Памяти старшего брата Мой старший брат Илья родился в 1924 го | Зона Лазерсона

Памяти старшего брата

Мой старший брат Илья родился в 1924 году, 23 апреля. Возможно, не все еще забыли, что в тот год, в январе, умер Ленин. А день рождения Владимира Ильича – 22 апреля. Вот потому-то в свидетельстве о рождении младенец был записан под именем Ильич. То ли в загсе навязали, то ли родители по зову сердца сами выбрали это имя, столь популярное позже у южноамериканских революционеров. Все, конечно. Звали его Ильей, и даже в позднейших документах, в том числе и воинских, обозначен он именно Ильей. Родители находились в расцвете молодости. Маме шел 22-й год, отцу – 26-й. Работали они на таможне в местечке Негорелое, под Минском, где проходила тогда советско-польская граница. Отец бухгалтером, мама – счетоводом.
На польской границе все довоенные годы было неспокойно. Сейчас трудно сказать, кто больше обострял обстановку: поляки или «советы», но в изголовье супружеского ложа моих родителей висела на гвозде винтовка, и отец, время от времени среди ночи по тревоге хватал ее и исчезал до утра. В полном соответствии с законами драматургии она в 1939 году выстрелила, когда СССР и Германия «поделили» Польшу.
В те годы ненависть к «панской Польше» и ее президенту поощрялась и культивировалась. Когда за несколько лет до войны маршал Пилсудский умер, дети и подростки, рассказывали сестры, приплясывая и кривляясь, кричали дразня польских пограничников: «Здех Пилдсудский!».
Отец, Нохим Шепшелевич, родился в Пинске, в зажиточной семье, окончил реальное училище в городе тогда практически польскоязычном. В 1915 году был призван в армию. В 16-м году дивизия, в которой он служил, сдалась в плен. Два года отец пробыл в Германии, где, кстати, весьма усовершенствовался в немецком языке (владея при этом, разумеется, идишем, а также ивритом и польским).
В 1918 году был отпущен на родину, где его тут же призвали в Красную Армию. До конца гражданской войны служил пулеметчиком. Перенес тяжелый тиф, осложнением которого стал порок сердца. Демобилизовался, но дома его никто не ждал. Родители с дочерью, близнецом отца Полиной, уехали в Палестину.
О войне (лучше сказать, о трех войнах, в которых от участвовал) отец ничего нам, детям, не рассказывал. Вспоминал иногда китайца, который в годы гражданской войны был у него, пулеметчика, вторым номером. При этом очень похоже и смешно воспроизводил китайский акцент.
Мама, Евгения Захаровна, родилась в большой семье в Могилеве. Бабушка выносила 14 детей, десятерых вырастила. Мама и ее брат-близнец Аарон были младшими. Дед умер не старым, изрожавшуюся бабушку во время революции разбил паралич. Почти все ее дети эмигрировали еще раньше в Аргентину, остались трое: мама, Аарон и Фанни. Бабушка сказала незадолго до смерти: «Пусть Фанни уезжает в Аргентину, там женихи. Женя хорошенькая, она и здесь найдет мужа». Так и произошло. Аарон, кстати, смог уехать в 1925 году. В 1968 году, незадолго до своей смернти, он прислал маме гостевой вызов. У нас есть фотография: большой ресторанный зал, два ряда сдвинутых столов. А за ними с поднятыми бокалами наши родственники: без малого сотня. И это только часть их, многие разъехались по всему миру.
У Полины, сестры отца, в Израиле родилось двое сыновей, она дождалась правнуков. Почти никого из многочисленных потомков двух семей не было бы на свете, останься сестры и братья моих родителей в Витебске и Пинске.
В 1932 году родители собрались было эмигрировать в Аргентину. Присланы были оттуда деньги, билеты, оформлены в Риге документы. Но тут мышеловка захлопнулась: выезд из СССР был прекращен. Валюту потратили в торгсине (была такая организация – «торговля с иностранцами»), билеты аннулировали и продолжили жизнь в стране побеждающего социализма, с опаской ожидая\ последствий. Я удивляюсь: как отца не «замели» если не тогда, то позже, в 1938 – 39 годах? Ведь у него и немецкий плен был в биографии, и сомнительное социальное происхождение, и попытка покинуть страну.
Несколькими годами позже Илья, по неразумению, впутал отца вообще в расстрельную историю.