С одной стороны облегчение, что всё тихо. В одном из слухов ко | Никита кричит
С одной стороны облегчение, что всё тихо. В одном из слухов ко всем новеньким на первом этаже должен подходить какой-то мужик и предлагать тебя выебать у себя в палате насильственным путём (такого не было, если что — ура!). А с другой стороны обстановка весьма нагнетающая. Всё вокруг считывалось, как единое помещение без дверей. Гурьба незнакомцев с чёрт знает какими расстройствами. Во время партии в карты, рядом с нашей бандой игроманов расплакался здоровенный нерусский мужик, говоря, что его тут все с ума сводят и он больше никому не поможет, все плохие, в воду ему что-то мешают. Потом какой-то сисястый толстяк в углу расковырял нос до крови и санитары пытались отвести его умыться, а он лишь повторял, что ему плохо и не вставал. В итоге сестра ушла, бурча под нос матерные ругательства про заключённых.
Далее я нашёл забытую всеми на подоконнике книгу Булгакова «Мастер и Маргарита». Подошёл максимально близко к решётке, где с обратной стороны наблюдали санитары, встал у окна и придался идеально написанному чтиву. От красивого построения слов Михаила я вспомнил о своих тщетных писательских попытках и устыдился… Литература меня слегка успокоила и отвлекла. В шесть был ужин. Было приятно, что я могу поесть в самых первых рядах и не ждать, как обычно пока нижние этажи закончат. За столом я уселся с теми, с кем уже разговаривал. Мы мило беседовали украдкой, хихикали. У собеседника был здоровенный фингал и рассечённая скула, зашитая нитками (позже я узнал, что это произошло как раз сегодня, за пару часов до моего визита). Распросить об этом возможности хорошей не было, увы. После ужина я пошёл обратно в наблюдательный пункт, в коридоре была толпа ожидающих. Там были мои бывшие знакомые. Один жирный мужик со второго этажа удивлённо уставился на меня. Пользуясь случаем, я скорчил дикую рожу и с улыбкой смотрел на него. Надо веселить себя хоть чем-то в подобным ситуациях…
Пара ребят просила меня запомнить сотовые номера, чтобы потом я со своего телефона связался с их матерями и дал знать, что их чада нуждаются в звонке (да, их я тоже сразу же забыл — просто потому что не смог запомнить). Многие вели со мной краткие диалоги, даже что-то шутили. Как никак новенький, да ещё и членораздельно говорящий. Есть парень лет 18, выглядящий как сорокалетний Квазимода: короткая бочка с огромным горбом и пузом. Вокабуляр этого милого создания весьма прост: громкий и резкий возглас «НААААААААЙН». А под вечер он разошёлся и рычал, как настоящий тигр рядом со мной (я честно боялся, что он набросится на меня и покусает). Потом ещё один мужик сильно расплакался, твердя санитарам, что он никому не нужен. Зрелище весьма удручающее. Обещанные восемь часов уже наступили. Никто меня не выпускал. Санитары твердили, что сюда если спускают, то уже до утра. Отправивший бедного военкоматчика Никиту Склярова вниз Адамыч благополучно съебался домой, и никому о планах моего заключения не поведал. Пришлось докапываться, выпрашивать, чтобы поговорили со старшей сестрой. Я вежливо рассказывал о недоразумении, что ошибку свою понял. В итоге пробыл там с 4 до 9. В наказание ещё забрали телефон до завтра.
Я придумал себе, что меня все потеряли. Что сейчас я поднимусь наверх, попрошу интернет у ребят, зайду с ноута в вк, а там куча писем от волнующихся друзей, которые почему-то должны знать, что я куда-то исчез. В итоге не было ни единого сообщения. Да и до этого обо мне могли не вспоминать по многу дней, но я и забыл об этом из-за своих фантазий, вызванных испугом… Ни в одной из соц. сетей ничего не было. Стало тоскливо. Но товарищи по палате окружили меня, как героя и начали устраивать допросы. Ваня даже уже написал письмо в прокуратуру по поводу моего отправления к сумасшедшим.
Да и вообще я осознал, что осталось меньше недели. Ничто и никто меня не расстроит. Я сильнее любого дерьма. До свободы остались считаные часы. Только вот сегодня каждый сотрудник, через которого я проходил, несколько раз спрашивал мою фамилию. Думаю, моя шалость будет иметь весомый результат на итоговой комиссии… Печально. Я очень хочу выйти отсюда без справок.
