На кончике носа Жени выступили капельки пота. Ещё бы. Мало тог | КРИНЖОВЫЕ ИНФОПОВОДЫ, О КОТОРЫХ Я ПИШУ НА РАБОТЕ
На кончике носа Жени выступили капельки пота. Ещё бы. Мало того, что бедняга уже с полсуток эксплуатирует своё зрение и мелкую моторику, работая за сущие гроши, ему в довесок приходится безостановочно пиздеть. Впрочем, делает он это увлеченно, ведь болтаем мы всегда о его любимом: об искусстве, конечно. Обсуждаем язычество Кандинского, битников, французскую новую волну и заумь, я даже немножко читаю ему Хлебникова.
Потом Женя в сотый раз прогоняет свою дебильную пургу про смерть эго. Божится, что купит избушку где-то в глуши, сядет на диету из святого духа, прирастет к своему холсту и больше никогда не будет онлайн. Наивно, но не смейтесь. Жене не присущ прагматизм — он настоящий художник. Мне повезло, что для того, чтобы прокормиться, ему приходится бить татуировки.
Наконец мы притихли, темы иссякли, процесс идёт к завершению. «Ну, а ты-то где теперь, чем маешься?» — он интересуется больше из вежливости. Я отвечаю и вижу, как разочарованно морщится вспотевший нос. Женя — настоящий художник, и он справедливо выписывает меня из творческой интеллигенции. Женя знает: мы, журналисты, таким как он не чета.
Я хочу, чтобы и вы не заблуждались, ребята, медиа — рай для посредственностей! Многие почему-то считают, что раз профессию обозвали творческой, то в ней люди из другого скроены, что здесь работаешь иначе, если ты талантлив. Хуя. Литература у нас всем — до пизды дверцы.
Восемь утра: гордые представители творческой профессии с восковыми лицами влезают в свои офисные загончики. Каждый день мы пишем так, чтобы было понятно. Всем понятно, без исключения. Без витиеватостей. Без страдательных залогов и длинных конструкций. Без трёх предложений с одного предлога. Чтобы глазки читателя не уставали, мысль должна ложиться в пол строки. Срочность — это дополнительный кошмар журналистики, маленькое назойливое животное, паразитирующее на и без того неблагодарном труде. Какое тут, бля, творчество? Мы — копирайтинг-негры. И уверяю, пахнет на наших плантациях дурно.
А хуже всего то, что жрёт поедом все это дерьмо любого нормального человека. Попробуй после нескольких лет штудирования методичек сядь, да как раньше попиши по-своему, в атмосфере личной трагедии. Мышечная память — штука сильная, работает и с интеллектуальным трудом. Мысли костенеют, теряют выразительность и красоту живого языка, а руки сами режут предложения на легко читаемые блоки, чистят их от всякого — всякого такого, что превращает голую мысль в произведение искусства.
Я расплачиваюсь с Женей, и мы, уставшие, вяло перекидываемся еще парой фраз. Я выхожу из крохотной комнатушки на Красногвардейской — его салона, студии и дома. Всё в одном. Вокруг — по-зимнему густая ночь юга Москвы. Эх, ребята, убивают не всегда свинцом. Искусство вот можно и денежками. Такими синенькими, красненькими… Знаете?
