Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

​​«Между актов» Вирджинии Вулф, 1941. Подходит к концу огромн | Kleinzeit

​​«Между актов» Вирджинии Вулф, 1941.

Подходит к концу огромный том малого собрания сочинений, «Между актов» - последний роман Вулф. Все знают, как она умерла, все знают, что такое 1941 год для Европы. Очевидно, оптимизм изменил великой писательнице, за каких-то 15 лет от жизнелюбия Клариссы Дэллоуэй не осталось и следа.

Аристократическое семейство собирается в Сарае, в одном из уголков крупного поместья, вечером будет спектакль. Может быть и не семейство, может просто знакомые, разрозненная группа людей, не питающая особых симпатий друг к другу. Постановкой заведует мисс Ла Троб, которую по большому-то счету никто и не знает. Представление оборачивается обвинением, но никто этого будто бы не замечает, жизнь и так убога, лишний раз издеваться над ней будто бы даже и грешно. Так хочется закричать, сбросить морок, но сбрасывать нечего, всё просто очень плохо и дальше будет ещё хуже, нас всех тошнит.

Роман писался с ноября 1940 по март 1941, немецкие самолеты уже вовсю бомбили Великобританию, в первую очередь – Лондон. Город постепенно превращался в руины, счёт погибших мирных жителей шёл на десятки тысяч. Где-то далеко теряли независимость Польша и Чехословакия, ближе – Франция. Как это стало возможно, всё же было так хорошо, Первая Мировая закончилась совсем недавно. Как элита великой державы, на тот момент всё ещё могучей империи, допустила бомбёжку Лондона? Может быть у Вулф и нет ответа на этот вопрос, но точно есть чувство вины, стыда за свой круг. «Ошметки, оскребыши, последыши» оказались не в силах сохранить цивилизацию. Ничего не делали, провожали взглядом военные самолёты. Не то чтобы совсем уж чуждая для нас ситуация.

Вулф заканчивает с «чистым искусством», вводит лобовые символы и даже карикатуру на саму себя. Перенасыщенный цитатами, в пиковые моменты текст, как ни удивительно, оборачивается комментарием к самому себе, объяснениями, до которых раньше писательница не снисходила. Стиль тоже будто бы изменился (а переводчица нет), вместо течения реки – копание в иле, в куче мелких камешков и веток, среди кусачих рыбешек. Но лучи света пробиваются до дна - Ла Троб не умирает, всего лишь прячется от аристократии. Той же ночью в шумном кабаке (ведь своей комнаты с недавних пор больше нет) она берётся за новое сочинение – но мы уже никогда не узнаем какое.