Рождество в тени свастики В рождественскую ночь 1959 г. дво | Стальной шлем
Рождество в тени свастики
В рождественскую ночь 1959 г. двое 25-летних активистов крайне правой Немецкой имперской партии (про неё можно прочитать в статье для премиум-подписчиков на Boosty и Patreon) пробрались к кёльнской синагоге, которую всего за несколько месяцев до того торжественно открыл канцлер Конрад Аденауэр, и исписали её стены свастиками и антисемитскими разжигающими лозунгами. В течение следующего месяца по всей ФРГ были зафиксированы 700 (!) аналогичных проявлений антисемитского и ультраправого вандализма. Свастиками исписывали синагоги, кладбища, стены государственных учреждений, двери домов, где проживали евреи, уцелевшие после Холокоста. Из тех двух с половиной сотен вандалов, кого поймали, 55% ещё не исполнилось 20 лет, а 20% было от 20 до 30 лет. Участились случаи вербальной агрессии против евреев. Антисемитская волна стихла только к весне 1960 г.
Что это было? Первая реакция официальных властей Федеративной республики состояла в желании замять скандал. Вандализм объяснялся не более чем выходками отдельных хулиганов, ну или тем, что «дети балуются». Насмотрелись телерепортажей из Кёльна и по недомыслию стали сами рисовать нехорошие символы. Канцлер Аденауэр наставлял полицейских, что если те поймают пресловутых хулиганов, последних нужно просто хорошенько побить, а потом отпустить. Вскоре концепция изменилась. Министр обороны Франц Йозеф Штраус начал говорить об «иностранном следе». Коммунистам выгодно опорочить Федеративную республику в глазах мирового сообщества, поэтому восточногерманские спецслужбы изрисовали свастиками все подъезды в ФРГ. Правда, никаких доказательств этому так и не предоставили.
В конце концов, вандализм был увязан с проблемой неэффективной «проработки прошлого» в послевоенной ФРГ. Дело в том, что в первые 15 лет после окончания войны и падения нацизма в Западной Германии не было проведено никакой реальной работы с исторической памятью и общественным отношением к нацистскому режиму. Демократические институты Федеративной республики во многом оказались навязаны немцам «сверху» западными союзниками. Здесь следует отметить важное различие. В конце Первой мировой войны монархический режим был свергнут самими немцами, а немецкая государственность сохранилась. В конце Второй мировой войны нацистский режим был свергнут войсками Антигитлеровской коалиции, которые заодно в принципе упразднили немецкое государство. Последнее было «пересобрано» западными союзниками по своему образу и подобию.
Однако сколько бы официальные лица не утверждали, будто 1945 г. «подвёл черту» и «Германия начала с чистого листа», мировоззрение десятков миллионов человек всё равно оставалось прежним. Раннюю ФРГ продолжали населять и строить вчерашние «партай-» и «фольксгеноссен». В наше время часто говорят, будто гражданское общество способно «перерастать» государственные институты. Но в ранней ФРГ всё было с точностью до наоборот. Государственные институты «переросли» общество, которое ментально оставалось ещё в 1930-х гг. Социологические опросы в 1950-х гг. продолжали фиксировать, что до половины западногерманского населения оставались антисемитами, которые были готовы признать Гитлера «величайшим государственным деятелем в истории Германии», если бы не проигранная им война.
Скандал зимой 1959/60 гг. так сильно отразился на международной репутации ФРГ, что власти, наконец, начали предпринимать меры по «проработке прошлого». Например, до этого в школах и в университетах о национал-социализме почти не говорили. Теперь школьные и университетские программы были переписаны, и подрастающее поколение могло узнавать о недавней диктатуре не только от родственников и друзей, но и через систему образования.
Именно с молодёжи 1960-х гг. начался сдвиг от «триумфаторского» восприятия национальной истории к её более критическому осмыслению, которое, справедливости ради, завело многих в тупик самоненависти. Последующие десятилетия показали, что найти адекватный баланс в восприятии собственной истории – задача не менее сложная, чем растопить лёд забвения и молчания.
