Болею, ем мало, рассчитывала перед отпуском похудеть. Но тут п | Beshley

Болею, ем мало, рассчитывала перед отпуском похудеть. Но тут приезжает купальник. И не налезает так, что хочется сказать не налазит: впивается, жмёт, задница глядит отовсюду, да ещё и выглядит — как уползающее из бабушкиной кастрюли тесто. «Всё, — думаю, — отрастила».

Тут же вспомнились зловещие ёлочные огоньки, запахи тёплой кухни, мандарины испуганно жмутся друг к другу, телевизора ор, и я — склонившись над горами оливье — спрашиваю подругу:
— Майонеза-то надо сколько?
А она говорит:
— Хуярь.

«Нахуярила», — говорят мне из зеркала мои же, с укоризной, глаза.

Ладно! Я человек терапевтированный, умею принимать себя. Задница есть задница. Если бы у меня мозг на майонезе отрос — вот была бы проблема: жопа хотя бы молчит и ни с какими идеями не приходит посреди ночи. С мозгами надо коммуницировать: рептильный мозг ублажать, нейронные связи наращивать, спать вовремя, пить витамины, в худшем случае — антидепрессанты. А задницу, что? Кремом намазала, пожамкала и забыла. Если бы не купальник этот, я бы её за проблемную зону и не считала.

«А что скажут люди?»

Вот это, конечно, вопрос. И стоило только о нем подумать, как за плечами выстроилась непобедимая, призрачная стена. И первый же призрак — подтянутый, стройный как кипарис Д., любовь моя институтская, говорит: «Купальник надо оставить, пока не влезешь. Помнишь, ходили бегать за два квартала, чтоб ты похудела? Вот, утречком опять побежишь». Такое я помню. Такое почему-то не забывается. Тут выступает другой эксперт — сомнительных предпринимательских качеств бизнесмен В. (сомнительных, потому что разорился и чуть не сел, без всякой на то злой воли), худой как жердь. «Я, — говорит, — считаю, что шея у женщины должна быть лебединая, талия — осиная, а ноги…ноги должны быть как циркуль». Тут я вспомнила, что и десять лет назад не могла вообразить себе эту женщину. Следом вышел высоченный дирижёр К., повертел нервическими пальцами палочку, повздыхал, наконец произнёс пространную речь о течении времени и о том, как оно — время — падает на женскую красоту, словно молот Малера. Я только глаза к потолку завела. Вечно эти артисты: наговорят красивых слов, а начнёшь разбираться — бессмыслица. Ну какой еще молот? И при чем тут увядающая красота? У меня жопа выросла, а не отвалилась.

(Лукавый, конечно, вопрос «Что скажут люди?» Люди по большей части молчат, а говорят, как и я, — с голосами, с собственной выдумкой, со своим страхом. Люди — это такое множество, которое постоянно сужается до нескольких дураков, однажды доверительно сообщивших тебе феноменальную глупость.)

«А вот у женщины в соседней квартире жопа — меньше в два раза», — между тем, встрял в мои размышления журналист Г., который всегда отличался наблюдательностью и никогда не отличался тактичностью.

Терпение моё, и без того натянутое словно злосчастный купальник, наконец, лопнуло.

«Так, — говорю, — мужики, вы чего такие хуевые у меня? Вам не стыдно? Уже расстались давно, а вы всё душните, гундите, газлайтите. Давайте уже, соберитесь, даю вам последний шанс. Скажите нормально: «Бешлей! Звезда ты наша утраченная. Дева ты наша огненная. Дура бриллиантовая! Пирожочек воспоминаний! Красивая у тебя жопа. Ну?»

Мужики застыдились, замялись, кто бороду почесал, кто подмышку. Наконец, подтянулись. Выстроились. Дирижёр палочкой своей волшебной взмахнул.

Воспели.

Ну могут же, а.

***
Уже оформив возврат дорогостоящего куска эластичного полиамида, подумала, что надо ведь что-то делать. Провести какую-нибудь работу. Коррекцию фигуры. Улучшить себя.

Взяла телефон и написала любимому М.:
«У меня для тебя благая весть. Выросла жопа! Ты должен быть очень рад».