Мама вернулась в жизнь, воспряла как птица Феникс- огненная, в | Мята Хари

Мама вернулась в жизнь, воспряла как птица Феникс- огненная, взбалмошная, громкая, обновленная и бессмертная.

Она явилась с чистыми пёрышками ранним утром, и
как всегда я
поразилась её уникальной способности восставать из пепла.

Кроме разодранных лап ног с синяками ничего не говорило о том, как и где провела она эти дни.
Ни-че-го!
Ясный взгляд, чистый клюв, четкие слаженные движения и... чувство ПРАВды и собственной ПРАВости, ПРАВомочности жить как ей хочется.

Вот вы мне часто пишете, мои дорогие, спрашиваете, как я с этими историями
справляюсь.
Нормально справляюсь,  продыхиваю, медитирую, все понимаю, легко и быстро отпускаю.
Так мог бы выглядеть мой ответ будь я - не я.

Но это неправда.

Правда в том, что бывает по-всякому. 

Бывало, я считала нужным ругать ее, отчитывать, как нашкодившего щенка.
Я орала так, словно словами затыкала сдерживаемую титаническими усилиями, и внезапно прорвавшуюся струю боли. С перекошенным от эмоций  ртом разыгрывала нелепые гамлетовские монологи, а, главное, чётко аргументировала свои выпады - человек должен знать в чем виноват, иначе это обыкновенная истерика.

А бывало, что ее внезапное появление и невозмутимый вид обескураживал меня и сбивал с толку.
И лишал слов.

Бывает, цепкое ледяное острое зубье страха в ожидании плохих вестей целыми днями сползает по животу и скребет сердце.

А бывает, мне просто надо хорошенько прореветься, чтобы душевная боль не скапливалась в теле и не становилась со временем болью мышечной.

Бывает, вспоминаю времена, когда каждый её выпад из жизни я оплакивала вавилонским ревом и проклинала:
сначала себя,
без конца перебирая ряд собственных ошибок: не подумала, не заметила, не остановила,
а затем ее,
окаянную,
и весь ее род - умный, цепкий, живучий, но темный, будто с порчей в крови.
Эта порченная темнота гулким эхом отзывалась во мне, когда я смотрела на нее после запоя - будто заглядывала в черные глаза (от нечистой силы)ее отца, самовольно ушедшего из жизни, не справившегося с алкогольной зависимостью - и я отрицала это родство и отрекалась - и снова, и снова.

Я уже не ищу новых способов, обещающих мне не разрушаться каждый раз, когда ЭТО, потому что все необходимые инструменты у меня уже есть, и их достаточно,
чтобы не нырять ТУДА всем сердцем.

Потому что я и так бесконечно пускаю по шторам закрытых век одну и ту же неприглядную картинку:
красивое платье или стильная яркая с принтом и блестящими пайетками футболка (моя орлица в золотисто-красном оперении),
мускулистые ноги, густые волосы с лёгкой сединой, обязательные серьги в ушах - и вот она, родная,
свалена огромной кучей в какой-нибудь овраг.
И я отворачиваюсь и убегаю от этого беспощадного оксюморона.

Я выбираю не видеть этого.
Я выбираю отдавать любые деньги,
организовывать все как надо: сводить людей, инструктировать гонцов, оплачивать все расходы, компенсировать любой урон, - только
не видеть
это
своими глазами.

Я выбираю напоминать себе, сколько страшного, недопустимого, непоправимого я ей сказала, сколько ударов в грудь нанесла,
сколько жил вымотала.

И выбираю посылать себе в прошлое свой же собственный голос:
хватит,
перестань, заткнись!

Последние годы, когда мамин абонент "вне зоны доступа", я нахожу её во сне. Вот сильная спина ее, спортивный стан - она всегда стоит в толпе спиной или полубоком, закрывая уши ладонями.
И я умираю от желания побежать наперекор толпе, раскидать всех по сторонам, развернуть маму к себе лицом, крепко прижать ее к себе, открыть уши и нашептать что-то сокровенное,
важное.

И никогда этого не делаю.

В христианском мире феникс символизирует триумф вечной жизни,
воскрешение и
веру.

Если это так, то почему для меня должно быть по-другому?

Я люблю тебя, мама.
Живи долго.
Живи вечно.
Живи как знаешь,
Живи по своей вере.
Живи, моя птица.