Перед самым разрывом мой парень стал шугаться меня как огня. И | Губернатор и К.

Перед самым разрывом мой парень стал шугаться меня как огня. Или скорее как большое мерзкое насекомое.

Тактильный и ласковый все предыдущие десять лет, он начал внезапно избегать прикосновений, причём настолько явно, что в коридоре обходил меня по стеночке, чтобы случайно не задеть. В постели ложился на самый край, держась на пионерском расстоянии. А если я сама трогала или обнимала его, замирал, сжавшись, едва дыша, словно жертва с маньяком. Порой его прямо передёргивало, если я дотрагивалась. Причём на словах он всё отрицал и говорил, что я выдумываю.

Это длилось всего месяц, но покалечило меня морально до самого фундамента, я до сих пор боюсь обнимать людей, стараюсь избегать прикосновений, чтобы никому не причинить неудобства, не вызвать омерзение вплоть до желания помыться – а вдруг у них как раз нет дома горячей воды?

Сидеть на ступеньках у Невы с чужой кудрявой башкой (прицепленной к живому телу, не подумайте!) на коленях для меня – форма терапии. Перебирать чужие волосы пальцами и с опасением ждать, что человек оттолкнёт, скривится, сморщится… но не получать такой реакции, лишь блаженную улыбку на расслабленном лице. Обнимать просто так, без повода, и получать в ответ не дежурные, а крепкие и искренние объятия. Держаться за руки, пить воду из одной бутылки, есть из одной тарелки, надевать чужую футболку и спать в ней, мыться в чужой ванной, вытираться хозяйским полотенцем – видеть как всплывающие уведомления на табло явные подтверждения тому, что мной не брезгуют, я не противна, не отвратительна как огромный таракан, меня не хочется обойти по дуге.

Не знаю, сколько ещё понадобится объятий и слов, контакта кожей к коже, чтобы перестать ощущать фантомную вонь раздавленного клопа, исходящую от меня, чтобы разрешить себе не только прикасаться, но и принимать или даже просить прикосновений и ласки. Чтобы самой лечь головой на чужие колени без сжатой пружины ожидания мига, когда меня жестоко спихнут.