Селеста Хэдли, «Нам надо поговорить, или секреты осмысленного | Lemix

Селеста Хэдли, «Нам надо поговорить, или секреты осмысленного общения»:

Несколько лет назад моя хорошая подруга потеряла отца. Я обнаружила ее сидящей в полном одиночестве на уличной скамейке около нашего места работы. Она сидела совершенно неподвижно, просто вглядываясь в горизонт. Девушка была в полном отчаянии, и я не знала, что ей сказать. Скорбящий человек очень уязвим, его чрезвычайно легко задеть за живое. Я начала рассказывать ей о том, как росла без отца: он утонул в результате аварии на подводной лодке, когда мне было всего девять месяцев. Я всегда оплакивала его потерю, хотя практически его не знала. Мне хотелось донести до нее, что она не одна, что я пережила нечто подобное и понимаю ее чувства.

Однако после того, как я поделилась своей историей, моя подруга посмотрела на меня и резко сказала: «Ладно, Селеста, ты выиграла. У тебя никогда не было отца, а я, по крайней мере, провела со своим тридцать лет. Тебе было тяжелее. Видимо, я не должна так расстраиваться из-за его смерти».

Я была ошеломлена и ужасно огорчена. Моей немедленной реакцией было желание оправдать ся. «Нет, нет, нет, — сказала я, — я имела в виду совсем не это. Я хотела сказать, что понимаю твои чувства». А она ответила: «Нет, Селеста, ты не понимаешь. Ты даже не представляешь, что я чувствую».

Она ушла, а я осталась беспомощно стоять, глядя ей вслед и чувствуя себя ужасно. Я подвела свою подругу: хотела ее утешить, но сделала только хуже. И тем не менее в тот момент я считала, что она просто неправильно меня поняла. Я думала, что она находится в уязвимом состоянии, поэтому несправедливо набросилась на меня, когда я всего лишь попыталась помочь ей.

Однако моя подруга понимала происходящее, возможно, даже лучше, чем я. Когда она начала делиться со мной своими сложными эмоциями, мне стало не по себе. Я не знала, что сказать, поэтому переключилась на самую комфортную тему, то есть заговорила о самой себе.

Возможно, я пыталась ей сопереживать, по крайней мере на сознательном уровне, но на деле перевела фокус внимания с ее страданий на свои. Она хотела поговорить со мной об отце, рассказать о том, каким человеком он был, поделиться заветными воспоминаниями о нем, чтобы я могла в полной мере оценить ее потерю. Вместо этого я попросила ее остановиться и послушать историю о трагической смерти моего отца.

С того дня я начала подмечать моменты, когда в ответ на рассказ о чьих-то потерях и страданиях начинала делиться историями из собственного опыта. Когда сын рассказал мне о столкновении с другим мальчиком из отряда бойскаутов, я поведала ему о девушке, с которой поссорилась в колледже. Когда коллегу уволили, я рассказала ей о том, как сложно мне было найти работу в аналогичной ситуации несколькими годами ранее.

Однако когда я начала анализировать, как люди реагируют на мои попытки выразить сочувствие, то поняла, что описание собственного опыта никогда не дает результата, к которому я стремлюсь. Все эти люди нуждаются в том, чтобы я выслушала их и осознала, через что они проходят. Вместо этого я заставляла их выслушать и признать меня.

Социолог Чарльз Дербер назвал эту тенденцию «разговорным нарциссизмом» — трудноуловимым бессознательным желанием завладеть беседой, говорить большую часть времени и фокусировать внимание на себе.