлению деталей для синтеза тела бога. По его словам, Ухо Бога было почти готово и вот-вот должно было поступить в массовую продажу (впрочем, о скором старте продаж говорили уже не одну гигасекунду).
— Я для себя это формулирую так, — продолжил Гриша, горячась. — Чтобы ни одна либеральная сука не запрещала мне слушать группу «Любэ» и чтобы ни один консервативный мудак не запрещал мне слушать группу «Тату»!.. — Гриша стукнул кулаком по столу. — Я даже недавно придумал «Любэ-тест»… И успешно опробовал!.. Нужно где-то к середине вечеринки поставить мою любимую про скворцов или «русские рубят русских», и тогда все либералы и часть левых дружно покинут комнату или даже вписку...
Аня и Петя с интересом и смущением наблюдали за ним, но сказать им было нечего. Пете общество Гриши давно уже было в тягость — в первую очередь из-за того, что он ревновал к нему Аню: ещё в клубе, когда нагрянул пурпурный патруль, они прижались друг к другу у стены и поцеловались. Но она ему по большому счёту безразлична, успокаивал себя Петя: вот, например, прямо сейчас внимание Гриши приковано к соседнему столику, за которым сидит их бывшая училка по новейшей этике звука, та ещё бомба...
А Аня вообще не думала ни о чём конкретном. Гриша её действительно не очень интересовал, а про Петю она ещё не поняла, что любит его. Её вдруг настиг эффект катастрофического остранения (третий или четвёртый раз за последнее время) — она увидела происходящее как бы из далёкого метапрошлого: а что сказали бы люди той эпохи, увидев их втроём за этим столиком, услышав, как они между делом говорят про христиан-инопланетчиков, ушные маски и тоталитаризм микрохроматики... Она подумала, что хотела бы написать когда-нибудь такой фантастический роман, в котором «большое историческое будущее» представало бы лишь как фон, а фигурой были бы какие-нибудь незначительные «бытовые» детали, как в фильмах Алексея Германа («Ваня, я Ханина люблю»). «Великая ирония фона» — назвала это Аня про себя и улыбнулась.
— Правда, репутация для публичного политика у меня, прямо скажем, ну так себе... Про меня не такое расскажут, не такое небось наплетут, дескать, бражничал, дескать, куражил… Я сейч…
Гриша оборвал себя на полуслове и, сильно покачиваясь, встал из-за стола, точнее, вывалился из-за него куда-то вбок.
Аня с Петей молча обернулись посмотреть, куда он направился: их тотчас ослепил и позабавил блеск в глазах бывшей учительницы Маргариты Алексеевны, сидевшей позади них и как будто давно ждавшей, когда Гриша перестанет бросать на неё взгляды и бросит к ней свою речь.