Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

Могу ли я поднять руку? Я поднимаю ее; но спрашиваю себя: мог | CatScience

Могу ли я поднять руку? Я поднимаю ее; но спрашиваю себя: мог ли я не поднять руки в тот прошедший уже момент времени? Чтобы убедиться в этом, я в следующий момент не поднимаю руки. Но я не поднял руки не в тот первый момент, когда я спросил себя о свободе. Прошло время, удержать которое было не в моей власти, и та рука, которую я тогда поднял, и тот воздух, в котором я тогда сделал то движение, уже не тог воздух, который теперь окружает меня, и не та рука, которою я теперь не делаю движения. Тот момент, в который совершилось первое движение, невозвратим, и в тот момент я мог сделать только одно движение, и какое бы я ни сделал движение, движение это могло быть только одно. То, что я в следующую минуту не поднял руки, не доказало того, что я мог не поднять ее. И так как движение мое могло быть только одно, в один момент времени, то оно и не могло быть другое. Для того чтобы представить его себе свободным, надо представить его себе в настоящем, в грани прошедшего и будущего, т.е. вне времени, что невозможно».

К счастью, не весь роман состоит из таких рассуждений. Как Штирлиц, который умел делать хорошую мину при плохой игре (и мина сработала, когда штандартенфюрер покинул компанию, где проигрался), Толстой вбрасывает свою «мину» теоретических рассуждений в эпилог (состоящий, на секундочку, из двух частей, в каждой из которых больше десятка глав). Нет, местами он добавляет рассуждения и в саму ткань повествования, особенно туда, где речь идёт о войне, но, к счастью, не так уж и много. Рассуждения эти призваны доказать, что действия одной, пусть даже очень яркой, личности никак не могут влиять на ход истории. И действия десятков таких личностей – тоже. А ход истории определяется взаимодействием неизмеримо большого числа сознаний, поступков и мотивов абсолютно всех участников исторического процесса – от последнего конюха до императора. И приказы императора не будут иметь никакой силы, если они направлены вопреки движению этого исторического процесса. Толстой говорит, что мы ещё не умеем понимать законы, по которым он функционирует, но что именно в этом состоит основная задача истории – а не в описании отдельных персонажей, которым просто повезло всплыть на поверхность этого бурлящего котла. Поэтому он и полемизирует с историками своего времени, поэтому он и строит свою теорию с нуля. Не знаю, насколько он прав, скорее всего, истина лежит где-то посередине. Но я вспоминаю свои школьные уроки истории, когда нам постоянно говорили, что то или иное событие неизбежно должно было свершиться – и теперь примерно понимаю откуда, в том числе, ноги растут.

А люди, изображенные в четырёх частях романа? Люди – пешки. Не думаю, что когда-нибудь Толстой реально интересовался судьбами людей. Понимал он их великолепно. Читаешь – и поражаешься тому, как глубоко он описывает мотивы, потаённые чувства и мысли людей. Как точно, короткими мазками рисует разные деструктивные сценарии – любой психолог бы обзавидовался. Наташа Ростова, склонная к созависимости, сначала без памяти влюбляется в Курагина, безответственно накачивающего её признаниями в любви, а затем находит своё счастье в таком же созависимом Пьере, с которым у них налаживается семейная жизнь без каких-либо личных границ. Андрей Болконский чисто нарциссически (а чего вы хотели, с таким папой-то) забивает себе место жениха той же Наташи Ростовой и сваливает в закат на полгода с туманной инструкцией «мы обручены, я вернусь и женюсь, но ты никому об этом не говори» – и это девушке в самом расцвете лет, которой нужно срочно искать себе реальных женихов. Да собственно и папенька, Болконский-старший, очень трогательно довёл всех домочадцев и родную дочь до состояния, когда люди при нём теряли способность думать от стресса. При этом дочь, княжна Мари, обязана была ежедневно заниматься под руководством отца точными науками, и поскольку соображать от страха она просто не могла, – регулярно выслушивать «дура» в свой адрес. Кстати, замуж он её, конечно, от себя не отпустил, искусно сыграв на эмоциях, когда приехал потенциальный жених.