Письма из двух концов света

2020-01-17 12:29:35 #24 о духовной жизни

Сергей:

Вот есть некоторые церковные рекомендации или традиции, регламентирующие духовную жизнь. Например, о том, как готовиться к Причастию, когда следует поститься, какими молитвами молиться утром и вечером, когда стоит исповедоваться, а когда нет. Такое есть, например, в системе образования или в спорте. Чтобы достигнуть какого-то следующего этапа, нужно действовать по определенным правилам и с определенной нагрузкой. Но школа была бы не школой, если бы не давала возможность роста после нее. Она доводит человека до определенного уровня, а потом он сам принимает решения, сам растет. А в церкви такое возможно? Когда уже не правила нужно соблюдать, а поступать в соответствие с накопленным опытом? И как оценить собственный опыт?

о. Афанасий:

Ты привел, как мне кажется, очень правильное сравнение регламентации духовной жизни с системой образования или спорта. Но, по-моему, ты не до конца продумал это сравнение. Получая образования или профессионально занимаясь спортом, человек, поначалу, действительно следует некоторой системе, руководствуется правилами школы. И чем выше он поднимается, тем больше у него появляется свободы, различных ситуаций выбора, где он сам принимает то или иное решение. Но тем не менее, поначалу освобождаясь от строгой школы в образовательной системе, человек начинает работать с научным руководителем, а в спортивной системе - с личным тренером. Так и в духовной жизни, человек не может, наверное, на определенном этапе полностью уйти в открытое плавание и экспериментировать без всякой подсказки. Собственно, как мне кажется, в этом и заключается прежде всего задача духовника – помогать человеку искать свой личный путь к Богу, и идти по нему.

Если мы вернемся к нашей аналогии (здесь я остановлюсь только на образовательной системе, так как она мне отчасти знакома), то, взбираясь все выше и выше по ступеням знания, человек выходит в итоге на некий уровень. Если он остается в академии, занимается научной и отчасти преподавательской деятельностью, он все же не остается совсем один. Во-первых, у него есть коллеги, занимающиеся в единой или близкой к нему области, с которыми он, несомненно, советуется, изучает их результаты. А во-вторых, у него есть старшие коллеги, которые может уже и не занимаются столь активно научной деятельностью, но их опыт, их интуиция, часто оказываются весьма и весьма полезными.

Порой бывает достаточно просто поговорить с одним из таких людей о возникшей на пути к решению вопроса проблеме, как возникает некоторое просветления и имевшаяся доселе стена исчезает. Также, как мне это представляется, и в духовной жизни, на определенном этапе человек уже имеет определенный опыт сам, а духовник становится его другом и сотаинником, тем человеком с которым можно обсудить те или иные вопросы, чтобы понять как решить сложную проблему. В норме не должно быть такого, чтобы человек оказывался совсем один. Бывают, конечно, исключения в виде отшельников, которые все же советуются порой с такими же как они, или же с более духовно опытными людьми. А аналогом таких «старших коллег» я бы назвал старцев.

У нас, конечно, порой возникает такое несколько оккультное их восприятие, как некоторых гуру, которые должны полностью руководить жизнью своих адептов. Но для христианского образа жизни это ненормальное восприятие. Не знаю, отвечает ли все вышесказанное на твой вопрос, но главное, я полагаю, что нужно не забывать, что христианин с одной стороны всегда один на один перед Богом, и сам всегда дает перед Ним и только перед Ним ответ за свою жизнь. А с другой стороны, он всегда член общины верных, живущих перед Богом людей. Находясь в общении со своими братьями и сестрами, с мирянами, монахами и клириками мы каждый своим собственным путем, и тем не менее, идем к одному и единому Богу, помогая друг другу и поддерживая один другого на этом пути. Открыть/Комментировать

2019-12-30 21:13:31 #23 о молитве

Сергей:

Как ты считаешь, можно ли добавлять к словам уже утвержденных Господом или Церковью молитв собственные прошения? Например, можно ли в молитве «Отче наш» просить еще о чем-то другом и благодарить за то, за что действительно хочешь благодарить сейчас?

о. Афанасий:

Если ответить очень просто, то можно сказать: да, можно. Впрочем, как обычно, не все так просто с этим “да”. И, знаешь, несмотря на то что ты собираешь эти две категории: молитву Господню и церковные молитвы, вместе, в своем ответе я все же их вновь разделю. Начну с молитвы «Отче наше», коль скоро ты так конкретно именно ее обозначаешь в своем вопросе.

Так вот, «да» в данном случае очень легко превращается в «нет», оставаясь при этом «да». И связано это с самим смыслом молитвы Господней. Мне он представляется столь всеобъемлемым и вместе с тем столь точным, что к ней ничего особо не добавить и ничего особо не убавить. Она начинается с благодарения Бога, с восхваления Его, не за что-то конкретное, а просто вот так, как мы бываем благодарны своим друзьям и тем, кого мы любим, просто за то, что они есть. Стоит сделать это благодарение более конкретным и, как мне кажется, оно утеряет свою теплоту и близость, свою сердечность. Нечто схожее можно сказать и о прошении о чем-то другом, ведь насущный хлеб здесь обозначает любую нашу подлинную нужду, ведь насущным, то есть касающимся самой сути меня, всего моего существования, меня как человека живущего во времени, может быть только что-то поистине значимое.

Да, можно было бы попробовать сказать что-то иное вместо слова “хлеб”, но для нашей культуры, для нашего языка, сложно найти нечто столь же значимое и вместе с тем столь простое, столь понятное и очевидное, чем хлеб. Живи мы где-то в другом месте, имей другую знаковую систему, иной язык, может быть, мы бы сказали и нечто иное. Но так уж случилось, что это не так, что нужда в хлебе нам понятна и очевидна без всяких других разъяснений.

Тоже можно сказать и о последующих прошениях этой молитвы, но не думаю, что это необходимо, тем более что у меня есть еще один, экзистенциальный, аргумент. Читая эту молитву так, мы можем, пусть в малой мере, в каком-то смысле почувствовать Христа рядом с нами, молящимся также, ведь это Его слова, слова Сына Божия по сути, которые повторяем мы, лишь призванные быть таковыми, но редко такими поистине бывающими. И не только Христа, но и всех христиан бывших, существующих и будущих. Ведь молитва выводит нас вне пределов времени, а этой молитвой молились все христиане с самого начала и будут молиться до самого конца. Так что можно, конечно, ее переиначить под себя, но есть ли в этом смысл, не лучше ли просто придумать другую молитву?..

В случае с молитвами церковными все намного проще. Конечно в них можно, а порой и нужно менять слова в соответствие со своими переживаниями, тем более в молитвах пространных добавлять более четкое содержание. Можно и просто молиться своими словами. Ведь и эти молитвы были когда-то произнесены как чьи-то личные молитвы, иногда мы даже знаем имена их авторов. А можно и из разных молитв составлять нечто новое, ведь и многие церковные молитвы содержат цитаты и аллюзии на Священное Писание, особенно на Псалтырь, или на различные церковные тексты.

Главное, чтобы молитва была искренней, ведь слова имеют лишь то значение, которое придаем им мы, тем более когда наша коммуникация осуществляется, не с кем-то, кто может нас не до конца понять, или кем-то, кто может не знать нашего языка, но с Тем, Кому мы известны целиком и полностью, и даже лучше, чем самим себе. Открыть/Комментировать

2019-05-07 13:54:13 #22 О тени черной дыры

Сергей:
Недавно весь мир говорил об открытии доказательства существования черных дыр. Как считаешь, может ли быть какое-то христианское осмысление этого явления? Что мы можем сказать об этом? Для чего это нужно миру? Для чего мне знать, что они есть?

о. Афанасий:
Я не уверен, что у меня есть прямой ответ на твой вопрос, поэтому начну немного издалека. Научные теории, по крайней мере, физические - никогда не являются описанием реальности, как она есть. Научная теория – это всегда модель, в той или иной мере приближенная к реальности. Модель, которая позволяет делать достаточно точные предсказания, которая позволяет создавать различные технические устройства, с реальностью взаимодействующие. Но все же она остается моделью, которую можно улучшить. Как мне кажется, улучшать модели, которые строят люди, можно до бесконечности. Модель хороша настолько, насколько она удобна в использовании, и насколько она точна в своих предсказаниях.

Модель мира, построенная Исааком Ньютоном (надо сказать - используемая и по сей день в тех рамках, в которых применение ее оправдано), как стало ясно в определенный момент - не работает на скоростях и при массах превышающих некоторую границу. Модель, предложенная Альбертом Эйнштейном - оказалась способной преодолеть эти ограничения. Более того, она оказалась способной предсказать открытия, которые были совершенно невозможны на момент ее создания. И вот это и есть самое удивительное и самое интересное в открытии доказательства существования черных дыр. Из общей теории относительности следовало их существование, но каким-либо образом доказать это не представлялось возможным до настоящего времени. Это не значит, что эта модель абсолютно верна и окончательна. Это не значит, что ее невозможно уточнить, и что у нее нет никаких ограничений.

С христианской точки зрения для меня нет никакой особой разницы в том, как именно устроена структура нашего мира. Мне не важно, что вода это именно H2O, что атомы водорода именно таким образом расположены вокруг атома кислорода. Как христианину, мне важны смыслы, а не структуры. Смыслы, а не сами знаки, их обозначающие. Но тот факт, что человек одарен таким разумом, с помощью которого он может, вооружившись бумагой и карандашом, предположить, как примерно устроен мир, не просто находящийся перед его глазами, и который он может пощупать своими руками, но и мир не настолько легко доступный: будь то далекий мир звезд, звездных систем, галактик и их скоплений, или же о микромир, расположенный прямо перед глазами человека, но который узреть он не способен (т.е. мир наноструктур и квантовых состояний электрона). И тот факт, что эти предположения оказываются достаточно точными, чтобы подтвердиться в результате многочисленных наблюдений и экспериментов, пусть через десяток, а то и сотню лет - все это не может не поражать.

И если попробовать дать этому христианскую оценку, то можно сказать, что Бог одарил нас таким разумом, что человек способен высказывать о мире некоторые предположения, которые оказываются верными, или верными в некоторой степени. Это говорит, как мне кажется, опять же о Божественной любви к нам. Бог не творит нас существами не способными ни к чему. Но такими, которые способны к удивительному познанию. Это великий дар, которым нам следует пользоваться разумно. При этом важно не исключать из научного дискурса этическое. Чтобы разум наш всегда служил во благо и для созидания. И никогда (или, по крайней мере, старался никогда) не нести зла и разрушения, как это, к сожалению, бывало не раз. Открыть/Комментировать

2019-04-19 17:15:04 Здесь можно возразить - но как же, ведь Христос сказал: «где двое или трое собраны во Имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:20). И неслучайно автор выбирает трех участниц для своей истории, как бы упреждая всякое сомнение в наличии кворума для собрания. Вот здесь этот рассказ уже переходит к теме границ Церкви. Однако, как мне кажется, ссылка на этот евангельский текст не снимает вопроса о принадлежности к общине. Поскольку Тот же Христос сказал: «Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает» (Мф. 12:30). Св. Августин рассматривает этот стих в параллели с другим эпизодом из Евангелия, когда апостолы хотели запретить некоему человеку, не ходившему с ними, но изгонявшему бесов именем Иисуса, и Христос сказал, что они не правы: «не запрещайте ему <...> Ибо кто не против вас, тот за вас» (Мк. 9:39-40). Так вот, св. Августин говорит о том, что кажущееся противоречие между эти двумя отрывками разрешается тем, что они оба верны. Второй – в том отношении, что отделяющийся от общины Христа не становится сразу неправ во всем. А первый – в том, что его отделение от Церкви приводит к тому, что он расточает, а не собирает со Христом. Соответственно, заключает св. Августин, при возвращении отпавшего от Церкви исправлению в нем должно быть подвергнуто лишь то, в чем он не прав (Augustinus. De Baptismo contra donatistas. 1, 7, 9).

Если мы не берем неких исключительных обстоятельств, то предлагаемое автором истории собрание отделяет себя от Церкви, и тем самым погрешает против любви, поскольку единственной веской причиной отделения от общины является несогласие с ее учением. Причины же культурные, социальные, политические, или даже недовольство уровнем нравственности общины не являются серьезным основанием для отделения. Глубокая проблема заключается в том, что никто из нас не знает внутреннего состояния человека. Нет никакого внешнего способа доказать истинность той или иной общины, сказать: вот это точно Церковь, а это - точно нет. Это вопрос веры. А окончательная ясность и разрешение наступят только в эсхатологической перспективе, за пределами человеческой истории. Только Бог, знающий и судящий человеческие сердца, может выносить тот или иной вердикт о действительности, действенности и пользе тех или иных человеческих действий. Нам же остается только надеяться на то, что наш свободный выбор окажется верным, что мы собирали со Христом, а не расточали. Открыть/Комментировать

2019-04-19 17:15:04
# 21 О границах Церкви

Сергей:

Не так давно у одного православного блогера вышел материал с размышлениями о том, почему Евхаристию могут совершать только специально обученные и одетые в определенного рода одежды люди, используя специально заученные слова. И что Бог, несомненно, совершит Таинство, даже несмотря на то, что этот человек будет думать не о Нем, а, например, о футболе, спонсорах. Или вообще ничего не думать. Или вообще в Него не верить.

Но если соберутся для преломления хлеба какие-то непосвященные люди, и блогер утрирует – если это будут девушки-студентки, причем одна из них будет не совсем святая – работать в эскорте. И если они соберутся не в специальном помещении, а где-то на природе. И будут призывать Дух Святой не заученными текстами, а своими словами, искренне и с большой верой. То Бог, конечно, откажет им и не совершит Таинство Тела и Крови. «Потому что у Меня, у Бога, все по чину» – завершает автор.
Конечно, это вопрос о границах Церкви. Действительно – ведь разве Бог совершает Таинства автоматически, просто при наличии определенных признаков для «лицензии» – образования, одежд, посвящения, определенных текстов, священных слов. Или все же есть какой-то зазор?

о. Афанасий:

Честно говоря, я бы не сказал, что это вопрос лишь о границах Церкви. Это в первую очередь вопрос о ее внутреннем устройстве. Надо сказать, и это замечено уже давно, что в нашем мышлении устоялась несколько ложная картина. Вот есть клир, а есть миряне. Миряне – это те, кто приходят в храм получить некую духовную услугу. Клир – это те, кто эту услугу оказывают. Такой простой и понятный всем нам разговор о клерках и клиентах, который так легко можно перевести в разговор о лицензиях и франшизах. И вместе с тем, он совершенно не соответствует церковной реальности.

Мы уже обсуждали как-то с тобой вопрос о Церкви, и я упоминал о том, что совершителем всех Таинств Церкви per se является Христос, а не тот или иной священнослужитель, какое бы высокое положение он не занимал. Стоит также отметить, что Евхаристия Таинство в некотором смысле особое. Если остальные Таинства еще как-то имеют некий индивидуалистический оттенок, то Евхаристия это Таинство не епископа, не священника, не Таинство отдельного мирянина, это Таинство, совершаемое в собрании, которым и является Церковь. То, что в большинстве случаев все верующие какой-либо местности не собираются все вместе на одну общую Евхаристию, есть лишь следствие обстоятельств нашей жизни. Отмечу также, что именно общинный характер Евхаристии снимает вопрос о действительности Таинства недостойного священнослужителя, поскольку оно совершается не по его чистоте, не по его лишь вере, но по вере общины, и именно ради этой веры становится действительным и действенным Таинство независимо от нравственного состояния священнослужителя.

Для меня история, предлагаемая блогером, имеет некоторую нестыковку. Если эти девушки, действительно члены Церкви, то вопрос здесь не в том, нужно ли идти к специальному человеку, а скорее - нужно ли идти в общину. Строго говоря, Евхаристию не разрешается совершать священнику в одиночку. Поскольку, как пишет митрополит Антоний Сурожский, «ему не дана власть над хлебом и вином, ему не дана власть над Телом и Кровью. Только полнота Церкви, в центре которой, в сердцевине которой находится Триединый Бог, может это совершить. <...> он не благодатью, ему данной, а в единстве Церкви, народа Божия и Бога ее совершает» (Антоний (Блум), митр. Труды. Книга вторая. Вместо введения. Беседы последних лет. Беседы 2000-2001 годов. Храм и богослужение). Абсолютна та же логика применима и к нашей истории. Не потому, что у Бога все по чину и по правилам, и требуются «лицензированные специалисты» для оказания данной «услуги», Таинство у них, если и совершится, то не будет участникам на пользу, потому что они отделили себя от общины. Открыть/Комментировать

2019-03-18 21:09:38 В своем вопросе ты уже обозначил аскетическую сторону поста, как инструмента борьбы со страстями и подготовки к чему-то значимому. Это, кстати, объясняет, почему длинные посты бывают именно перед наиболее значимыми христианскими праздниками. Праздники Пасхи, Рождества, Успения и апостолов Петра и Павла выделены из числа прочих, отмечая наиболее богословски значимые явления в христианстве. Думаю, с Рождеством и Пасхой все довольно-таки очевидно, а потому скажу об Успении и празднике Апостолов.

В празднике Успения сконцентрировано особое отношение в православии к Божией Матери. А потому, чтобы обозначить особую Ее значимость для нас, мы перед этим праздником совершаем пост, чтобы почтить Ее. Это такая смесь аскетического и экзистенциального. Праздник же Апостолов есть праздник Церкви как общины, оба апостола, Петр и Павел, были важны для созидания христианской общины, мы их продолжатели, и это и наш праздник, к которому мы готовимся основательно, пытаясь стать чуточку лучше.

Аскетическое измерение поста подразумевает не только ограничение в еде, но имеет в виду и другие аскетические упражнения: более продолжительная молитва, отказ от невинной, но рассеивающей внимание деятельности. В аскетике очень важна мера, именно аскетика объясняет, почему Церковь не настаивает на круглогодичном посте. Как не всякий человек готов стать профессиональным спортсменом, так не всякий готов быть в постоянном духовном напряжении. Это, конечно, было бы хорошо и прекрасно, если бы мы все могли круглый год воздерживаться от расслабляющей нас пищи, от отвлекающей деятельности. Но даже в монастырях редко встречаются люди, ведущие настолько строгий образ жизни. Собственно этот образ жизни не является чем-то самозначимым, чем-то приносящим спасение сам по себе. Он – лишь инструмент, позволяющий человеку идти к цели. Чем более способен человек к средоточению своего ума, тем легче ему будет общаться с Богом, легче будет избегать греховных актов, потому что все они начинаются с мысли. Но опять же, все люди разные, и цель христианской жизни – святость, может быть достигнута разнообразными способами. Аскетика лишь инструмент помогающий в одной из сторон сопутствующих достижению этой цели.

Если попробовать это как-то суммировать, то можно сказать, что все четыре названных мною измерения поста говорят о необходимости его регулярности и, возможно, даже постоянности. Но последнее, аскетическое, измерение, основанное не на идеалистических представлениях, не на мечтах, прекрасных самих по себе, но часто оказывающихся лишь миражом, а на реальном человеческом опыте, говорит о том, что, увы, для многих и многих из нас быть в постоянном напряжении невозможно, а потому необходима некоторая регуляция. Необходима гармония между состояниями большей сосредоточенности и вовлеченности и некоторого спокойствия, рефлексии, скорее вдумчивого осознания, чем активной деятельности.

Делать нечто столь напряженное и непростое, как пост гораздо легче, когда множество людей вовлечено в то же самое. Например, ряд современных исследователей говорит о том, что человек решивший бросить курить или сбросить лишний вес и написавший об этом в социальной сети с большей вероятностью сделает обещанное, чем тот, кто этого не сделал. Срабатывает, конечно, и механизм тщеславия, наше желание казаться лучше, чем мы есть на самом деле, но, что важнее, срабатывает и поддержка окружающих нас людей. Для большинства из нас поститься всем вместе легче, чем поодиночке, к тому же, если говорить о социальной и «экологической» составляющих поста, эффект оказывается гораздо значительней и очевидней, нежели при единоличной акции.

Итак, пост, как мне кажется, должен содержать в себе устремленность к встрече с Богом, дела милосердия, заботу о вверенном нам доме и личный подвиг, лежащий в основе всего этого. Открыть/Комментировать

2019-03-18 21:09:38 # 20 для чего нужен пост

Сергей:
Я четко понимаю, зачем пост стоикам. Они воздерживаются всегда, чтобы в минуту лишений не оказаться несчастными. Понимаю, зачем он спортсменам. Перед решающей схваткой, перед соревнованием. И примерно понимаю, зачем он христианам. Примерно с теми же двумя целями. Но вопрос в том, почему тогда только короткие годовые промежутки, а не всю жизнь? Ведь вся жизнь и борьба, и подготовка к соревнованиям. Если скоромная еда плоха, то почему тогда не запретить ее вовсе, как в индуизме. И если хороша, то почему не поститься только перед чем-то решающим – например, перед какой-то сильной, особой молитвой, перед важным событием или как-то так. Почему определенные периоды в году?


о. Афанасий:
У поста в христианской традиции есть несколько измерений, я попробую коснуться некоторых из них. Итак, как мне кажется, у поста есть как минимум экзистенциальная, социальная, «экологическая» и аскетическая стороны.

Экзистенциальная (она же и чисто религиозная) сторона поста происходит из того, что в православной традиции пост не просто некоторое действие механическое, он есть в некотором смысле подражание Христу, постившемуся, согласно Евангелию, на протяжении сорока дней в пустыне (см. Лк. 4:2). А значит в самом акте поста возможна встреча со Христом, разделение Его жизни и, как следствие, опыт переживания Божественного, почему я и обозначил эту сторону как экзистенциальную. Но одна лишь она, конечно, не объясняет, почему мы постимся лишь некоторые определенные периоды. Но она говорит о том, что этот опыт крайне желателен, а потому так или иначе пост должен быть регулярен. Поэтому постов достаточно много, включая еженедельные постные дни – среду и пятницу - на протяжении практически всего года.

Социальная сторона поста состоит в том, что будучи христианами, мы должны разделять и Христово милосердие. Быть теми, кто помогает ближним, в том числе и материально. В книге пророка Исаии так говорится о посте: «Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся» (Ис. 58:6-7). Возможность разделить с голодным хлеб свой на повседневной основе для некоторых из нас – роскошь. Но время поста, это время, в том числе и воздержания в пище, а, значит, мы должны бы тратить меньше денег на нее. И в этот период могли бы разделить эту скромную пишу с теми, кто нуждается больше нас.

Теперь об «экологической» стороне поста. Я взял это слово в кавычки потому, что христианское отношение к окружающей природе не совсем совпадает идеологически с отношением тех, кто именует себя зелеными. С христианской точки зрения человек призван быть добрым распорядителем своего дома и всего, что его населяет. Все дано человеку, и как добрый хозяин он должен относиться к вверенному ему богатству разумно. Наше время – эпоха потребления и потребления чрезмерного, что приводит к тому, что этот дом наш постепенно приходит в упадок. А когда хозяйство приходит в упадок, мудрый хозяин должен принять какие-то меры по приведению его в порядок. Одной из таких мер в нашем случае является сокращение потребления, что является неотъемлемой частью поста. Митрополит Антоний Сурожский говорил, что наше воздержание от мяса во время поста есть, пусть и малая, но попытка исправить насилие над творением Божии. Он говорит, что «мы – страх тварного мира; мы разрушаем его, мы портим и загрязняем его, а призваны мы были изначала вести его в вечность, в славу Божию, в совершенную красоту, которую Бог задумал для всей твари. Мы были призваны сделать из этого нашего мира собственный мир Божий, Божие Царство – не в том смысле, что Он властвует над нами, а в том, что это Его семья: место, где Он живет среди Своей твари и где творения Божии могут ликовать о Нем и друг о друге» (Антоний (Блум), митр. О Страшном Суде и посте, 5 марта 1989 г.). Открыть/Комментировать

2019-03-08 11:59:39 И вот теперь можно перейти к прагматике. Сложно сказать, что является следствием, а что причиной. То ли алтарная перегородка и прочие «преграды» возникают из-за особого отношения к священному и разделения на клир и народ, то ли это разделение приводит к разведению на два различных класса. Главное то, что это разделение лишь видимое и скорее произведение человеческое, хотя и основанное на том, что я постарался выразить выше. Нынешнее понимание имеющегося внешнего разделения – во многом следствие некоторого недопонимания и упрощения. Эти разделения символизируют различие в служении, но никак не различие в значимости. Епископ, совершающий Евхаристию, символизирует и являет собой Христа, а верные – Его учеников. Но, вместе с тем, все верные, включая духовенство, приобщаются одного и того же Тела Христова, пьют одну и ту же Кровь Христову, перед Чашей все становятся одинаковым; равны и равнозначны они до того; все члены единого Тела Христовой Церкви. Вне Евхаристии символика сохраняется лишь отчасти, когда епископ священнодействует (совершает богослужения, проповедует, совершает суд и т.д.), но вне священнодействия (в личной молитве, в смерти, на Страшном Суде), все мы предстаем перед Самим Христом, и всякая символика исчезает.

В рассуждении о священстве мы рано или поздно приходим к некоторого рода дилемме. Что это – просто должность? Или же оно меняет человека онтологически? Различные теологические системы, как правило, выбирают тот или иной вариант, православная же, как кажется, оставляет дилемму открытой. Священство это должность, избрание, на которую осуществляется Церковью, и вхождение на которую подразумевает глубинное изменение человека. Но не менее глубинного изменения требует служение мирянина. Именно поэтому мне потребовалось это теологическое введение. Служения различны и это различие глубинно, но значимость служение одинакова, и всякое служение в Церкви это служение Христу. А потому обозначенная дилемма находит совершенное иное разрешение – двойственный ответ, лишь указывающий направление.

Итак, возвращаясь к самому первому вопросу, гипертрофировано ли чувство священного. Я бы сказал, что скорее не до конца осознано само священное и его восприятие у некоторых членов Церкви. С точки же зрения учения, само отношение Церкви более чем взвешено. Все священно, как говорится в Псалтири, «Господня – земля и что наполняет ее» (Пс. 23:1), но некоторые явления играют роль символов. Вместе с тем, все может оказаться профанированным, а значит низведенным до уровня ролевой игры, все зависит от нашего восприятия и нашего отношения. Церковь, по выражению, того же владыки Антония, должна «быть продолжением Его воплощенного присутствия в мире» (Anthony (Bloom), metr. The Church as a Eucharistic Community).

От членов Церкви зависит воплощение этого в жизнь. Открыть/Комментировать

2019-03-08 11:59:38 # 19 О профанном и священном


Сергей:
Мне кажется, или в современной Церкви несколько гипертрофированно чувство священного? Ну вот, например, алтарная перегородка. В первые века христианства, насколько я понимаю, не было особенного разделения между верными до такой степени, что одни из них должны молиться, будучи отгороженными от других. С другой стороны, вот эта «отгороженность» не сказывается ли на взаимоотношения священников и мирян, а точнее – епископов и мирян? Не создается ли впечатления, что одни более достойны других? Или если создается, и создается умышленно – может быть, так и должно быть? Одни должны быть жрецами, священниками, входящими в алтарь для приношения, выбранными из народа. А другие – просто людьми, приносящими для этой жертвы дары.
Или все же в христианстве верные равны?

о. Афанасий:
Начну немного с конца. Равенство не означает единообразия и одинаковости, а потому не является противоречием то, что верные равны между собой и при этом имеют различные образы служения. С богословской точки зрения, у каждого в Церкви есть свое место, свое служение, и никакое не является более или менее значимым, более или менее возвышенным. Служение мирянина не меньше и не больше служения священника или епископа. Оно просто другое. Хотя внешне может показаться, что это совсем не так, с богословской точки зрения, с точки зрения спасения во Христе, с точки зрения святости, все служения равнозначимы, равноспасительны, равноважны, но различны.

Здесь мне представляется важным сказать о том, что в Церкви существует три ступени посвящения, три Таинства вводящих человека в Церковь: Крещение, Миропомазание и Евхаристия, а точнее первое Причастие. С Крещением все относительно понятно: погружаясь в воды Крещения человек умирает для мира, умирает со Христом и, как говорит митрополит Антоний Сурожский, «мы должны выйти из купели Крещения, обладая мертвостью Христовой (см. 2 Кор. 4:10). В нас должно умереть все, что чуждо Богу, все, что недостойно Его и недостойно нас как подлинных человеческих существ» (Anthony (Bloom), metr. The Church as a Eucharistic Community). Причащаясь первый раз, человек всецело вливается в Церковь, которая является Телом Христовым, и это завершает его вхождение в общину Христа. И между эти двумя событиями совершается Таинство Миропомазания, которое обычно нами не замечается, поскольку оно в настоящее время совершается сразу же после Крещения и для человека неподготовленного, а таковыми являются большинство крещаемых и их восприемников, оно может казаться просто одной из составляющих Крещения. Между тем, это одно из Таинств Церкви и, при том, весьма значимых.

Если мы обратимся к истории этого Таинства, то окажется, что ранее оно совершалось сначала апостолами, а затем епископами посредством возложения рук и лишь впоследствии было заменено на помазание Священным Миром, освященным Предстоятелем Церкви. Так вот, это возложение рук должно напоминать нам нечто, что по сей день совершается в Церкви – Таинство рукоположения в священный сан. По сути дела, Таинство Миропомазания является своего рукоположением в мирянина, поставлением человека на служение Церкви, определение его места в общине. После Крещения человек просто христианин, после Миропомазания – он член общины, имеющий свое особое служение. Такова, можно сказать, идеологическая составляющая вопроса: все члены Церкви, от Патриарха – до мирянина стоящего на паперти, посвящены для служения Христу, каждый своим особым образом. Открыть/Комментировать

2019-03-04 11:07:38 — Почему? – шепотом спросил Рэнсом, не сводя с нее глаз.
— Тебе это знать, не мне, – ответила она. – Разве не в вашем мире это случилось?
— Что именно?
— Я думала, ты мне расскажешь, – удивилась теперь она.
— О чем ты? – спросил он.
— В вашем мире Малельдил впервые принял этот образ, – объяснила она, – образ нашего рода, твоего и моего».

И это одна сторона рассуждений, о которой, действительно, лучше почитать у Льюиса. А другая – о том, как можно осмыслить наше одиночество, если оно окажется таковым. Как мне кажется, это одиночество только усиливает христианскую мысль. Боговоплощение ведь происходит не как нечто торжественное, а скорее как нечто скромное и простое, более того – уничиженное. Происходит оно не в центре тогдашнего мира, Риме, а где-то на задворках Империи. И даже не в столице провинции Иудея, а в небольшом городке, в простых яслях, в небольшой пещере.

Меня в свое время поразил образ использованный святым Иринеем Лионским в его «Послании к Лунгдунским мученикам». Он рассказывает об одной мученице, по всей видимости, со слов очевидцев. Это была простая девушка, особенно не выдающаяся, «маленькая и слабая, ничтожная» (Евсевий Памфил. Церковная история, 5, 1, 42), про которую думали, что у нее «по ее телесной слабости, не хватит сил на смелое исповедание» (Евсевий Памфил. Церковная история, 5, 1, 18). Однако, именно ее вид «словно распятой на кресте, ее горячая молитва внушали много рвения состязавшимся: благодаря сестре телесными глазами увидели они Распятого за нас» (Евсевий Памфил. Церковная история, 5, 1, 41). Святой Ириней использует не образ могучего воина и не знатного патриция, а бедной немощной девушки, через которую является Христос.

Так вот, если мы предполагаем, что мы одиноки, это должно усиливать наше ощущение смирения нас перед Богом, и величия Божия, Который, хотя и творит огромную Вселенную, воплощается не где-то в центре Вселенной, если о таком вообще можно говорить, даже не в центре нашего скопления галактик, не в центре нашей галактики Млечный путь, а где-то на окраине, на маленькой неприметной планетке, на которой живут маленькие люди. Меня это побуждает мыслить о себе весьма скромно, и, вместе с тем, это наводит на мысль о том, что Бог заботиться о нас, людях, несмотря на то, что мы – маленькие песчинки, живущие на бледно-голубой точке, как был назван снимок сделанный аппаратом «Вояджер-1» в 1990 г., под названием Земля. Плывущей по бескрайнему океану космоса, простирающемуся вокруг нее. И мне это кажется прекрасным.

Даже если мы одиноки в этом огромном пространстве, мы окутаны безмерной любовью и заботой. Открыть/Комментировать