Горе тому, кто не разучился в наше время изумляться, — к разго | мальчик на скалах
Горе тому, кто не разучился в наше время изумляться, — к разговору об отмене русской культуры — очень толковые размышления Игоря Гулина.
«тот шок, который мы испытываем, это не только шок от насилия зверского, но еще шок от насилия, будто бы не мотивированного ничем, кроме самого себя. и этот шок работает как спадание покрова - он говорит о том, сколько другого, рационализируемого насилия мы готовы были принять - не одобрить, но принять в свою картину мира. и конечно этот шок переворачивает чувство истории, потому что история - не целиком, но отчасти - это история чем-то мотивированного насилия».
Шок от насилия плюс шок от осознания себя посреди шизофренической действительности, где публичные люди отмораживаются по полной: от языка до внешнего облика. Скинь жопу от Д. Медведева, Гитлер был евреем от С. Лаврова и всякое такое — все это комично до леденящего душу ужаса, такое ощущение что все это представление сварганено на фабрике троллей. Оппонирующие говорят на языке прошедшего времени, пытаются вразумить примерами человеческих трагедий, но убитому ты вложишь пальцы в раны один раз, а сколько раз на экране ты видел, как убитый шевелил рукой, чтобы почесаться или вообще вставал и шел в булочную.
За чтением протоколов допросов обвиняемых во время сталинских чисток язык их кажется сказочно помпезным, как у романов Николая Островского, потому и жертвы, чья боль невообразима, вдруг оказываются персонажами соцреалистического романа. Взломать этот язык по силам было Платонову или Мандельштаму — но во времена позднего сталинизма уже клепали новую нацию со своей мифологией, языком и иконостасом. Кто теперь, кроме читателей книги Добренко, знает, что Олега Кошевого из «Молодой гвардии», улица с именем которого есть почти в каждом городе бывшего СССР, продвинула и выдумала оборотистая его мамаша, сама сотрудничавшая с немцами на оккупированной Украине. Сейчас по этому примеру создают новые мифы и новых скороспелых героев, уже даже не заботясь об их жизнеспособности. Впрочем, легко представляю в постядерной России пустырь Имени Безымянной Старушки С Красным Флагом.
Ответить на это и попытаться остаться, насколько это возможно, вменяемым можно сбережением осколков, фрагментов, мелочей, образов, впечатлений, в общем, ведением дневника. Быть хронистом своего времени. Как говорил Иван Болдырев в интервью тому же Гулину о Вальтере Беньямине: «Каждая мелочь имеет значение, потому что в каждой может спрятаться спасение. Еще одна знаменитая его фраза: каждая секунда интенсивного времени будущего — это калитка, в которую может войти мессия. Только так мы оказываемся способны противостоять той версии истории, которую пишут победители».
Так, например, в период Блокады Ленинграда поступали Ольга Фрейденберг, Лидия Гинзбург или Геннадий Гор. Добренко в «Позднем Сталинизме» обращает внимание на гротескные, жуткие стихи последнего, где нагая правда человеческого осатанения показана с обэриутской мертвоголовой ухмылкой:
Я девушку съел хохотунью Ревекку
И ворон глядел на обед мой ужасный.
И ворон глядел на меня как на скуку
Как медленно ел человек человека
И ворон глядел но напрасно,
Не бросил ему я Ревеккину руку.
