Вторыми, кто почувствовал на себе новый характер Володи, стали | С пролетарским приветом

Вторыми, кто почувствовал на себе новый характер Володи, стали его друзья. Например, он мог прийти на день рождения однокашника Олега и уже после второй стопки завладеть общим внимание, чтобы слёзно и красочно рассказать присутствующим об умирании сына. Шесть чудовищных подробностей были обязательными пунктами этого рассказа. Естественно, слушателям было больно и неловко. Некоторые девушки плакали. Парни отводили глаза и хмурились. Володя швырял свое безумное горе в их неподготовленные лица и жадно ловил скорбную реакцию, будто какой-то монстр внутри него питался ею. Со временем Володя впал в такое состояние, что уже не мог говорить ни о чём, кроме своего горя. Однажды однокурсник Никита сказал: "Какая отличная сегодня погода!", а Володя посмотрел на небо и ответил: "Да. Жаль, что мой сын не дожил. Как ты думаешь, он сейчас на небесах?" Никита смешался и уставился в землю.
Постепенно все Володины друзья стали его избегать. Это далось им непросто. С одной стороны они жалели Володю и хотели ему помочь, но не знали как. С другой – они уже физически не могли погружаться в атмосферу неизбывного горя. Им хотелось светлой радости, нормальных разговоров, обычной тусовки, а не вечных сумерек Великой Трагедии. Однако игнорируя Володю, друзья все равно чувствовали себя виноватыми. То ли менталитет, то ли какая-то трудноуловимая традиция, но что-то призывало их склониться перед Володиным горем. Известно, долгое переживание вины губительно для человека. Чтобы не погибнуть, друзья вооружились цинизмом. Точнее, сама вина переродилась в цинизм, и насколько сильна была их вина, настолько беспощадным стал их цинизм.
Только Аня, которая страдала от Володиных нападок больше всех, не поддалась этой метаморфозе, всё также безропотно принимая жалость и горе мужа. Сам того не замечая, Володя не давал Ане оставить позади смерть сына, ежевечерне возвращая её в тот день и заставляя переживать его снова и снова. Если к чему и применима высокопарная метафора ада, то именно к этому периоду их жизни. Отдельного упоминания заслуживает памятник, который Володя возвёл на могиле сына. Он был двухметровым, исполненным из мрамора, с богатой клумбой, на которой не переводились свежие цветы. Кованая оградка была увита разноцветными детскими лентами. Всякий раз, приходя с Володей на могилу, Аня понимала, что её муж тяжко болен. Потребность сопротивляться его состоянию долго зрела в её нерешительном сердце и окончательно вызрела только через два года после смерти сына. К сопротивлению девушку подтолкнула усталость. Она буквально смертельно устала скорбеть, говорить о ребёнке, рассуждать про рай и ад, ходить три раза в неделю на могилу. Жизнь подняла голову в некогда безутешной женщине и в упор посмотрела на Володю, давно превратившегося в смертопоклонника. Столкновение разыгралось на могиле сына жарким июльским днём 2013 года. Аня была не из тех людей, которые сопротивляются чужому влиянию постепенно, как бы отжимая его от себя. Скорее, она напоминала боксёра-панчера, который может пассивно проходить по рингу одиннадцать раундов, а в двенадцатом отправить противника в глубокий нокаут.
В тот день Володя и Аня приехали на кладбище с инструментами. Володя хотел обновить лавку и поменять разноцветные ленты на ограде. В каждый свой приезд Володя мыл памятник, убирал невидимые мусоринки из цветника, гладил мрамор и произносил прочувственные речи, перечисляя шесть чудовищных подробностей смерти сына. Когда он заговори про них и на этот раз, пружина внутри Ани распрямилась. Она подошла к Володе и, глядя ему в глаза, сказала:
– Он умер, Вова.
– Я знаю, что умер. Я вышел на Снайперов...
Аня подошла вплотную и снова сказала:
– Он умер, Вова.
Володя замолчал. Анино лицо дышало беспощадной правдой. Мужчина что-то уловил, но уловил не вполне и продолжил:
– Он лежал в саркофаге. Я смотрел на него, а он... Он дрыгался. Он...
– Он умер, Вова.
Володя впал в ступор. Потом вскинулся и затараторил:
– Ты не понимаешь! Мы ведь хотели отдать его на плаванье! А потом на английский, а потом...
– Он умер, Вова.
– Я нёс его по коридору... Я...