Недавно обсуждали с терапевткой нашу самую первую встречу два | Между нами говоря

Недавно обсуждали с терапевткой нашу самую первую встречу два года назад. Я хорошо запомнила, как в какой-то момент ближе к концу она притормозила мой бурлящий рассказ (я пришла к ней в сильных переживаниях, связанных с травмирующим опытом групповой терапии на моем первом учебном семинаре) и предложила познакомиться получше, раз уж мы видимся впервые. Когда она начала что-то говорить о себе (помню, что в рассказе фигурировали её собаки), я сидела и думала: что происходит? Какие собаки? Я тут вся в чувствах, а она про своих собак, что это такое вообще. Спустя два года я думаю, что именно то, как активно (по сравнению с моей предыдущей психологиней) она предъявляла себя на наших встречах, позволило мне заметить её как полноценную участницу нашего взаимодействия, что, в свою очередь, благотворно повлияло на мои отношения с другими людьми: я начала видеть не только своё отражение в их глазах, но и их самих.

Конечно, это не значит, что моя терапевтка меня не слушает или много говорит о себе; я по-прежнему занимаю большую часть пространства в нашем контакте, но я ощущаю этот контакт, даже когда она молчит. Лучше всего при этом я запоминаю те моменты, когда она реагирует каким-то неожиданным, порой даже нелепым или раздражающим образом: например, она может заливисто рассмеяться в ответ на какие-то мои слова, которые мне самой не кажутся настолько уж забавными. Раньше меня это немного выбивало из колеи, но потом я осознала, как сильно этот смех ассоциируется у меня с ней, он стал частью её образа, живущего во мне.

Я помню, как в разговоре о моей бисексуальности, которую я тогда пыталась осмыслить, она поделилась, что ей тоже нравятся женщины. Помню, как она предложила, если будет нужно, помочь мне с оформлением документов для поездки на учебу в Литву после начала пандемии (я не воспользовалась этим предложением, но оно осталось со мной как что-то, что моя терапевтка была готова сделать для меня сверх нашего привычного взаимодействия). Помню, как она выразила готовность говорить о моём страхе смерти в тот момент, когда её муж лежал в больнице в тяжёлом состоянии — и помню, как искренне меня волновала эта ситуация. Возможно, это не универсально, но для меня оказалось очень важным увидеть мою терапевтку не только как специалистку (которой она, безусловно, является), но как живого человека, способного быть спонтанным, неидеальным, неудобным. Мне кажется, что в нашей работе легко войти в роль всепонимающего слушателя, который всегда говорит только правильные слова; я сама стараюсь всеми силами этого избегать (хоть и не всегда успешно), и она своим подлинным присутствием очень мне в этом помогает.