здесь были драконы

2022-05-10 01:28:13 Итак, вышеупомянутый рассказ принадлежит лауреату Нобелевской премии по литературе, одному из отцов-основателей аналитической философии и соавтору «Principia Mathematica» – Бертрану Расселу. На момент написания этого поста правильный ответ дали 7% поучаствовавших в опросе, а топ три предположения – это Жижек (30%), Сартр (18%) и Ланд (16%). Что и неудивительно, учитывая содержание рассказа, которое отлично подошло бы молодому Пелевину. Сам рассказ в русском переводе называется «Истина восторжествует. Дорога в Лхасу» (в оригинале уже в названии есть забавная игра слов: «The right will prevail or the road to Lhasa»). В общем, логика рофлам не помеха. Открыть/Комментировать

2022-05-08 14:59:50 Открыть/Комментировать

2022-05-08 14:59:42 Давайте сыграем в игру. Я опишу сюжет рассказа, а вы попробуете угадать, перу какого философа он принадлежит.

Начинается все с того, что главный герой ради секса с понравившейся девушкой потратил все сбережения и связался с криминалом. Он уже готов покончить жизнь самоубийством, но его спас лидер тайной организации, предложивший герою работать на него взамен на новую личность (имя и паспорт).

Штаб тайной организации находится в Южной Америке. Её главная цель – бороться за правое дело (под чем понимается реставрация монархий по всему миру), дискредитируя левые правительства. Основной метод – шантаж, ставший возможным благодаря особой траве, действующей как сыворотка правды. Об этот траве известно только в родной стране лидера сей организации, а сам он, как и местные жители, обладает иммунитетом к её действию.

Главный герой – единственный безыдейный участник организации. Один участник хочет реставрировать Священную Римскую империю, другой мечтает о возрождении Тевтонского ордена. Третий – египтянин, считающий, что авраамические религии мешают процветанию его родины. Четвертый – мексиканец-марксист, желающий избавить Мексику от гнета европейской буржуазии и вернуться к старым традициями, включающим жертвоприношения. Пятый – просто доктор, убивающий людей за деньги. Шестой – искренний советский коммунист, который вынужден был бежать после предложения заключить союз с нацистами. Седьмой – американский коммунист, который желал лишь прославиться, а поэтому щедро сдавал товарищей во времена «red scare», чтобы о нем писали в газетах. Восьмая – женщина, считающая себя принадлежащей к роду венгерских королей и крови Аттилы. Она же ярая сторонница монгольской государственности.

Когда дело доходит до конкретного обсуждения, как нужно перестроить мир, то все они закономерно не могут договориться. Более того, участники организации подозревают лидера в игнорировании их интересов и работе исключительно на свою страну. Чтобы это проверить, они подсыпают ему в еду траву, действующую как сыворотка правды. Оказывается, что у лидера уже давно нет иммунитета. Он разбалтывает, что попросту хочет править миром, а затем умирает.

Главный герой сразу же после этого начинает клясться в любви венгерке, но вдруг обнаруживает, что и все идейные участники организации делают то же, что и он. Она принимает все признания и предлагает им поехать в Тибет, чтобы возродить традицию многомужества. Открыть/Комментировать

2022-05-01 15:50:23 Томас Гоббс и Томас Нагель связаны не только одним именем, но и схожим взглядом, согласно которому философия не просто доступна каждому, но и каждый в той или иной степени философствует, сам того не зная. Наиболее ярко это выразил Поппер со своим: «все люди – философы».

Все это лишь кроткие шаги к тому, чтобы обозначить существование философских подпивасов. Кто это такие? Сделаем небольшую зарисовку – по дороге из университета (или даже с работы) подпивас слушает скачанные на телефон лекции Дугина; пока никто не завел стримы, дома он спорит в конфах об интеллектуальных элитах и Ницше; вечером подпивас заходит на стрим Маргинала, чтобы узнать своё мнение по животрепещущим вопросам философии и актуальной политики, а также, чтобы написать, что Маргинал – «кукеч»; после этого, имея на руках пригоршню тейков, подпивас ищет, где их применить (желательно в критическом ключе), несмотря на свою полную неспособность к аргументации. На следующий день все повторяется. В динамике, конечно, интеллектуальные ориентиры подпиваса со временем меняются, но способ взаимодействия с философским контентом остается прежним.

Узнать такого человека можно по двум ярким характеристикам. Первое – подпивасы противятся изучению материалов по темам, которые любят обсуждать (они не читают философские статьи и книги, а ждут готовых тейков от тех, кто читает). Второе – у них нет серьезных философских притязаний. Когда подпивас критикует какую-нибудь философскую позицию (допустим, условный сциентизм), то он не хочет её опровергнуть или внести свой интеллектуальный вклад, подпивасу просто важно слить сторонников какой-либо идеи (например, сциентистов). Если же на руках оказываются не критические тейки, то тогда подпивас высказывает их, как недоступную нормисам базу.

Плохо ли быть философским подпивасом? Я знаю многих людей, которых действительно раздражает, когда у них всерьез спрашивают про мнение Дугина или даже всерьез пересказывают позиции такого рода интеллектуалов. Но, как мне видится, всё-таки существование такой аудитории ярко вскрывает одну важную позитивную функцию философии – без соприкосновения с философией (пускай и поверхностного) жизнь некоторых людей была бы значительно хуже. Из сего, видимо, следует, что поверхностное отношение к философии неизбежно, как и потенциальная недооценка усилий тех, кто относится к ней не поверхностно. В этом плане Поппера стоит дополнить: все люди – философы, смиритесь с тем, что «все» и обрадуйтесь, что все-таки «философы». Открыть/Комментировать

2022-05-01 14:26:27 Открыть/Комментировать

2022-04-30 16:53:46 В суматохе дней совсем забыл упомянуть о своей недавно вышедшей статье (внезапно) об идеологии. В основе статьи лежит удивление, которое я испытал, когда наткнулся на слово «идеология» у Куайна. Правда, то была идеология не в политическом смысле. Собственно, в статье я смотрю, что получится, если этот смысл ей придать.

По традиции оставляю небольшой отрывок из статьи:

«Итак, идеология для Куайна – это про то, какие идеи могут быть выражены в рамках определенной теории. Сразу же договоримся, что мы возьмем только эту прямую формулировку, не перенося в область политического понимание Куайна во всех его нюансах. Как мне видится, прежде чем взращивать экзотический сад стоит посмотреть, как на новой земле приживется растение, ради которого все и затевается.

Такой подход интересным образом оборачивает стандартную логику рассуждений об идеологии, где на одной стороне есть «они», поевшие из мусорного бака идеологии догматики и носители ложного сознания, а на другой – «мы», вооруженные теорией сторонники правильных идей. Несмотря на всю мутабельность концепта идеологии в гуманитарных дисциплинах, в качестве обыденной интуиции закрепилось представление о том, что есть идеология, которой ангажированы просто так, а есть полноценная политическая позиция, которая вырабатывается в виде взвешенного мнения через изучение литературы. Быть идеологизированным – не значит ничего хорошего, в то время, как быть теоретизированным – это уже похоже на какой-нибудь интеллектуалистский лозунг.

Получается, что сначала есть идеология, а уже после теория, которая ниспровергает одни и возвышает другие идеологии. Если же идти от понимания Куайна, то эта логика оборачивается – сначала у вас есть теории, а уже после на их основе возникает идеология в качестве совокупности идей, выразимых этой теорией. И, естественно, здравый смысл – это тоже своего рода квази-теория или даже конструктор смыслов, формируемый как эпохой и образованием (философскими и научными концепциями), так и случайными факторами (например, поведением других, из которых легко изымаются взгляды на нормы морали). Поэтому, просто изучить новую теорию – это не значит шагнуть за пределы незавидной судьбы идеологического мышления. Наоборот, работа с теорией может укреплять идеологизированность – все мы понимаем зачем неомарксисты читают критическую теорию, а либертарианцы экономистов австрийской школы». Открыть/Комментировать

2022-04-27 14:38:58 Одна из характерных идей классического либерализма – это, возникающее еще у Локка, право на первоначальное присвоение. Если совсем упрощенно, то оно подразумевает возможность справедливого присвоения ничейных ресурсов (природных в естественном состоянии ). По этому поводу имеется интересная внутренняя полемика, но если говорить о том, как это выглядит вне либеральной оптики, то многим такое право может показаться контринтуитивным. С одной стороны, более очевидной может казаться интуиция коллективного владения природными ресурсами. С другой же, часто свою лепту вносит жизненный опыт, в рамках которого люди привыкли по-настоящему владеть немногим, если сравнивать то, чем они владеют с природными ресурсами.

Так или иначе, есть один тип ситуаций, где своеобразное право первоначального присвоения заявляется и энергично отстаивается почти всегда. Речь о ситуациях, когда некто заявляет, что первым начал заниматься неким «Х» среди неких «Y». Допустим, первым открыл Деррида среди русскоязычных философов или же выпустил первую монографию о философии сознания на русском языке. Замечу, что здесь есть некоторая связь с тем, что факт подобного контекстуального первенства в бизнесе считается позитивным маркетинговым ярлыком. Точно также, как условное «пиво из первой пивоварни Европы» в качестве ярлыка продает нам нечто дополнительное по отношению к самому продукту, так и локальные философские первопроходцы нередко претендуют на статус мэтра ввиду открытия некого «Х» неким «Y».

Если нечто подобное имеет место, то о своеобразном символическом присвоении люди заявляют почти что всегда. Что характерно, идеи (жанры в искусстве, направления в философии, способы заработка) в данном случае – это не ничейные ресурсы, а само присвоение работает скорее по факту акта признания, а не непосредственно акта присвоения. Такому первопроходцу нужно, чтобы его право быть мэтром было поддержано признанием со стороны тех, кто не обратил на выбранную тему внимание до него. И это, конечно же, плодородная почва для всякого рода обид, скандалов, выписываний из профессии и всего в таком духе.

Интересно другое, почему право на (частичное) присвоение идей (или, если позволите, идеальных или абстрактных объектов) может казаться более очевидным, чем право на справедливое присвоение материальных ресурсов? И под очевидностью я имею ввиду не то, что люди формулируют такое право, а то, что они ведут себя так, будто бы они вправе. Вполне ясно, что многие из нас живут в достаточно «пиратских» культурах, которые, конечно, не только про пиратское потребление контента. Так, скорее всего большинство современной музыки создается частично или даже полностью на пиратском софте (и это, возможно, даже не особенность отдельных регионов, ведь, держите поп-культурную отсылку, даже Канье был замечен на скачивании vst с торрентов); сам же софт многими саунд-продюсерами и рассматривается в качестве своеобразных ничейных ресурсов (весь нюанс тут в том, что факт наличия софта – это условие их деятельности, что и дает некоторое оправдание, как просто пиратству, так и этичному пиратству по модели «когда начну зарабатывать, то куплю все плагины официально»).

Думаю, что эта загадка в конечном счете говорит нечто в пользу идеи о том, что там, где есть возможность присвоения, появляется и притязание, которое, чем более становится очевидным или неизбежным, тем ближе становится к превращению в право. Соответственно, сам факт наличия известной возможности – это то, что нарушает завесу неведения при формулировании того, что могло бы быть естественным и фундаментальным правом. Уже это в свою очередь делает практическую возможность и притязания чем-то близким к праву в глазах многих людей, а то, что могло бы быть правом в полном смысле этого слова – невозможной утопией. Открыть/Комментировать

2022-04-18 16:55:37 Теперь же о том, что не так с марионеточным активизмом в паре емких доводов: а) такой активизм, судя по всему, требует цинической предпосылки в стиле того, что «лучшее, что могут сделать некоторые люди – это сделать так, как я говорю»; б) практики такового активизма часто исходят из слабого различия между словами и поступками, когда считается, что слова – это приоритетный вид поступка (это предпосылка политического идеализма; с политреалистической точки зрения, естественно, сторонник определяется через действия, а не через заявляемые позиции); в) как уже было указано, марионеточный активизм предполагает некоторую обязывающую концепцию нормативной силы призывов; г) часто это просто способ поставить человека в неудобную ситуацию (дескать, выбирай – честь или почти гарантированные санкции за слова); д) марионеточный активизм – это про то, что сам человек хотел бы сделать, но не может (не хочет марать руки), а поэтому предлагает сделать это за него.

Завершим проясняющей аналогией. Так, в стратегических играх игрок действительно достигает целей, не действуя непосредственно, а отдавая приказы юнитам. Марионеточный активизм часто напоминает попытку встать в роль такого игрока, но в реальной жизни, где никаких юнитов на самом деле нет, а есть только другие игроки.

Про марионеточный активизм. 2/2 Открыть/Комментировать

2022-04-18 16:55:36 Есть одна форма политического активизма, которая в большинстве случаев достойна только порицания. Обычно этот вид активности ничего не меняет, если не удается, и с большой вероятностью делает вещи хуже, если удается. Речь идет о ситуации, когда некто считает своим политическим вкладом эмоциональные призывы с давлением или даже с принуждением к действиям других людей.

Давайте сразу обозначим, что такой призыв может быть обоснованным и тогда он может иметь нормативную силу. То есть, человеку, которому изложили эти обоснования, имеет смысл поступить соответствующим образом. Но даже в таком случае он не обязан поступать именно так. Ему следовало бы, так было бы наиболее верно, в эту сторону чашу весов склоняет рациональное рассуждение, но все это не означает обязательства, если мы все еще считаем, что люди свободы придерживаться иррациональных позиций и решений. Конечно, можно сказать, что люди в этом отношении несвободны и обязаны не верить во всякий бред, да поступать правильно; на практике вариант такой позиции просто даст вам повод для невербального принуждения других, если вы не смогли их принудить что-то сделать путем искусного слова.

Так или иначе, вопрос нормативной силы призывов мы откладываем в сторону (делая заметку, что она может иметь место), ведь в действительности те, кто считают своим политическом вкладом призывы других обычно действует не в логике обоснования, а в логике своего рода дискурса истерика — активного продвижения своих взглядов. Для простоты назовём это марионеточным активизмом, имея ввиду, что целевое действие, на которое направлен такой активизм, предполагается быть совершенным не самим активистом, а кем-то другим. То есть, всегда есть некая условная марионетка, за нити которой пробует дернуть сей активист. Подчеркну, что сущностной чертой здесь является даже не факт призыва к действию, а сопутствующее ему давление и распределение ролей.

Саму же стратегию марионеточного активизма можно увидеть и на локальном, и на глобальном уровнях. Иногда это бывает относительно безобидно. Например, на локальном уровне некоторые люди могут считать своим долгом требовать от других высказаться. Иногда это менее безобидно, когда спрашивающий знает, что некоторые вероятные варианты ответа – это состав преступления в том месте, где находится отвечающий. К слову, это замечали ван Еемерен и Гроотендорст, когда говорили, что у аргументации могут быть институциональные ограничения и тогда она на самом деле невозможна. Так и здесь я предпочитаю считать, что институциональные ограничения делают свободный ответ в действительности невозможным. Искренний ответ, несомненно, даже в таких условиях возможен, но меня несколько смущает, что он становится похож на своего рода селфхарм.

Яркий пример такой ситуации у нас перед глазами – не во всех близлежащих странах люди могут высказывать любую позицию о ситуации на Украине без последствий. Соответственно, марионеточный активизм в отношении некоторых из этих людей (тех, чья позиция = состав преступления) – это что-то малоотличимое от попытки просто подвести их к легальной ответственности. Как и было сказано вначале, либо попытка неудачна и ничего не меняется, либо удачна и становится только хуже. Вероятно, это в чистом виде пример ситуации, когда некоторое действие формально направлено против некой власти (заметьте, что требование высказаться обычно подразумевает, что человек должен «правильно» высказаться, то есть нити тянутся не к случайным «марионеткам»), но фактически может оказаться тем, что только укрепит её.

На глобальном уровне просто существуют виды внешнего давления на другие страны, смысл которых в том, чтобы подвести граждан этих стран к некоторым действиям.

Про марионеточный активизм. 1/2 Открыть/Комментировать

2022-04-15 14:20:12 Что же касается практичности показателя приверженности (истине), то тут можно заметить, что любой способ нечто узнать предполагает достаточный уровень входной информации. И степень приверженности – это степень независимости метода от того, чем конкретно будет заполнен достаточный уровень. Например, некоторые программы, которые распознают то, что «загадал» человек (от всем известного джинна до рекламных алгоритмов) демонстрируют высокую степень приверженности, имея возможность распознать «загаданное» из разных комбинаций достаточных входных данных.

Сравним теперь это с примером учителя, которую надо распознавать способных учеников. Будем честны, часто подобное распознавание представляет собой пару формальных критериев, смешанных с личными впечатлениями и, что называется, глубинными профессиональными интуициями. И в чем прикол низкой степени приверженности метода истине: даже если все это позволяет признать чью-то способность, то метод все еще не очень хорош, если его работоспособность зависит от условия совпадения способности с критериями, впечатлениями и догадками распознающего. В практическом смысле это означает, что кто-то не будет распознан, и это достаточно несправедливо, коли дело только в изъянах способа распознавания.

Идею отслеживания истины в её составных частях полезно крутить под разными ракурсами, чтобы увидеть реальные недостатки не только нашего познания, но и наших практик там, где в ином случае мы были бы в общем удовлетворены и, вероятно, не видели возможностей для улучшения ситуации. Открыть/Комментировать