3420 (3). Фигуры в белом отмерли и стали переглядываться. — Я | Записки технотеолога в миру

3420 (3). Фигуры в белом отмерли и стали переглядываться.
— Я уже везде опоздала, — сказала одна из них. — Можно сразу идти в столовую, Маргарита Алексеевна там всё за меня заполнит…
— Да, я тоже пойду, — сказала другая. — Мне кажется, отреагирование прошло успешно. Поздравляю, Леонид Дормидонтович, ваш адвентаналитический метод эволюционирует, ключик нащупан…
Первая фигура подошла к настоятелю, пожала ему руку и быстро покинула кабинет. За ней, кивнув, вышла вторая.
— Всего хорошего. До встречи, — сказали третья и четвёртая фигуры и тоже исчезли за дверью.
Мы остались в кабинете с настоятелем вдвоём.
— Что это было? — спросил я.
Уже как будто можно было бы выдохнуть и расслабиться, но я продолжал ощущать внимательную тревогу.
Настоятель развёл руками.
— Я сам ещё не успел привыкнуть, всё произошло так стремительно… — сказал он. — Мы только начинаем налаживать межинститутские связи. Вы же видите, какие они непредсказуемые…
— Так себе приключение, откровенно говоря, — сказал я. — Но будет хуже, если они сделают из этого систему…
— Сделают… — хмыкнул настоятель. — Сделали!.. Для института наступили другие времена, мой друг, с этим придётся мириться.
Я заметил, что всё ещё держу в руках пачку бумаг.
— А что мне делать с..? — спросил я.
— Ну, вы же сами сказали: нужно изучить… — ответил настоятель. — Посидите тут, полистайте, а я отлучусь на пару килосекунд. Хочу догнать одного из наших гостей, какое-то скомканное вышло прощание…
— Я как раз с обеда, не тороплюсь, — сказал я.
— Ну и славно. Присаживайтесь.
Настоятель выдвинул стул из-за стола и спешно вышел из кабинета.
Звон в ушах, меж тем, не прекращался, только сделался чуть тише и ниже.
Сев за стол и положив перед собой пачку листов, я опять первым делом заглянул в её середину. Там моё внимание привлекла строчка: «После легендарного лета 2018 года в моей голове что-то начало проясняться». Да, безусловно это писал я, но что…
Меня обдало жаром, а звон в ушах усилился.
…Но что это за странный шрифт?.. Я стал лихорадочно перебирать страницы: весь текст, кажется, был набран только им. Такой непривычный зазор под нижним и над верхним выносными элементами, такие выразительные, словно что-то говорящие просветы в буквах «а» и «о»…
Гад, гад, гад… Старый рецидивист… Коробка… Канон, фанфик… Улики… Они всё видели, они его соучастники… Они всё свалят на меня…
Моё сознание заполнилось белым светом — похожим на тот, что исходил от гостей настоятеля. Мне ещё никогда не приходилось оказываться в роли курьера запрещённых богов. Использовав уязвимость в визуальной системе, специально разработанная шрифтовая гарнитура, служащая контейнером для незаконного теотранспорта, взломала установленную Богонадзором защиту в кортексе, и теперь запрещённые боги воздуха свободно закачивали себя в мою пневму.
Никакие это не ангелы фанфиков и даже не сотрудники Института анализа систем приключений, а обыкновенные теоконтрабандисты! Исламский комиссар скорее всего тоже в деле… Скрыли свои щи за какими-то белыми фонариками, разыграли комедию с моими записями, а я теперь типа крайний… Отродясь такого шрифта не видывал! Да и какая подлость — осуществить контрабанду богов через мой же текст, какая метаирония!..
Транспортируемые в мою пневму боги воздуха постепенно уплотнялись и обретали узнаваемый вид: я успел только понять, что они из индоевропейского пантеона и как-то связаны с аэрофашизмом. Я слышал гимны аэрофашистов, видел их дома под светящимися облаками, ощущал круговорот их сакральных символов...
Затем моё сознание погасло.

Следующий образ, сохранившийся в памяти, — светлый проём двери, как будто в моей келье, и голос настоятеля:
— Это приключение подорвало его силы. Пусть отдохнёт. Только не закрывайте дверь, чтобы он мог позвать на помощь в случае чего...
А потом другой голос, удаляющийся:
—...Да вы поймите, что это не метамодернистский роман, а метарусский роман!... Есть разница!..
Мне почему-то подумалось тогда, что он принадлежит моему старому знакомому Франциску Пришвину.